Пришедшие из мира имен - Леся Соколова

Увидев тяжелую для себя правду таким образом, я посмотрел на Сейлу, как на сгусток биомассы, а не как на женщину. Что на самом деле руководит ею? Пришел к выводу: у неё нет собственных желаний, она живёт моими. Скорее всего, она сформировалась из моих собственных снов и фантазий. Мой страстный интерес к изучению Серафиса вдруг неожиданно иссяк.

Мне захотелось домой, в тот же день я подал заявку на возвращение. Сейла не пришла, это означало, что я прав — она плод моих желаний. Теперь, когда я одержим идеей возвращения в Ягинуин, ей не за что зацепиться и облечься в форму. Какое то время я отслеживал рядом с домом серафисианина, следующего вслед за мной по направлению к ближайшей нашей базе. Была ли это моя Сейла?

Я прибыл на базу и забыл о ней, придавленный кучей навалившихся на меня дел по свёртке своей деятельности и передачи полномочий другому сотруднику.

Моя радость от того, что всё решилось в течении нескольких дней вскоре обратилась в негодование, когда я узнал о том, что нужно проходить карантин на орбитальной базе местной звёздной системы! Если это единственный вариант вернуться домой, то, что ж, нужно согласиться запереть себя в тесный до клаустрофобии жилой блок. Перспектива провести здесь два месяца в полной изоляции от внешних контактов показалась мне нереальной, несмотря на широкую дружелюбную улыбку моего оптимистично настроенного соседа по удушающе маленькой комнате.

Серафис в четыре раза крупнее моей родной планеты, он стал пристанищем временным или постоянным для нескольких миллионов людей, гуманоидов и некоторых других представителей разумных цивилизаций. Занятые своими делами, мы редко общались, я жил одиноко эти четыре года, едва ли представляя себе, что многолюдное общество совсем рядом. Туман Серафиса действует странно: он обволакивает и изолирует тебя от других. Почему мне не хотелось ни с кем общаться?

Рядом с этим парнем я испытал благодарность за то, что он разделяет моё заточение, так как, понял, что на самом деле не могу быть один. Несколько дней мы спали в комнатухе размером со шкаф и выходили обедать в смежное помещение. От сети нас принудительно блокировали на весь период карантина во избежание проникновения в неё серафисианских ментальных вирусов. Ничего не оставалось делать, как общаться. Он, мой сосед, тоже проводил эксперименты с живой субстанцией и очень сожалел, что не может взять с собой результаты своего труда — диковинных зооморфов, оставшихся лишь в памятных записях. Вся живая субстанция, включая разумных, живёт за счёт эманаций ядра Серафиса, именно поэтому все желающие приезжают сюда, так как, никто из местных не может покинуть свою планету. Невозможно воссоздать эту уникальную среду нигде больше.

Прошла где-то неделя, но я не уверен, здесь всё время один и тот же свет, похожий на утро Синона, а за временем следить нет необходимости тем, кто его убивает. Мы вышли в смежное помещение позавтракать и, о чудо, обнаружили, что соседний отсек заселён. Случайно ли это, но нашими соседями по изоляции оказались две весьма привлекательные особы, такие плотные и настоящие, что я впал в депрессивное опасение. А не утратил ли я способность общения с обычными женщинами за эти четыре года?

Теперь мы постоянно тусовались в смежной комнате, развлекаясь ментальными иллюзиями, созданные творцами подобного жанра. В самом широком ассортименте подобная продукция уносила нас в несуществующие миры. Это напоминает управляемый сон, где ты живёшь реальной жизнью, и тебе кажется, что это ты управляешь событиями, но на самом деле, лишь развёртываешь вариативность, заложенную создателями. У этих ребят неисчерпаемая фантазия, поэтому скучать не приходится. Ты слышишь звуки, запахи, твои мышцы напрягаются, а сердце бьётся быстрее или замирает в зависимости от переживаемого. При этом время от времени чувствуешь затёкшую руку или то, как навалилась на плечо соседка, рсплывшись рядом в кресле, это напоминает о тесноте реальности.

Странно, что дома я почти никогда не играю в подобные игры, у меня после них остаётся ощущение странной пустоты, как будто у тебя украли время, заставив прожить кусочек чужой жизни. Не живой, спонтанной и настоящей, а полностью управляемой и контролируемой параметрами данной игры.

Прошло всего пару дней, а мой сосед уже добился расположения одной из наших спутниц. Странно, мы ведь всё это время тусовались вместе, когда он успел? Лишив меня возможности внедрения уже почти готового плана соблазнения, он просто попросил меня перебраться в другую комнату. Парень с яркой улыбкой очаровал ту девушку, на которую положил глаз я, но это только позабавило меня: нам только кажется, что выбираем мы.

Это было давно, но впечатления от карантина остались приятными, несмотря на удушающую тесноту, которая пошла только на пользу. Серафис изменил нас, но мы не хотели признать этого. Нам нужно было вновь стать самими собой.

Я и она.

Мы настолько рядом, что наше дыхание смешивается, у нас обоих нет выбора, но мы оба и не думаем сопротивляться. Сначала что-то не получалось. Привыкший моделировать поведение туманной партнёрши, я никак не мог расслабиться и позволить ей проявить самостоятельность. Она, в свою очередь, недоумевала, как это я не предвижу её желаний. Очень быстро я понял, что и её тоже Серафис обволок своими туманными объятиями иллюзорной чувственной страсти.

Я просто спросил её об этом.

Возможно, смысл карантина заключается именно в этом: вновь обрести способность общаться с другими людьми, а не со своими собственными идеализированными отражениями.

Она впала в агрессивное уныние, явно не желая обсуждать эту тему, и попыталась отдалиться от меня. Сначала в смежную комнату. Она присоединилась к игре, в которой пребывали наши соседи, отсутствовала пол часа, а затем вернулась в комнату и с досадой захлопнула за собой дверь, но я успел расслышать громкие стоны её подруги.

Она пошла дальше, уйдя в себя и её хватило ужасно на долго: целые сутки она не реагировала ни на слова, ни на прикосновения. Теснота и полная изоляция поглотили её тайны, отголоски которой я вдыхал с воздухом, выдыхаемым ею в тревожном сне. Мы ели в повисшей тишине нашего безмолвия и по очереди возвращались в спальню, чтобы не быть рядом.

 Наконец её прорвало неумолкаемым потоком тихих слов почти шепотом. Она говорила несколько часов подряд, отмахиваясь не очень активно от моих поцелуев. Я опустил все подробности её повествования, порою настолько откровенные, что у меня вставали не только волосы. Можно было бы передать мне воспоминания напрямую, но она не сделала этого, как будто не хотела проживать события вновь, а наоборот, хотела вытереть их, проговаривая подробности, воскресшие в памяти.