Завещание Джеффри - Роберт Шекли

Много оборотов провел я на маленькой планете, когда пришли люди. Крикун — пустынный мир, разреженный воздух которого насыщает поднятая ветрами пыль. Вроде вашего Марса, мне говорили. Наши исследователи миновали бы его, как и сотни подобных миров, не обратив особого внимания, если бы не тысячи разбросанных по поверхности артифактов. Теперь, разумеется, мы знаем их назначение. Но до прихода людей эти величественные сооружения оставались одной из наиболее загадочных тайн Вселенной.

Артифакты, или «АА», как они сейчас известны, являются терминалами мгновенной галактической транспортной системы, творением народа, давно покинувшего пределы нашей Вселенной. Планета получила название Крикун из-за необычных излучений, изливаемых в пространство каждым «АА», — излучений, неуловимых с Земли из-за экранирующего эффекта окружающей Плеяды туманности.

Появление на орбите вокруг Крикуна чужого космического корабля было совершенно немыслимо, оно повлекло бы за собой катастрофические последствия для фуили. Верования и традиции десяти тысяч поколений гласили, что во Вселенной Творца мы — единственные существа, обладающие сознанием, наделенные способностью мыслить и созидать. Именно эта древняя основополагающая концепция делала нас крайне уязвимыми перед тем, что — мы знали! — не могло существовать и потому не существовало.

Ясно помню сообщение о странном корабле.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я посланца. — Как такое может быть?

— Никто не ведает. Но корабль здесь, его видели.

— На что он похож?

— Меньше, чем Дальний Разведчик, с примитивными ионными двигателями. Его обнаружили, когда он сместился в нормальное пространство за орбитой Седьмой планеты, но доложили лишь после входа в комсеть.

Это было понятно. Хотя корабли с родины прибывали строго по графику, Дальних Разведчиков, разумеется, не связывали подобные рамки. Вот почему незнакомца приняли сперва за возвращающегося Дальнего Разведчика, экипаж которого, безусловно, не мог знать об установившемся менее поколения назад графике. Странная природа корабля проявилась, когда на расстоянии двадцати планетарных диаметров к нему подошел один из роботов, составляющих коммуникационную сеть Крикуна.

И все равно полное понимание не озарило нас. Еще до того, как меня информировали, сложилось мнение, будто в результате комбинации ошибок, в иных обстоятельствах просто невероятной, произошло неправильное опознание Дальнего Разведчика.

Было бы преувеличением сказать, что я удивился, когда меня вызвали к Первому и велели отправиться к месту посадки пришельца. В конце концов я был самым младшим и по положению, и по возрасту на всей Станции и, следовательно, менее незаменимым. Разумеется, об этом не говорилось.

Первый указал на карту.

— Посадка произошла здесь, у Артифакта № 9003. Ты можешь взять крылокорабль, но я предлагаю опуститься перед этой грядой, таким образом, чтобы твое присутствие осталось незамеченным.

— Мне надо приблизиться к ним пешком?

— Полагаю, это было бы благоразумнее. Необычность конструкции логично объяснить тем, что экипаж Дальнего Разведчика вернулся на суденышке, построенном из остатков попавшего в аварию корабля. Поэтому я рекомендую осторожность. Мы не знаем, как столь долгая оторванность от дома могла подействовать на эти потерянные души.

У слова «осмысление» нет адекватного аналога в языке фуили. Так же неизвестна нашей философии человеческая концепция «лезвия Оккама». Я не сомневался в истинности неуклюжего объяснения Первого; и оно, между прочим, обходило статистическую невозможность ошибки комсети. А так как потерявшиеся, очевидно, утратили во многом древнюю мудрость, вполне уместны были меры предосторожности.

Как объяснить, что случилось со мной, когда я впервые увидел высокорослых незнакомцев? Чрезвычайно трудно. Как бы повел себя человек, увидев краба, выводящего на песке математические уравнения? И даже этот пример вряд ли поможет вам составить полное представление — настолько несравнимы ситуации. Человек будет поражен, откажется верить, но в конце концов примирится с самой невероятной правдой. Такова ваша приспособляемость.

Фуили, к сожалению, другие. Прежде чем принять, мы сломаемся.

Я, как было должно, опустил крылокорабль на расстоянии, обеспечивающем скрытность. Исполненный гордости от того, что для выполнения столь трудного задания выбор пал на меня, и повторяя мысленно слова приветствия, я поднялся по склону дюны, выходящей к месту посадки, и занял прекрасную наблюдательную позицию.

Как символ древней тайны, надо мной высился невообразимо большой артифакт. Его огромная горизонтальная чаша закрывала полнеба. Сооружение отбрасывало тень — черное озеро в пустыне, на ближайшем берегу которого стоял на четырех лапах странный корабль. На первый взгляд он выглядел крайне примитивным, созданным с единственной целью транспортировки минимума полезного веса с помощью столь же примитивной двигательной системы. Мне пришла мысль, что раз экипаж попавшего в аварию Дальнего Разведчика выжил, значит, эта нелепая конструкция на самом деле куда функциональнее, чем кажется, но я отмел ее как неуместную для торжественного момента.

Меня тянуло спуститься навстречу, но осторожность требовала сперва рассмотреть тех, кого я пришел встречать. Невооруженному глазу трудно привыкнуть к ярким контрастам света и тени, присущим Крикуну, и я не сразу увидел незнакомцев — они находились позади артифакта. А когда вдруг вышли на свет, отбрасывая длинные тени, которые на неровной почве протянулись ко мне шевелящимися пальцами, — вот тогда, я думаю, во мне что-то начало ломаться.

На мгновение мозг мой будто оцепенел. Затем самообладание вернулось, но возникло почти необоримое желание возвратиться на крылокорабль. Это, разумеется, навлекло бы на меня позор и, вероятно, заставило бы преждевременно уйти из этой последовательности. Но, мысленно допуская возможность неисполнения своих обязанностей, я обнаружил, что не могу шевельнуться, ибо сильнее страха оказалось чувство долга и сознание того, что, если бы силы вне Начала и Конца не предопределили этого, меня бы здесь не было. Заставив двигаться непокорную руку, я снял с пояса дальнозор и поднес его к шлему. Теперь, вспоминая тот момент и увиденное невооруженным глазом, я могу лишь поражаться беспредельному безумию, толкнувшему меня шагнуть навстречу непостижимости «крупного плана» пришельцев. Только неумолимый долг, только этот аспект моего существа командовал мышцами, не обращаясь к парализованному испугом мозгу.