Политика благочестия. Исламское возрождение и феминистский субъект - Саба Махмуд

277

В большинстве своем суннитская традиция не позволяет женщинам призывать на молитву или читать пятничную проповедь, а также запрещает им предстоять на совместной молитве мужчин и женщин (al-Jumal I. Fiqh al-mar’a al-muslima: ‘ibadat wa muamalat. Cairo: Maktabat al-Qur’an, 1981. P. 121–126). Все четыре школы сходятся в том, что возглавлять молитву мужчин может только мужчина-имам.

278

Хадджу Фаизу критикуют и за то, что она откладывает совершение молитвы, не приступая к ней сразу после того, как прозвучал призыв; однако наибольшую критику вызывает именно ее роль в качестве имама, предстоятеля на молитве.

279

Эти молитвы дополняют обязательные, совершаемые пять раз в день, и являются специальным актом поклонения в месяц Рамадан.

280

Bid‘a следует отличать от ереси (ilḥād): второе считается актом сознательного бунта, а первое — результатом заблуждения, в особенности когда существует отсылка к разногласиям трактовок разных традиций (см.: Robson J. Bid’a // The Encyclopedia of Islam. CD-ROM, version 1.0. Leiden: Brill, 1999).

281

Принцип talfīq не только оформляет практики собирающихся в мечетях для высшего класса, но также повсеместно проникает в бедные районы. Например, полностью покрытая женщина однажды выступила против имама в мечети Аиши (в скромном пригороде Каира) и спросила, допустимо ли для него вести уроки у женщин женщинам без преграды между ними. Имам ответил, что по этому поводу в Коране прямого установления нет и нет хадиса на эту тему; женщина, не удовлетворенная таким ответом, задала тот же вопрос имамам соседних мечетей. Когда соседи обрушили на нее критику за то, что она сеет раздор в сообществе, подвергая сомнению слова имама, женщина защищалась, апеллируя к своему праву установить наиболее правильное суждение (ḥukm Ṣaḥīḥ) по этому религиозному вопросу — что, видимо, удовлетворило ее критиков.

282

Буквально shādhdh значит «аномальный»; в классификации хадисов этот термин используется по отношению к текстам, которые опираются лишь на один авторитетный источник и при этом отличаются от переданных другими. Следовать такой традиции можно, но ее следует отбрасывать, если такие хадисы противоречат мудрости других традиций, переданных источниками более авторитетными. См.: Robson J. Hadith. Строго говоря, хадджа Фаиза здесь не говорит о хадисах, используя термин shādhdh, отсылающий к мнениям правоведов.

283

Hallaq W. A History of Islamic legal theories: An introduction to Sunni usid al-fiqh. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 210.

284

Например, как я покажу в главе 5, хадджа Фаиза разделяет позицию более ортодоксальных dā‘iyāt о том, что женщины должны воздержаться от требования развода с аморальными мужьями, даже если им приходится понижать собственные стандарты благочестия. Такая позиция расходится с взглядами других dā‘iyāt, которые считали, что упорство мужа в ошибочном поведении является основанием для развода, поскольку оно становится помехой для того, чтобы жена оставалась верной Аллаху.

285

Aḥkām, множественное от ḥukm, происходит от глагола ḥakama, который значит «воздерживаться, предотвращать». В арабской философии и грамматике ḥukm обладает иными значениями, но в исламском праве это слово обозначает шариатское установление. С точки зрения исламских юристов Aḥkām о религиозных обязанностях являются абсолютными (ḥatmi). В повседневной речи, как и в приведенном примере (когда хадджа говорит об абсолютных указаниях), ḥukm используется для маркирования этих указаний как основанных на Коране и пророческой традиции.

286

См., например: Geertz C. Islam observed: Religious development in Morocco and Indonesia. Chicago: University of Chicago Press, 1968; Gellner E. Muslim society. Cambridge: Cambridge University Press, 1981; Gilsenan M. Recognizing Islam: Religion and society in the modern Arab world. New York: Pantheon Books, 1982.

287

Использование термина tijāra см. в аяте 10 суры аль-Сафф: «О вы, которые уверовали! Указать ли вам на соглашение, которое спасет вас от мучительного наказания?» (61:10).

288

Разные переводы коранического ‘abd allāh вызывают схожую реакцию. Этот термин буквально означает «раб Бога», и для многих мусульман в нем выражается безусловное подчинение, характерное для отношений между творцом и творением. В новое время это выражение стало переводиться как «слуга Бога» или «верующий»; такие переводы избегают идеи полного подчинения, несовместимой с гуманистическими допущениями многих современных мусульман. Об этом см.: Asad T. Genealogies of religion. P. 221–222.

289

Эту позицию многократно и красноречиво выражали уважаемые историки раннего и средневекового христианства. Например, см.: Brown P. The cult of the saints: Its rise and function in Latin Christianity. Chicago: University of Chicago Press, 1981; Bynum C. The mysticism and asceticism of medieval women: Some comments on the typologies of Max Weber and Ernst Troeltsch // Fragmentation and redemption: Essays on gender and the human body in medieval religion. New York: Zone Books, 1992. P. 53–78.

290

Например, когда хорошо известные исламские правоведы, такие как аль-Джаузи и Аз-Захаби, критиковали теолога XII века аль-Газали за использование им слабого хадиса, несколько улемов защищали его, на том основании, что аргументация, основанная даже на слабом хадисе, оправданна, если вдохновляет на добродетельное поведение (Winter T. J. Introduction to the remembrance of death and the afterlife (kitab dhikr al-mawt wa ma ba’dahu): Book XL of the revival of the religious sciences (ihya ulum al-din), by Abu Hamid al-Ghazali / Trans. T. J. Winter. Cambridge, UK: Islamic Texts Society, 1989. P. xx). Уинтер указывает, что этот принцип хорошо известен хадисоведам и приводится в авторитетном труде ан-Навави XII века «Сорок избранных хадисов».

291

Об этом противопоставлении см. в: Messick B. The calligraphic state: Textual domination and history in a Muslim society. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1993. P. 152–167.

292

Период позднего модерна характеризуют серьезные вызовы, брошенные авторитету, который исламские правоведы приписывали хадисам в формулировании шариата. Только в XIX веке множество широко известных исламских мыслителей, среди которых Саид Ахмад-хан в Индии и Мухаммад Абду в Египте, ставили вопрос аутентичности хадисов. В XX веке другие ученые (например, Али Абдель Разек в Египте и Черах Али в Индии) чрезвычайно ограничили применимость пророческой традиции исключительно духовными вопросами. Об этих спорах см.: Brown D. Rethinking tradition.

293

Berkey J.