Микеланджело. Жизнь гения - Мартин Гейфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
13 марта 1518 года Буонинсеньи послал Микеланджело письмо, несколько неопределенно адресованное «Микеланджело в Пьетрасанте или в Карраре» и уверяющее, что папа и кардинал с великим удовольствием восприняли весть о том, что он наконец вот-вот займется добычей мрамора в горах над Пьетрасантой, приступить к каковым работам они умоляли его целый год[833]. За этим посланием последовало другое, составленное уже лично кардиналом Медичи, в котором тот выражал свое и своего кузена папы живейшее удовольствие, а также радость оттого, что не надо более понукать и принуждать его[834]. Впрочем, добившись своего, они возложили на Микеланджело дополнительное бремя. Он брал на себя обязательство надзирать за строительством дороги, ведущей к каменоломням, расположенным в горах близ маленького городка Серавецца, к северу от Пьетрасанты.
Эти были для Микеланджело годы кочевья: он то и дело ездил из Флоренции в доки Пизы и Пьетрасанты, Серавеццы и Каррары. Как подсчитал Уильям Уоллес, между 1516 и 1520 годом он предпринял тридцать путешествий за пределы Флоренции и девятнадцать поездок в каменоломни[835]. Его корреспонденты зачастую не имели представления, куда адресовать ему письма (одно послание озаглавлено «Микеланджело в Пизе или где бы он ни был»). Можно вообразить, как он скачет верхом по северотосканской равнине на побережье: то в горы, в Пьетрасанту или в Каррару, то к морю, в Пизу.
В течение следующих двух лет Микеланджело руководил огромным, раскинувшимся на немалой территории предприятием, включавшим в себя добычу мрамора в двух разных местах, а также его сложную транспортировку по морю, по реке и по суше, и все это в условиях, когда коммуникации были медленны и ненадежны. Чтобы объяснить своим командам в различных карьерах и портах, чего же именно он хочет, Микеланджело прибегал к помощи совершенно неповторимых рисунков.
Меню обеда с изображением яств и напитков. 1517–1518
На них приблизительно, без деталей, в неглубокой перспективе, с точно обозначенными измерениями запечатлены формы тех глыб, которые требовались Микеланджело. Иногда на них Микеланджело изображал свой «фирменный знак» – три пересекающихся круга. Эти графические листы производят почти сюрреалистическое впечатление. Глядя на них, вы словно кончиками пальцев ощущаете тут выпуклость, там изгиб, то есть спящую в камне, еще не воплощенную и не разбуженную архитектурную деталь или даже статую, почувствовать присутствие которой было под силу лишь Микеланджело.
В обыденной жизни Микеланджело то и дело переезжал из каменоломен в порт, из Флоренции к морю, в горы или обратно. На обороте сухого делового послания от Бернардо Никколини, агента кардинала Медичи во Флоренции, он составил затейливое иллюстрированное меню. Оно начинается двумя рогаликами, продолжается кувшином вина, селедкой, тортельи (подобием равиоли). Рядом с каждым наименованием блюда он бегло набросал рисунок: пузатый винный кувшин, слегка приунывшую копченую рыбу, и так весь список, в итоге изобразив два разных салата, видимых с разных точек зрения, две миски супа со сладким укропом и маленькую тарелку шпината[836].
Непонятно, почему Микеланджело развлекался таким образом, но меню, если это действительно меню, по-видимому, рассчитано на двоих. Вторая миска супа, вероятно, предназначалась его ассистенту Пьетро Урбано, с которым он все более и более сближался.
* * *
Микеланджело не только вознамерился создать фасад церкви, который стал бы «зеркалом всей Италии», но и обдумывал некий предпринимательский проект. Не успел он решить, что будет добывать мрамор близ Пьетрасанты, как начал целую кампанию, добиваясь специальной концессии у цеха шерстянщиков, который, в свою очередь, контролировал Попечительство собора. В соборе всегда что-то меняли, перестраивали, усовершенствовали, и потому там всегда требовались поставки мрамора. В обмен на разработку мраморных месторождений близ Серавеццы и снабжение мрамором строителей собора по первому требованию Микеланджело хотел получить пожизненную концессию на добычу мрамора для собственных нужд.
Едва приехав в Пьетрасанту, он принялся бомбардировать брата Буонаррото, исполнявшего роль его представителя во Флоренции, бесконечными вопросами о концессии. Ко 2 апреля он уже потерял терпение. Он хотел, чтобы Буонаррото выяснил, расположен ли Якопо Сальвиати, банкир, зять папы и один из ведущих флорентийских политиков, пожаловать ему концессию[837]. Если же нет, то он намекал, что может и передумать, то есть не добывать более мрамор в каменоломнях Пьетрасанты. По своему обыкновению, он был измучен трудностями и воспринимал себя как жертву: «Ежели будет соблюдена наша договоренность, я готов следовать начатому делу при непомерных затратах и хлопотах да при отсутствии уверенности в успешном исходе в придачу»[838].
Кроме концессии, Микеланджело требовал передать ему контроль над дополнительным участком дороги, который он намеревался проложить по болоту в горы и использовать для доставки мраморных блоков. Он всячески наказывал Буонаррото втолковать Якопо Сальвиати, что ему, Микеланджело, надлежит даровать концессии и привилегии единственно из чувства патриотизма и заботы об интересах общества: «Я не ищу выгоды в подобных вещах для себя, но только пользы и чести для господ и для отечества»[839]. Просто он, и только он, и никто иной, знал, где залегают месторождения лучшего мрамора.
Спустя две недели он столь взволновался, что послал во Флоренцию ассистента, велев ему ждать до вечера четверга, 23 апреля, когда, по словам Буонаррото, должен был решиться исход дела. Если концессию ему не предоставят, Микеланджело исполнился решимости отказаться от каменоломен близ Пьетрасанты: «Я сразу же сяду на коня и поскачу к кардиналу деи Медичи и к папе и изложу им все мои обстоятельства, а здешние работы оставлю да вернусь в Каррару – меня о том молят, как Иисуса Христа»[840].
Тем временем ему чинили всяческие препятствия. Каррарцы, обеспокоенные появлением конкурирующих каменоломен, подкупали владельцев барок, чтобы те не переправляли камень Микеланджело. Вторая «флотилия» барок, которую он заказал, так и не прибыла, опять-таки в результате взяточничества, а каменщики из Флоренции, которых он выписал лично, не знали о мраморе решительно ничего и до сих пор не добыли ни единого хоть на что-то годного мраморного скола, притом что обошлись ему в несколько сот дукатов. Вполне понятно, что Микеланджело постепенно приходил в ярость.
