Черный цветок - Ольга Денисова

— Чего зажечь? — Улич поднял брови.

— Красный камушек на медальоне!

— Ну, вообще-то, ты меня об этом не спрашивал. Это во-первых. А во-вторых, я понятия не имею, могу я его зажечь или нет.

— Ты понимаешь, я ведь уже месяц ищу, кто его может зажечь, и нашел только двоих. Они просят столько денег… — Есеня осекся. Может, Улич тоже берет деньги за такие штуки? Ведь живет же он на что-то?

— Дай мне посмотреть и объясни, в чем дело, — Улич протянул руку ладонью вверх, и Есеня в первый раз снял медальон с шеи, чтоб отдать его кому-то.

— Это чтобы снять заклятие… На нем лежит заклятие — открыть его может только Харалуг, тот, кого первым сделали ущербным. Но Харалуг давно умер, и мудрецы сказали, что медальон поднимет его из могилы, если все будут говорить, когда светится красный камушек…

— Погоди. Не тараторь. Я ничего не понял. Люди не встают из могилы, нет таких заклятий и таких вещей, у которых хватит на это силы.

— Ну почему?

— Потому что есть такая штука, как необратимость. Смерть необратима. Можно вызвать дух, но духи медальонов не открывают.

— А вдруг? — с надеждой спросил Есеня.

— Ты не можешь сказать конкретно, какими словами говорили эти мудрецы про Харалуга? Они так и сказали: поднимет из могилы?

— Не знаю, — Есеня задумался, — я же там не был, тогда еще мой дед не родился.

— Хорошо. А какие слова они велели говорить?

— «Когда-нибудь Харалуг откроет медальон». Это последняя заповедь вольных людей — сказать так, когда их делают ущербными.

— Как красиво… — пробормотал Улич, рассматривая медальон, — последняя заповедь… Я могу себе представить, какой силой обладают эти слова, да еще и сказанные неоднократно. Значит, именно эта вещь превращает людей Оболешья в ущербных? Наверное, поэтому у медальона такое сильное свечение. И ты полагаешь, если я заставлю его слышать твои слова, они тоже будут для него что-то значить?

— Ну, наверное…

— Конечно, любое слово, даже сказанное впопыхах, имеет некоторую силу. Но я думаю, эти силы отличаются на несколько порядков.

— Но попробовать можно? — Есеня чувствовал, что Улич не сильно верит в хороший исход цели их путешествия, и его это расстраивало.

— Конечно, — Улич пожал плечами, взял медальон двумя пальцами и тут же тонкий красный луч прорезал темноту и уперся в песок.

Есеня подскочил, но Улич тихо и очень спокойно проговорил:

— Не двигайся. Этот луч страшен, разве ты не видишь? Ну? Попробуй сказать ему…

Есеня сглотнул — он не думал, что все будет таким простым и прозаичным.

— Когда-нибудь Харалуг откроет медальон, — сказал он с чувством, и приготовился повторить это еще много раз, — когда-нибудь…

— Не надо, — оборвал его Улич, — он услышал. Он услышал это давно. Заклятие обмануто, оно давно преобразовалось в нечто совсем иное.

— В смысле?

— Вам не надо было искать того, кто заставит красный луч светиться. Последняя заповедь вольных людей сделала свое дело. Пойдем, Полозу, наверное, это тоже интересно, — Улич погасил красный луч и поднялся.

— Но… но почему же тогда Харалуг не открыл его? Почему он не встал из могилы? — Есеня побежал вслед за широко шагающем стариком.

Полоз посмотрел на Улича с удивлением, когда тот повторил ему свои последние слова.

— Улич, но почему тогда? — не унимался Есеня.

— Как ты себе это представляешь? — улыбнулся старик, — безобразный, истлевший труп идет сейчас из Оболешья в Урдию? Или дух спускается на землю и ломает медальон, как пустой орех? Нет, мудрецы, давшие совет вольным людям, имели ввиду совсем другое. Слово, они говорили о силе слова. В последней заповеди всего четыре слова. «Когда-нибудь» указывает на неопределенность времени, и это значит, медальон может быть открыт в любой момент. Не в конкретный год, день и час, а в любое время. Второе слово — «Харалуг». Кто вам сказал, что это будет тот самый Харалуг, которого первым превратили в ущербного? Я думаю, сила слова преодолела именно эту часть заклятия. Медальон откроет не тот Харалуг, который давно мертв, а любой другой человек, носящий это имя. Я полагаю, смысл последних слов и так ясен?

— То есть, нам надо найти человека по имени Харалуг? Только и всего? — переспросил Полоз.

— Да, именно так. Это мое мнение, но вы можете спросить об этом и других мудрецов. Возможно, этот человек тоже должен быть ущербным, но категорически я бы так утверждать не стал. Имеет значение только имя, ведь в последней заповеди ни слова не говорилось об ущербном Харалуге.

— Они знали об этом! — вдруг крикнул Полоз и хлопнул ладонью по краю лавки, но тут же застонал и схватился за голову.

— Кто? — спросил Есеня.

— Благородные господа, кто же еще! — прошипел Полоз сквозь зубы.

— Они знали о том, что это может быть другой Харалуг?

— Ну да! Они боялись последней заповеди, они боялись его имени! Вспомни, стоило при Изборе упомянуть Харалуга, и он бледнел до синевы! Между прочим, в Оболешье это имя под запретом. Ни одна мать, ни один отец в здравом уме не назовут так своего ребенка!

— Это необязательно должно быть сакральное имя, это может быть прозвище, данное подростку. Ведь Харалуг получил это имя не при рождении, я прав? — уточнил Улич.

— В Оболешье еще не родился столь выдающийся человек, которого прозвали бы Харалугом, — пробормотал Полоз, — это стало бы большой честью для любого, в среде вольных людей. Но возможно, где-нибудь в деревнях, где слава Харалуга не столь велика… Или в кругах, где к нему относятся предвзято… Среди стражи, или ущербных ремесленников… Балуй, ты знаешь кого-нибудь с таким именем?

— Неа, — Есеня покачал головой.

— Нам надо обойти все Оболешье, чтобы его найти! — усмехнулся Полоз, — но нас много, я думаю, это получится!

— А если мы никого не найдем?

— Если мы никого не найдем, мы женим тебя на Гоже, она родит мальчика, и мы назовем его Харалугом, — Полоз засмеялся.

— А что? — Улич поднял и опустил брови, — это тоже вполне допустимо. Вы ждали много поколений, можно подождать и еще несколько лет, пока ребенок родится и подрастет.

— Ничего себе, — Есеня обиженно изогнул губы, — это сколько ждать!

— Но сначала мы все же поищем! — утешил его Полоз, — и почему только в Оболешье? Можем начать с Урда, здесь ведь запрета на это имя не было. Все равно до весны тут торчать.

Балуй. В поисках

На следующее утро Есеня чуть свет побежал к Остромиру, чтобы успеть до начала занятий. И учитель, выслушав его сбивчивый рассказ, полностью согласился с Уличем — если сила заклятия нарушена Словом, то именно так: любой человек по имени Харалуг в любое время может открыть медальон. Кроме того, он подкинул Есене идею о том, как его искать в Урдии. Дело в том, что власти города ведут учет рождений, смертей, свадеб и прочих важных событий в жизни людей. Этот учет ведется в метрических книгах, которые хранят городские власти, и полистать эти книги не так уж сложно — клерки архивов с радостью возьмут деньги за доступ к ним. Это проще, чем расспрашивать людей на улице. Кроме того, Харалугом могут звать невольника, и учет всех рабов, продаваемых и покупаемых в Урде, тоже записывается в специальные книги.