Троя. Падение царей - Уилбур Смит

— Ты уверен? — спросил воин; на лице его читалось сомнение.

Полит кивнул, и они направились к каменным ступеням. Каллиадес легко побежал наверх, несмотря на свои тяжелые доспехи и раненую ногу. Полит медленней последовал за ним.

В башне царила беспросветная тьма, но они почувствовали облегчение, убравшись с ветра. Теперь единственный звук, который они слышали, — это стук дождя по деревянной крыше далеко наверху. Больше им не нужно было кричать, чтобы услышать друг друга.

— Оставайся слева от меня, как можно ближе к стене, — посоветовал Полит. — Ступеньки сильно истерты, но скользкими быть не должны.

Подъем в полной темноте был ужасным даже для Полита, который много раз проделывал его при свете факелов. Теперь его одолевали сомнения. Мог ли Приам забраться так далеко? Мог ли он с Астианаксом подняться вверх по этим ступенькам в полной темноте? Полит подумал, что им следовало бы сперва проверить низ башни, чтобы посмотреть, нет ли там маленького трупа. К тому времени, как они добрались до верха, Полит убедил себя, что они гоняются за химерами.

Наконец он почувствовал на лице свежий ночной воздух и дождь, и увидел, как Каллиадес перед ним шагнул на крышу. Небо посветлело, Полит понял, что почти рассвело. Гроза не ослабевала.

Его охватил новый страх: он слышал, как людей в доспехах поражало молнией.

Полит шагнул на крышу. В первый момент он ничего не увидел из-за ветра и дождя, хлещущих по высокой башне. Потом над головой прокатился гром, и сияющая раздвоенная вспышка мелькнула в небе. При ее свете они увидели Приама, стоящего на дальнем краю парапета. Его длинные белые волосы и серая роба бились на ветру, как будто он уже падал. На руках он держал неподвижного ребенка.

С сильно бьющимся сердцем Полит шагнул вперед, к отцу, боясь, что тот в любой момент исчезнет из виду, нырнув вперед.

Приам повернулся и увидел его.

— Что ты здесь делаешь, Полит? Ты дурак! — ветер донес до них голос царя, громкий и полный отвращения. — Я не приказывал тебе сюда являться!

— Я пришел, чтобы найти мальчика, отец. Андромаха беспокоится. Она не знает, где он.

Теперь Полит видел лицо ребенка. Голубые глаза Астианакса открылись, он испуганно посмотрел на Полита.

— Он со своим отцом! — ответил царь. — Кто еще может позаботиться о его безопасности, Полит? Уж конечно, не ты, дурак. И не его шлюха-мать. Я показываю его Великому Зевсу. Он — Дитя Орла и драгоценен для Отца Всего Сущего.

«Со своим отцом»? Полит гадал, что это значит. Рядом с ним Каллиадес удивленно спросил:

— Как ты ухитрился добраться сюда, не попав в плен?

Полит ответил:

— Царь знает город лучше любого другого. И когда он в здравом уме, он хитрее, чем три лисы.

Пока они говорили, Приам посмотрел на ребенка, на лице царя появилось замешательство. Они увидели, как бледное лицо Приама сморщилось в привычном страхе и отчаянии.

Полит быстро шагнул вперед, боясь, что старик уронит мальчика.

— Позволь мне забрать ребенка Гектора, — попросил Полит. — Царица просит его привести.

Приам посмотрел на ребенка.

— Гектор, — пробормотал он. — Мой лучший мальчик.

Полит протянул руки, и Приам передал ему Астианакса. Только тогда мальчик начал тихо плакать. Полит пихнул его в руки Каллиадеса.

— Забери его к матери, — приказал он.

Каллиадес посмотрел на него, потом на царя и заколебался.

— Иди, Каллиадес, немедленно. Его надо спасти. Он — Дитя Орла.

Каллиадес нахмурился. Эти слова для него ровным счетом ничего не значили, но он кивнул.

— Да, господин, — сказал он и в следующее мгновение исчез, быстро двинувшись вниз по ступеням с мальчиком на руках.

— Пойдем, отец, ты должен отдохнуть, — ласково сказал Полит, взяв отца за руку и потянув его вниз с парапета.

— Где я? — испуганно вскрикнул старик. — Я не знаю, где я!

— Мы на Великой Башне Илиона, отец. Мы ожидаем врагов Трои. Когда они придут, мы их уничтожим.

Старик кивнул и тяжело осел на пол; Полит увидел, что царь полумертв от усталости. Полит тоже сел и начал стаскивать с себя доспехи. Он знал, что они оба здесь умрут.

Когда, наконец, пришли враги, их было только двое — микенских воинов. Один большой, с длинными косматыми рыжими волосами и длинной бородой. Второй маленький и худой. Они взобрались на крышу и ухмыльнулись, обменявшись хищными взглядами при виде больного старика и его сына.

Полит устало встал, вытащил меч и попытался вспомнить уроки, которые ему давали в далеком прошлом. Он поднял перед собой меч двумя руками и встал перед отцом.

Рыжеволосый воин вытащил меч из ножен и пошел к ним. Второй стоял и смотрел, улыбаясь в предвкушении расправы.

Воин сделал выпад, целя в грудь, но Полит нервно отступил назад, и меч отскочил от бронзовых дисков нагрудного доспеха. Воин проделал обманное движение влево, и, когда Полит медленно двинулся, чтобы отбить удар, шагнул вперед и погрузил клинок в бок Полита. Это было похоже на удар молота. Ноги Полита подогнулись, и он упал на залитую дождем крышу; мучительная боль пронзила его.

Он посмотрел вверх, на воина, поднявшего меч для последнего удара. Потом Полита внезапно оросило кровью, когда глотку этого человека вспорол кинжал, брошенный опытной рукой. Приам шагнул вперед, рыча:

— Умрите, собаки! — и подобрал меч убитого.

Подбежал второй микенец; на лице его читалась ярость.

— Клянусь Аидом, ты за это заплатишь, старый ублюдок! — закричал он и описал мечом стремительную дугу, целясь в царя.

Приам вскинул меч, клинки столкнулись, в полутьме от них полетели искры. Царь отшатнулся, старые ноги подвели его, и он упал на одно колено. Когда воин навис над Приамом, Полит выхватил кинжал из горла мертвеца и вонзил в бедро нападавшего. Он промахнулся и лишь рассек кожу, но воин развернулся к нему, а Приам поднял меч и воткнул в спину микенца. Микенец упал на колени, вытаращив глаза, потом рухнул вперед мертвым.

Утонув в море боли, Полит дотащился до царя.

— Ты убил их, отец, — слабо выдохнул он. — Но придут другие.

Приам ощерил зубы в уверенной улыбке.

— Мой сын спасет нас, — пообещал он. — Гектор появится вовремя. Гектор никогда меня не подводит.

Полит кивнул, зажимая бок и наблюдая, как кровь толчками выплескивается сквозь пальцы.

— Гектор — хороший сын, — печально согласился он. Потом закрыл глаза и заснул.

Когда он снова открыл глаза, день был в разгаре и к ним по крыше шли больше дюжины микенских воинов.

Полит вздохнул и попытался пошевелиться, но его руки и ноги не слушались, и он продолжал беспомощно лежать.

Он ужасно устал, но не чувствовал страха. Повернув голову, Полит увидел отца, который каким-то образом опять взобрался на парапет. Политу вспомнились слова Кассандры. «Приам переживет всех своих сыновей», — подумал он и улыбнулся.

— Прощай, отец, — прошептал он, когда старик бросился с башни.

Последнее, что увидел Полит, — меч, устремившийся к его горлу.

Гроза примчалась из Фракии, с холодных Родопских гор. Ее ледяной дождь почти не ослабил северного ветра, срывавшего крыши с крестьянских домов и рыбачьих хижин и валившего крепкие ветви деревьев. Вековые дубы, чьи глубоко уходящие корни ослабели во время засушливого лета, валились под натиском этой грозы на склонах горы Иды, и дикие животные бежали в поисках укрытия от яростно воющей бури. Золотая крыша дворца Приама звенела под ураганным ветром, пытающимся сорвать ее драгоценное покрытие. По всему городу, как листья, летали терракотовые черепицы и падали стены разрушенных дворцов.

На крутом склоне неподалеку от Трои бронзовых дел мастер Халкей глядел в зубастую пасть шторма и ликовал.

— Борей, северный ветер! Пожиратель, как его зовут, — счастливо бормотал он про себя. — Пусть Пожиратель поглотит звездные камни и выплюнет их для меня!

Он гордо посмотрел вверх, на высящуюся над ним топку, самую большую, какую он построил после многих неудачных попыток. Каменная башня была квадратной в основании, всего двух шагов в ширину, но высота ее равнялась высоте городских стен. Первая построенная Халкеем топка опрокинулась, опровергая его расчеты о том, какой толщины должны быть ее стенки. Вторая и третья были снесены вражескими воинами, пока Халкей прятался в лесах, злясь на то, что они разрушают плоды его трудов. Но он храбро отправился в микенский лагерь и поговорил с Агамемноном. С тех пор воины оставили его в покое. Его последние две попытки были почти удачными. Топки давали нужный жар, но обе они сгорели, прихватив с собой оставшиеся сооружения на склоне холма.

Халкей просто начал все заново.

— Терпение и еще раз терпение, — говорил он себе. — Без терпения никогда не выходило ничего путного.