Неуёмная (СИ) - Катхилов Сергей

— Эй, милсударыня, а будьте добры мне пакет эклеров с банановым кремом! — Наконец-то, пока Шаос с любопытством задрала к нему свою милую мордаху, подошёл мужчина к прилавку. — Посвежее, если можно.

Лизка как бы ещё всё равно не готова была сделать выбор, поэтому не была против, если его обслужат вперёд…

Но когда она, с бумажным кульком подмышкой и сразу двумя леденцами во рту, наконец-таки вышла из лавки, то на входе её, облокотившись спиной прямо о наружный косяк двери, ждал тот самый мужчина. И девушке стало неспокойно — особенно при виде его улыбки. Уж больно залихватской, не сулящей ей вообще ничего хорошего!..

— Не ожидал тебя здесь увидеть. Чёт ты совсем какая-то невесёлая. Хочешь, угощу?

Э? Чего? В смысле, он что — её знает? Шаос растерялась. Как бы, вполне вероятно. Она со многими… нет, не обязательно, что прямо спала, но… н-не, спала, в общем-то, тоже со многими, но… Но… Девушка ощутила, как душно стало у неё под ошейником, и легонько его поправила пальцем. Да, ситуация, когда её узнают, а сама она не помнит, кто это стоит перед ней, для неё достаточно частая.

— Вы меня твахнуть хотите, да? — Прямо спросила она, глядя на него снизу вверх и плотнее прижимая к себе свой кулёк. Мужчина в ответ засмеялся… и в смехе его чувствовалась неловкость. — Сазу пъедупъевдаю — бееменеть я не буду!

Следовало бы сказать, что она просто не станет с ним трахаться, ни в каком варианте, но сделала она именно такой выбор слов, что дало человеку за них зацепиться.

— Ну, не обязательно же после этого беременеть? Мы можем сделать это… — Шаос сердито уставилась на него исподлобья и засопела. Она не хотела делать этого даже в том случае, если не забеременеет. В любом случае — это всё кончится грязно, она опять будет заходиться в похоти, скулить и кряхтеть, а сердце бешено колотиться в неправильных ритмах. Ей не хотелось. У неё совсем не было настроения для того, чтобы получать удовольствие! — …как-то по-другому. Просто давно не виделись, и ты там так стояла… А взамен я угощу тебя эклерами! Вкусные, мягкие! С кремом — мммм! Объедение!..

— С-слуусайте, я сейтяс не в духе, и…

— Нууу, Шаос! Ну помоги старому другу, сложно тебе? Ты же такая хорошая, добрая ехидна…

Его рука осторожно зашла ей за спину, и озирающаяся вслед за ней Шаос, легонько дрожа, ощутила её тепло. А также тепло, исходящее от его тела, когда он при этом согнулся, сильно приблизившись к ней. И пальцы его коснулись нежной кожи её гладкой подмышки, когда зашли под её руку, чтобы прижать эту по-дамиански горячую девушку к себе.

Ехидна едва слышно проскулила — и привстала на носках, пытаясь снизить давление его пальцев.

— Н-ну сеёзно, я не могу! Н-не сегодня, п… позалуста, я…

Свободною рукою, она упёрлась ему в плечо — изначально с намерением так от него оттолкнуться, но в этот момент она почувствовала себя такой маленькой и несчастной, а его — большим, сильным и тёплым. Сердце её жалобно заныло, и Шаос, в душе коря себя за то, что она такая глупая и слабовольная, соскользнула рукой дальше. Она обняла его за шею и, с дрожью в груди, прильнула к нему, отдаваясь во власть этого тепла…

— Обессяйте, сто сделаете это быстло, не в меня и… и сто самой мне нитево не надо будет делать… Хоосо?..

— Идёт. Я тут недалеко живу, но там жена сейчас, дети. Вряд ли они обрадуются, если увидят тебя. Если только ты в куклы не играешь.

Шаос опять превратилась в маленького обиженного волчонка. Э-ээээто на что он там такое намекал, а?..

— Но здесь есть одно хорошее местечко, где нам никто не должен помешать.

***

Спустя восемнадцать дней своего отсутствия, Малкой Медянов вернулся домой. В блеске лака, к воротам особняка подъехал респектабельный дилижанс и оттуда, совсем не дожидаясь того, пока его встретят и начнут разбирать его багаж, выпрыгнул седой полурослик. Он покачнулся, проворчал что-то под нос о том, где всех это носит, и с громким лязгом распахнул металлическую калитку, так и оставив её за собой болтаться на петлях.

Слуги выглянули из окон. Кто был ближе к дверям — вышел во двор. Они хотели встретить своего господина, поздравить его с благополучным возвращением и ещё каким-либо образом услужить, но суровый вид его заставил их испуганно промолчать — а всё потому, что он был не один. Следом за ним, неотступно и шаг за шагом, шёл винный дух — Малкой был пьян. Сильно пьян. И догонялся он на протяжении всей этой трёхдневной поездки обратно, потому что кончилось всё прескорбным образом — дров было наломано слишком много и Вертяевский филиал его банка пришлось полностью закрыть. И сейчас он был просто взбешён, ведь ещё совсем недавно всё было так хорошо! Благосостояние шло в гору, его репутация была относительно безукоризненна — уж по крайней мере в отношении его деловой хватки никто не мог упрекнуть его хоть в сколько нибудь серьёзной неудаче! В области работы, это было его самое крупное потрясение за всю его жизнь.

И поэтому, в этом малодушном, уязвлённом состоянии, он искал виноватых. А кто был в этом всём виновным? В том, что всё пошло наперекосяк? О, нет. Если кто-то решил бы, что винил он в этом какую-нибудь глуповатую ехидну — то нет. Если он и испытывал в отношении неё что-то подобное, то приносимый ею беспорядок он оценивал как приемлемый. Он брал куда выше — он винил саму Судьбу! Но из-за того, что достучаться до неё было сложно, цель пришлось взять всё же более приземлённую — и начать возвращать свою жизнь в привычное, годами прорезанное русло он решил с того, что вернёт Никифия. Своего конюха. К бесам всё, он никому не позволит влиять на свою жизнь, кроме как самому себе, и если будет нужно, то он готов заплатить за него крупную сумму — в конце концов, не в первый раз в жизни ему платить за жизнь какого-то умственно отсталого! А этот Рольф Кафтон — тот ещё продажный х*й, и пропажу одного заключённого (с учётом его небольшого "цирка" для богачей) никто и не заметит.

Но для начала, престарелому полурослику нужно было узнать, где он живёт. И в этом могла помочь как раз-таки его дочь — по причине своей глупости, она связалась с этим ублюдком. И возможно, что каким-то чудом она всё ещё помнит его адрес. И поэтому, не разуваясь и даже ни с кем и словом не поздоровавшись, он отправился на второй этаж, в её спальню…

Где Шаос в этот момент не оказалось — она ушла за булочками. Потому что дома кормить её никто не хотел. И тогда он, что-то пробурчав под нос относительно её халатности… нет, не вышел в коридор, чтобы дождаться её возвращения — он вошёл внутрь, сразу же с ходу распахивая дверцу её тумбочки. Выгреб наружу какие-то пакетики от еды, пару бутылок от молока и соков, ещё и грубо это всё распинывая по всей комнате. Потом выдвинул ящик… Но перед тем, как залез в него — увидел между спинкой её кровати и тумбочкой какие-то картонки.

— Что это за убожество такое? — Спросил он, вытаскивая из-за кровати пачку табличек, на каждой из которых имелась верёвка, чтобы её было удобно вешать на шею. И надписи — не слишком грамматически верные, но не узнать этот почерк он не мог.

"Лешение девственности всех выпускников! Успей кто не успел! БЕЗПЛАТНО!!!"

"Туалет! 15 з. за слив!" — При этом цифра "15" была зачёркнута, а над ней, чьей-то другой рукой, написано всего лишь "5". И сама табличка как-то подозрительно рассыхалась, как будто бы несколько раз попадала под дождь…

"ПОДСТИЛКА"

"Готова к оплодотворению! Стану мамой ваших детей!"

— Вот же грязная…

Она вешала это на шею? И так ходила?

Малкой не стал читать их все — и согнул всю эту пачку о колено, неловко, в этом подвыпившем состоянии, упав. И прямо так, на коленях, выдернул ящик полностью, начиная копаться в немногочисленной мелочёвке своей дочери. Какие-то монетки, заткнутый пробочкой флакончик с приятно и так знакомо пахнущей жидкостью, набор бесполезных, выкрашенных голубой краской камушков, уже полноценный мешочек с деньгами, гладкий ониксовый браслет, а также пара ярких колец из таких же полудрагоценных камней. Резиночки для волос, несколько пёстрых закладок, цветные карандаши и… и вот оно — то, что он искал. Какие-то визитные карточки, перетянутые розовой резиночкой. И одна из них — которую она использовала в последний раз — лежала вне пачки.