Субмарины уходят в вечность - Богдан Сушинский

— Но какое вам, иезуиту по убеждению, дело до моих литературных опытов? — пропыхтел Черчилль клубами сигаретного дыма.

— Если где-либо в мире появился великий человек, рядом с ним немедленно должен оказаться иезуит.

— Даже так? Любопытно. И чем это мотивируется?

— Такова философия ордена.

— Понятно, что такова философия. Я спросил о конечной цели. Вашей личной, цели всего ордена.

— Она мне неизвестна. Члену нашего ордена не обязательно быть осведомленным о конечной цели того или иного задания. А во многих случаях истинный иезуит и не должен ждать конкретного задания. Его приучают действовать самостоятельно, наподобие того, как обязывают действовать в тылу врага хорошо подготовленного диверсанта…

— В таком случае я, англосакс, крещенный в баптистской церкви, начинаю с уважением относиться к вашему иезуитскому ордену.

— Да, без зависти и гордыни, не завидуя, а способствуя и всячески поддерживая — и всегда рядом. Таково священное правило нашего ордена.

— Действительно священное.

— Однако приблизили меня к вам не традиции монашеского иезуитства, а стремление быть полезным вам, а значит, и человечеству.

…Однако все это из области воспоминаний. А с минуты на минуту здесь, в «келье одинокого странника», должен был появиться генерал О'Коннел, и, лишь вспомнив об этом, Черчилль взял в руки сводку донесений, ради вдумчивого ознакомления с которыми он и попытался уединиться в этой своей «келье».

52

Май 1945 года. Лондон.

Резиденция премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.

Когда из министерства иностранных дел Черчиллю сообщили, что Муссолини расстрелян на окраине какой-то маленькой деревушки на севере Италии, неподалеку от швейцарской границы, он поначалу не поверил и потребовал самым тщательным образом проверить, так ли это на самом деле. В общем-то, все к тому и шло, но слишком уж невероятной казалась английскому премьеру такая вот, внесудебная, поспешная казнь диктатора.

Еще 26 апреля из ведомства генерала О'Коннела Черчиллю сообщили, что Муссолини с небольшой группой своих соратников направляется в сторону швейцарской границы.

«Он пытается спрятаться в Швейцарии? — изумился тогда старый, опытный авантюрист наивности этой затеи. — От кого и каким образом?!»

Представив себе, какую охоту на дуче устроят сейчас разведки союзников, а также люди итальянского короля, немцы, русские и итальянские партизаны, Черчилль рассмеялся. Правда, это был смех человека, готового первым броситься в погоню на опережение. Но если американцам, русским и всем прочим Муссолини нужен был живым, то Черчилль желал видеть его только мертвым, причем умерщвленным как можно скорее, до того, как он будет схвачен кем-либо и начнет давать первые показания.

Ознакомившись с последними донесениями того дня, последовавшими из министерства иностранных дел, из штаба сухопутных войск, из ватиканских и иных источников, Черчилль тут же связался с О'Коннелом и приказал трубить во все охотничье-разведывательные рога.

— Мне нужно «Евангелие»! — орал он в трубку, хотя крайне редко позволял себе повышать голос. — Причем желательно вместе с трупом его обладателя, Паломника!

И генералу не нужно было объяснять, что под кодовым названием «Евангелие» Черчилль имеет в виду свою переписку с Муссолини, а под Паломником, — самого презренного дуче.

— Постараюсь сделать все возможное, сэр.

— Это не ответ, О'Коннел!

— Но, видите ли, сэр, существуют объективные факторы, которые…

— В данной ситуации — это уже не ответ, — еще жестче отрубил премьер-министр. — И мне очень жаль, что я все еще не слышу ответа, достойного одного из руководителей «Сикрет Интеллидженс Сервис».

— Я мобилизую всех имеющихся в Италии наших людей, и мы попытаемся добраться до этого… Паломника, сэр, — стоически выдерживал его натиск генерал.

— Нечто подобное, мой генерал, я уже слышал почти два года назад, когда дуче оказался в руках итальянского короля. И когда, ошалев от радости, монарх по-идиотски прятал своего пленника по каким-то задворкам.

— Но и тогда мы предпринимали все, что только можно было… — начал оправдываться Альберт О'Коннел.

— Тогда вы ничего не предприняли, — жестко перебил его Черчилль. — Хотя тоже получили приказ добраться до этого… Паломника и тоже якобы трубили большой сбор.

— Не смею возразить, мы потерпели общую неудачу, — воспользовался генерал одной из мнимых пауз премьера, чтобы еще раз вклиниться в его монолог. — Однако достаточно пройтись по сообщениям наших агентов…

— Сообщения ваших агентов, О'Коннел, ровным счетом ничего не стоят. О том, где именно итальянцы прятали Паломника, вы, лично вы, генерал от разведки, узнали только после того, как некий человек со шрамами победно доставил его в Берлин[114]. В подарок своему фюреру. Причем узнали вы об этом из тех же недостойных истинного разведчика источников, то есть германских и итальянских газет, из которых узнал и я, в разведке человек безгрешный.

— Согласен, тогда германцы опередили нас, господин Черчилль, но если подходить объективно…

— Понимаю, — не дал ему договорить Черчилль, — что я — не фюрер, и преподносить подобные подарки, в виде выкраденных руководителей соседних стран, мне не полагается, тем не менее просил бы вас, полковник, — тут же начал ритуально понижать его в чине премьер-министр, — вспомнить о том, каким именно ведомством вы руководите.

— Признаю, что в той ситуации мои люди сработали ниже своих возможностей.

— Издеваетесь, подполковник?

— Простите, сэр?

— Скажите мне прямо, майор, у вас действительно имеется хотя бы два-три человека, которых вы сумеете быстро перебросить в район озера Комо, где, как явствует из последних донесений, может находиться сейчас Паломник?

— Честно признаюсь, что на крайнем севере Италии у нас нет надежной агентуры, однако мы активизируем всех, кто способен выполнить подобное задание. Словом, поднимем на ноги всю нашу диверсионную сеть.

— И не только. Свяжитесь с местной мафией, с партизанами, местными высокопоставленными итальянскими полицейскими чинами, со Скорцени или с германским генералом Геленом[115], да хоть с папой римским!

«А что, с папой римским — это мысль!» — согласился с премьером О'Коннел, однако произнести это вслух не решился.

— Мне понятны ваша цель и ваши требования, — уже почти сквозь сжатые зубы проговорил генерал, чувствуя, как что-то там у него внутри яростно закипает.

В данном случае, пользуясь своей властью, Черчилль прибегал к совершенно недозволенным методам — это было понятно. Вот только генерал представления не имел о том, как следует противостоять этому натиску.

— Кстати, помнится, в прошлый раз вы рассказывали мне о некоей прекрасной представительнице итальянской «черной знати»[116], высшей аристократии Италии.

— Да, в той истории с Муссолини была замешана и одна очаровательная римлянка, — неуверенно подтвердил генерал, еще понятия не имея, о ком именно идет речь.

— И вам удалось подступиться к этой римлянке и всем прочим сливкам «черной знати»? Только правду, правду…

— В общем-то да… — все еще мучительно пытался припомнить генерал О'Коннел, о ком это решил поведать ему премьер-министр.

— А не могли бы вы отвечать если не определеннее, то хотя бы увереннее, генерал?

— Для начала хотелось бы уточнить, кого именно вы имеете в виду, — признал свое поражение О'Коннел.

— Все то, хорошо известное вам около ватиканское чиновничество, которое уже подарило Италии не одного негодяя, причем не только с церковной окраской…

— Но вас интересует женщина, — к этому мгновению генерал уже, наконец-то, сумел вспомнить имя прекрасной представительницы «черной знати» и теперь спешно пытался привязать к нему имя кого-то из своих итальянских агентов или хотя бы кандидатов на вербовку. — Вот именно: некая итальянка, которая якобы работала на вас, на разведку Ватикана, германцев и добрый десяток других спецслужб.

— Признаю, к тому времени она уже действительно являлась двойным агентом.

— Если вы имеете в виду только германскую и итальянскую разведки, то все же потрудитесь обратить внимание на мою подсказку и вспомнить еще и о ватиканской.

— Понимаю, вы — о «Содалициум Пианум»[117], специальной церковной сыскной службе, которую возглавляет прелат Бенини, — решил щегольнуть своими познаниями О'Коннел.

— Вы опять неточны, генерал: не «прелат Бенини», а «яростный поклонник и приверженец Бенито Муссолини» прелат Бенини.

— Уточнение принимается, сэр.

— И уверен, что это «Содалициум Пианум» нашла, проверила и не просто завербовала эту вашу княгиню, но и открыла в ней шпионский талант.