50 знаменитых загадок Средневековья - Мария Згурская

Ответил: Я не только никоим образом не осуждал церковников за что бы то ни было, в частности за то, что они имеют доходы, но, напротив, я осуждал за то, что монахи вынуждены нищенствовать, когда не имеют доходов. Я был крайне поражен, когда наблюдал во Франции, как некоторые священники выходят на улицу с раскрытым требником и просят милостыни».

По сути, это тонкий намек на очевидные обстоятельства. Действительно, редкий монах зарабатывал себе на жизнь трудом. Нищенствующие же ордены (к которым, кстати, относились и доминиканцы — «братья по схиме» фра Джордано), как следует из их наименования, основным своим занятием почитали нищенство, которому и отдавали должное те из братии, кому не нашлось место в инквизиционных трибуналах и на кафедрах академий. О том, как

Бруно относился к большинству академиков, мы уже знаем; что же касается инквизиции, то человек, с юности вынужденный скрываться от нее, едва ли высоко ценил ее деятельность. В целом же от его речи на процессе по этому вопросу остается впечатление откровенного издевательства. Таким образом, мы получаем более или менее внятный ответ на вопрос о приблизительно пяти из заявленных восьми положений обвинительного акта, из которых следует, что Ноланец был признан виновным в преступлениях в основном против догматов.

Самое интересное, что едва ли не каждый горел на костре именно за то или иное преступление против догматов. Какой смысл было скрывать пункты обвинения в случае с Джордано Бруно, остается непонятным.

Одна из версий (наиболее, на взгляд многих исследователей, правомерных) гласит, что отчасти ответ на вопрос о том, чем был обусловлен приговор Ноланцу, стоит поискать в его книгах о мнемонике. Однако это лишь предположение; утверждать что бы то ни было, не держа в руках ни единого тома, невозможно. Очень жаль, что на русском языке эти труды Бруно не опубликованы…

К сожалению, полный текст приговора с обвинениями Бруно не сохранился. Скорее всего, точного ответа на вопрос о конкретных основаниях приговора Джордано Бруно мы не получим, придется довольствоваться логическими рассуждениями большей или меньшей степени правдоподобности. Итак, из дошедших до нас документов и свидетельств современников следует, что те коперникианские идеи, которые по-своему выражал Бруно и которые также были включены в число обвинений, не делали погоды в инквизиторском расследовании. А версия о том, что Бруно угодил на костер за то, что активно участвовал в деятельности чуть ли не всех европейских сатанистских и оккультных обществ, имеет как сторонников (с аргументами), так и противников (с аргументами не менее весомыми).

Все это лишний раз подтверждает основной тезис: Бруно не был и не мог быть казнен за научные взгляды.

Некоторые из воззрений Бруно в том или ином виде были свойственны и многим его современникам, однако на костер инквизиция отправила лишь упрямого Ноланца. Что стало причиной такого приговора? Скорее всего, стоит вести речь о целом ряде причин, заставивших инквизицию принять крайние меры. Не стоит забывать, что расследование дела Бруно продолжалось восемь лет.

Инквизиторы пытались подробнейшим образом разобраться в воззрениях Бруно, тщательно изучая его труды. И, судя по всему, признавая уникальность личности мыслителя, искренне хотели, чтобы Бруно отрекся от своих антихристианских, оккультных взглядов. И склоняли его к покаянию в течение всех восьми лет.

Поэтому известные слова Бруно о том, что инквизиторы с большим страхом выносят ему приговор, чем он выслушивает его, можно понимать и как явное нежелание Римского престола этот приговор выносить. Согласно свидетельству очевидцев, судьи действительно были удручены своим приговором больше, чем Бруно. Однако упорство Джордано, отказывавшегося признавать выдвинутые против него обвинения и, следовательно, отрекаться от каких-либо своих взглядов, фактически не оставляло ему никаких шансов на помилование.

И практически наверняка можно сказать, почему он был предан своим учеником. Вне зависимости от содержания своих «ересей», Ноланец был остроумен и дерзок, обладал здоровым чувством собственного достоинства и смелостью, что всегда вызывает рев раздраженных своим бессилием ослов. Что же касается Мочению, то он представлял собой великолепный образчик осла в человечьем обличье: ленивый, жадный, глупый, завистливый и к тому же трусливый. Узнав о том, что Ноланец решил покинуть его и отправиться во Франкфурт, озабоченный равно тем, что знание его учителя будет передано другим ученикам, и тем, что его самого, паче чаяния, заподозрят в пособничестве еретику, если Бруно станет объектом преследования инквизиции, Мочениго инициировал это преследование. С этого момента начался путь Ноланца на костер. Он длился восемь лет — ровно столько, сколько не оглашенных публично пунктов обвинения было положено в основу приговора, подписанного генеральными инквизиторами «всего христианского государства». 17 февраля 1600 года на Кампо дей Фьори в Риме был «сожжен живым преступник брат доминиканец Ноланец… упорнейший еретик», который говорил, что умирает мучеником добровольно.

Так было ли на Руси татаро-монгольское иго?

Мимоходящий татарин. Ад поистину обымет сих.

(Проходит.)

Традиционная версия татаро-монгольского нашествия на Русь, «татаро-монгольского ига», и освобождения от него известна читателю со школьной скамьи. В изложении большинства историков события выглядели примерно так. В начале XIII столетия в степях Дальнего Востока энергичный и храбрый племенной вождь Чингисхан собрал огромное войско из кочевников, спаянное железной дисциплиной, и устремился покорять мир — «к последнему морю». Завоевав ближайших соседей, а затем и Китай, могучая татаро-монгольская орда покатилась на запад. Пройдя около 5 тысяч километров, монголы разгромили Хорезм, затем Грузию и в 1223 году вышли к южным окраинам Руси, где и победили войско русских князей в сражении на реке Калке. Зимой 1237 года татаро-монголы вторглись на Русь уже со всем своим бесчисленным войском, сожгли и разорили множество русских городов, а в 1241 году попытались покорить Западную Европу, вторгшись в Польшу, Чехию и Венгрию, достигли берегов Адриатического моря, однако повернули назад, потому что боялись оставлять у себя в тылу разоренную, но все еще опасную для них Русь. Началось татаро-монгольское иго.

Великий поэт А. С. Пушкин оставил проникновенные строки: «России определено было высокое предназначение… ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Россию и возвратились на степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией…»

Огромная монгольская держава, простиравшаяся от Китая до Волги, зловещей тенью нависала над Русью. Монгольские ханы выдавали русским князьям ярлыки на княжение, множество раз нападали на Русь, чтобы грабить и разбойничать, неоднократно убивали у себя в Золотой Орде русских князей.

Окрепнув со временем, Русь начала сопротивляться. В 1380 году великий князь Московский Дмитрий Донской разбил ордынского хана Мамая, а столетие спустя в так называемом «стоянии на Угре» сошлись войска великого князя Ивана III и ордынского хана Ахмата. Противники долго стояли лагерем по разные стороны реки Угры, после чего хан Ахмат, поняв наконец, что русские стали сильны и у него мало шансов выиграть битву, отдал приказ отступать и увел свою орду на Волгу. Эти события и считаются «концом татаро-монгольского ига».

Но в последние десятилетия эта классическая версия была поставлена под сомнение. Географ, этнограф и историк Лев Гумилев убедительно показал, что отношения между Русью и монголами были гораздо сложнее, чем обычное противостояние жестоких завоевателей и их несчастных жертв. Глубокие знания в области истории и этнографии позволили ученому сделать вывод, что между монголами и русичами существовала некая «комплиментарность», т. е. сочетаемость, способность к симбиозу и взаимной поддержке на культурно-этническом уровне. Еще дальше пошел писатель и публицист Александр Бушков, «докрутивший» теорию Гумилева до логического конца и высказавший совершенно оригинальную версию: то, что принято называть татаро-монгольским нашествием, на самом деле было борьбой потомков князя Всеволода Большое Гнездо (сына Ярослава и внука Александра Невского) со своими соперниками-князьями за единоличную власть над Русью. Ханы Мамай и Ахмат были не налетчиками-пришельцами, а знатными вельможами, которые, согласно династическим связям русско-татарских родов, имели юридически обоснованные права на великое княжение. Таким образом, Куликовская битва и «стояние на Угре» — не эпизоды борьбы с иноземными агрессорами, а страницы гражданской войны на Руси. Более того, этим автором была обнародована совсем уж «революционная» идея: под именами «Чингисхан» и «Батый» в истории выступают… русские князья Ярослав и Александр Невский, а Дмитрий Донской — это и есть сам хан Мамай (!).