Фольклор в ветхом завете - Джеймс Фрэзер

Иногда стараются угадать свою судьбу, бросая в сосуд с водой то или иное вещество и следя за тем, какре положение или форму оно примет в воде. У пастушеского племени багима или банианколе, в Уганде, знахарь берет иногда горшок с водой и кладет туда некоторые травы, отчего на воде образуется пена; затем он кидает в воду четыре кофейных зерна и сообразно с направлением, на которое они указывают, или со стороной, на какую они, плавая, перевернутся, он толкует волю богов. У гаро, в Ассаме, жрецы гадают посредством чаши с водой и нескольких зерен сырого риса. Держа чашу с водой в одной руке, они бросают в нее рис, зерно за зерном, выкликая при этом имя какого-нибудь духа. Тот дух, чье имя было произнесено при столкновении двух плавающих зерен, подлежит умилостивлению. В горной Шотландии было детально разработано искусство гадания по чайным листочкам или по осадку на дне чайной чашки. Молодые женщины часто обращаются к гадателям этого рода, которые за одно лишь угощение чаем называют своим клиенткам имена их суженых. Предсказание дается по расположению чайного осадка или отдельных чаинок после того, как стенки чашки были ополоснуты остатком питья посредством вращения ее слева направо, а жидкость была выплеснута вон. В Англии также делаются подобные предсказания на основании расположения чаинок и кофейной гущи, оставшихся на дне чашки. В Македонии гадают по кофе следующим образом: "Один пузырек воздуха в центре чашки означает, что у лица, держащего ее, имеется один верный и испытанный друг; несколько пузырьков у края чашки означают ветреный характер этого лица, делящего свои симпатии между несколькими объектами любви. Разглядывают также кофейную гущу и соответственно ее форме дают различные толкования; если гуща легла вокруг чаши струйками или ручейками, это предвещает деньги и так далее".

В Европе широко практикуется гадание посредством опускания в сосуд с водой расплавленного свинца или воска; предсказания даются на основании форм, принимаемых этими веществами при охлаждении. Такой способ заглядывания в будущее является излюбленным в Литве, в Швеции, Шотландии и Ирландии. Ирландцы, кроме того, полагают, что болезнь, которую они называют esane, насылается на них колдуньями, и, чтобы предсказать исход ее или предписать способ лечения, гадальщики смотрят на угольки, брошенные ими в сосуд с чистой водой.

К одному из изложенных приемов, вероятно, и прибегал Иосиф, гадая на своей серебряной чаше.

часть третья.

ЭПОХА СУДЕЙ И ЦАРЕЙ.

Глава 1.

МОИСЕЙ В ТРОСТНИКОВОЙ КОРЗИНЕ.

Со смертью Иосифа патриархальный период в истории израильского народа надо считать законченным. В блестящей серии биографических очерков, ярких по краскам и мастерских по обрисовке характеров, историк изобразил переход патриархов из долины Евфрата к берегам Нила. Здесь он на время прерывает изложение. После первого акта драмы занавес падает, чтобы подняться вновь по истечении четырех столетий, когда патриархальная семья успела вырасти в нацию. С этого момента начинается национальная история евреев, у истоков которой стоит личность Моисея, вождя и законодателя, который, согласно Библии, освободил свой народ от египетского рабства, предводительствовал им в скитаниях по аравийской пустыне, дал ему установления и умер в преддверии обетованной земли, ступить на которую ему было не суждено. В последующие века легенду о Моисее, как это всегда бывает с легендами о национальных героях, расцветили пестрыми нитями фантазии; но эти позднейшие узоры не смогли изменить до неузнаваемости ее основных линий. Еще и теперь мы различаем черты человеческого лица в ореоле неземной славы, озарявшей лик пророка и святого, когда он спускался с горы, где беседовал с богом и получил из его рук новый закон для своего народа. Примечательно то, что, хотя Моисей гораздо ближе, чем патриархи, стоит к историческому времени, все же в его жизнеописании элемент чудесного и необычайного занимает гораздо больше места, чем в сказаниях о патриархах. И они, по преданию, время от времени вступали в общение с божеством - то лицом к лицу, то в видениях; но ни один из них не изображается творцом таких чудес и знамений, какими изобилует жизненный путь Моисея. Те проходят перед нами обыкновенными людьми среди таких же, как они, обыкновенных людей, ведут обычный образ жизни и испытывают горе и радости, общие всем людям. Моисей же от первого до последнего дня своей жизни стоит особняком как носитель великой миссии. Его путь пролегает высоко над путями простых смертных, и мы не замечаем в его образе почти ни одной из тех общечеловеческих слабостей, благодаря которым портреты патриархов приобретают под легкой кистью художника такую жизненную яркость. Вот почему простая человечность Авраама, Исаака и Иакова трогает нас гораздо глубже, чем величавая, но одинокая фигура Моисея.

Рождение Моисея, как и все вообще события его жизни, окутано дымкой романтики. После смерти Иосифа и его братьев потомки их, сыны Израиля, так быстро размножились в долине Нила, что египтяне стали смотреть на них с недоверием и страхом и пытались положить этому предел, принуждая их к тяжелым работам. Но так как эта жестокая мера не привела к желаемым результатам, то царь египетский издал приказ, чтобы все еврейские дети мужского пола умерщвлялись при рождении. Когда же фараон убедился, что его бесчеловечный приказ не выполняется из-за мягкосердечия повитух, которым было поручено это злое дело, он повелел бросать в воду всех новорожденных еврейских мальчиков. Мать Моисея три месяца после рождения ребенка прятала его; когда же стало невозможным скрывать его дольше, она сплела корзину из тростника или, вернее, из папируса, обмазала ее глиной и смолой, уложила в нее ребенка и отнесла с сердечным сокрушением на берег Нила в заросли тростника. Старшая сестра младенца стояла вдали, следя за тем, что станется с ее маленьким братом. И вот случилось так, что дочь фараона, царя египетского, пошла к реке купаться и, заметив в тростнике корзину, послала за ней одну из своих прислужниц. Когда принесли корзину и открыли ее, царевна увидела ребенка, который тут же заплакал. Она пожалела его и сказала: "Это из еврейских детей". Тем временем сестра младенца, наблюдавшая за всем происходившим, подошла и обратилась к царевне: "Не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе младенца?" И дочь фараона молвила:

"Сходи". Девушка пошла и привела мать ребенка. Дочь фараона обратилась к ней со словами: "Возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату". Так мать получила своего младенца и вскормила его. Когда же ребенок подрос, она привела его к дочери фараона, и он стал сыном царевны; ему дали имя Моисей, "потому что, - сказала царевна, - я из воды вынула его". Имя Моисей происходит, вероятно, от еврейского глагола "maschah" вытаскивать и означает "вытащенный из воды".

Хотя в этом рассказе нет ничего сверхъестественного, однако в нем можно различить черты, свойственные скорее фольклору, чем истории. Желая придать больше необычайности судьбе своего героя, рассказчик представляет дело так, что великий человек при рождении был обречен на неминуемую смерть, но его спасло некое обстоятельство, которое обыкновенному человеку может показаться простой случайностью, а на самом деле есть указующий перст провидения, сохранившего беспомощного младенца для предназначенной ему высокой участи. Такие эпизоды следует в большинстве случаев относить на счет фантазии повествователя, который стремится подобными приемами усилить эффект рассказа, чтобы сделать его достойным величия своего героя.

Согласно римскому преданию, основатель Рима был в младенчестве брошен на погибель и погиб бы неминуемо, если бы волей судьбы не вмешались волчица и зеленый дятел. Рассказ этот таков. На склонах Альбанских гор стоял "длинный белый город" - Alba Longa, и в нем царствовала династия царей, по имени Сильвии, что значит "лесные", а на холмах нынешнего Рима еще паслись стада, и волки рыскали среди болотистых низин. Один из царей Альбы, по имени Прока, оставил после своей смерти двух сыновей - Нумитора и Амулиуса; Нумитор был старший и должен был по воле отца унаследовать его престол. Но младший брат, честолюбивый и бессовестный, не постеснялся прогнать силой своего старшего брата и сам стал царем. Не довольствуясь этим, он задумал укрепить свою узурпированную власть и довершить злодеяние над братом, лишив его мужского потомства. С этой целью он приказал убить единственного сына Нумитора, а дочь его, Рею Сильвию, убедил, а может быть, насильно заставил сделаться жрицей богини Весты и тем самым дать обет вечной девственности. Но обет этот был нарушен. Девственница-весталка забеременела и в урочное время родила двух мальчиков-близнецов. Она указала на бога Марса как на отца их, но жестокосердный дядя отказался верить ее словам и велел бросить обоих мальчиков в реку. Случилось так, что Тибр вышел из берегов, и слуги, которым было поручено утопить детей, не смогли добраться до главного русла реки и оставили корзину с близнецами на отмели у подножия Палатинского холма. Здесь они покинули младенцев, и здесь волчица, привлеченная их плачем, нашла их, накормила из сосцов своих и начисто вылизала тину, которой были покрыты их тела. Вплоть до времен империи под Палатинским холмом в память об этом предании стояла статуя, изображавшая волчицу, кормящую двоих детей;