И приходит ночь - Эллисон Сафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь я это знаю, – сказала Рен. – Как же я хотела бы, чтобы мы поговорили об этом раньше.
– Я была трусихой. – Уна склонила голову. – Я всегда верила, что ничего не боюсь, пока… близость с тобой не сделала меня уязвимой. Может быть, я эгоистка, но я не могла нарушить запрет на отношения между солдатами и поставить тебя выше работы.
– Я понимаю.
Теперь вдруг все, что было между ними, стало слишком обнаженным. Ужасный клубок боли, гнева и замешательства немного распутался. Рен показалось, что у Уны дрожит подбородок.
«В день, когда Уна заплачет, я сломаюсь. Как и весь мир».
– Тогда решено, – хрипло сказала Уна. – Мы обе поступили неправильно. Но мы оставим это позади и пойдем дальше.
– Хотя если оценивать это количественно, я больше виновата. Я, наверное, нарушила все статьи Кодекса военной юстиции Дану.
Уна фыркнула от смеха, прежде чем взять себя в руки. Она подняла руку и провела ею по губам, как будто могла стереть улыбку.
– Я скучала по тебе.
Рен не смогла сдержать улыбку.
– Я тоже скучала по тебе. Снова подруги?
– Снова подруги.
Тепло разлилось в груди Рен, искрящееся и легкое. Но почти сразу же выражение лица Уны снова стало жестким. Она встала и протянула руку Рен.
– Как бы мне ни хотелось наверстать упущенное, нам нужно освободить военного преступника.
Когда Уна подняла ее на ноги, Рен почувствовала себя так, словно вынырнула из ледяной воды. Все ее сомнения, вся боль вытекли тяжелыми ручейками. Все по-прежнему болело, но рядом с Уной Рен почувствовала, что снова может по-настоящему дышать.
33
Военная форма казалась Рен слишком тяжелой и знакомой. И все же она почти соскучилась по ее суровой простоте: черный мундир и черные штаны, заправленные в идеально начищенные черные ботинки. Она почти забыла восхитительный звон медалей и веселое покачивание эполет.
– Ты выглядишь слишком воодушевленной для дежурства, – сказала Уна, протягивая Рен фуражку с небрежной серебристой окантовкой.
– Дай мне насладиться минутой славы.
Уна лишь вздохнула.
Но как только они прошли через ворота Северной Башни, вся беззаботность Рен испарилась. Все считали их золотыми детьми королевы. Каждый гвардеец, мимо которого они проходили, нетерпеливо отдавал честь.
Уна с легкостью демонстрировала свое господство, ее подбородок был властно поднят, а взгляд холодно скользил по рядам. Их товарищи, выпрямившись, смотрели на них с напускным безразличием, но Рен чувствовала их напряжение. Прерывистое биение их пульса, когда Уна проходила мимо, блеск пота в свете фонаря. Она отметила, что сегодня вечером все патрульные были беспокойными и рассеянными. Все они чувствовали давление из-за защиты ценного заключенного или, возможно, завидовали товарищам, у которых был выходной и которые, вероятно, веселились сегодня вечером в честь неминуемой кончины Хэла Кавендиша.
Рен и Уна поднимались по лестницам, закручивающимся в тугие спирали, от которых кружилась голова. Рен становилось тяжелее дышать от нервов и напряжения. Окружающий мрак нарушали только туманные квадраты света витражей, отражения святых в ореолах и королев-воительниц. Наконец лестничный колодец превратился в круглый коридор – внутренний слой тюрьмы. В его сердце, как гнилая косточка плода, находилась камера Хэла.
Небольшой отряд солдат стоял на страже у дверей. Они были молоды, как и большинство гвардейцев, но эти выглядели особенно зелеными. Они излучали напряженную неистовую энергию щенка, разучивающего первый трюк, их осанка была слишком прямой, а взгляд – слишком нетерпеливым. Они будут выслуживаться, чтобы произвести впечатление на своего нового капитана. Было почти унизительно вспоминать себя такой же – жаждущей угодить начальству.
Уна шагнула вперед с непоколебимой уверенностью. Даже тени отпрянули от нее и прыгающего света ее фонаря. Дежурный гвардеец – мальчик, в котором Рен узнала сержанта Уилсона, – смотрел на Уну со сдержанным благоговением. Его ботинки стукнули друг о друга, когда он отдал ей честь.
– Капитан Драйден. Что я могу для вас сделать?
– Вы можете идти, сержант. – Она произнесла эти слова с ледяным превосходством, способным соперничать с самой Изабель. – Королева приказала мне и лейтенанту Сазерленд подготовить заключенного к завтрашнему дню.
– Глаза – очень нежная часть тела, – серьезно добавила Рен. – Их можно травмировать, допустив малейшую ошибку. Вы не поверите, сколько жидкости в глазу.
Один из молодых гвардейцев позеленел от подступившей тошноты. Уилсон продолжал отдавать честь, его губы подергивались, розовая кожа покраснела, словно он забыл, как двигаться.
– У вас есть письменный приказ королевы?
– Я только что от нее, – ответила Уна. Затем с привычной снисходительностью она спросила: – Вы сомневаетесь в решении ее величества?
– Н-нет, – запинаясь, пробормотал он. – Просто…
– Что просто?
– Хм… дело в том, что она всегда отдает приказы через письма. Статья восемьдесят седьмая пункт «А» Военного устава Дану гласит… каждый, кто покинет пост, вне зависимости от причины, попадет под трибунал.
Уверенность в правилах и знакомые ритмы декламации придали ему сил – голос стал тверже. Он звучал набожно, как будто ему была доверена какая-то божественная цель. Рен жалела его так же сильно, как и завидовала ему. Ее жизнь была бы намного проще, если бы она так же уважала власть.
– Майор Герман сказала, что это особая миссия, я не покину свой пост ни при каких обстоятельствах, – добавил он. – Учитывая такое громкое обвинение, я никому не могу доверять.
Улыбка Уны стала шире.
– Вы обвиняете меня в чем-то?
– Что? – Он побелел от испуга. – Нет! Я хотел сказать… нет, мэм. Никогда.
– Тогда мне стоит напомнить вам, что согласно статье семьдесят шесть устава любой, кто умышленно не подчиняется законному приказу офицера или ведет себя неуважительно, будет отдан под трибунал. Так что же это будет, сержант? Трибунал за неподчинение или за оставление своего поста?
При этих словах остальные члены подразделения тревожно зашептались. Рен наблюдала, как вращаются шестеренки в голове Уилсона, и увидела пришедшее осознание, что для этой ситуации не существует протокола. Он выглядел совершенно подавленным.
Уна демонстративно оглядела его униформу и цокнула языком при виде недостающей пуговицы на мундире.
– Кто же ваш командир? Майор Герман? Мне стоит посоветовать ей поддерживать более железную дисциплину. Если бы ты был под моим командованием, то не пронес бы нюхательный табак в такой униформе.
Уилсон хлопнул ладонью по оскорбительно пустому месту.
– Я собирался зашить его завтра! Клянусь.
– И как вы думаете, что сделает майор Герман, когда услышит, что ее подчиненный не только не исполняет приказ старшего по званию, но и позорит тем самым ее подразделение?
На верхней
