Роксолана - Осип Назарук

Когда же отважная султанша Мисафир насытила свою душу пустыней и постигла ее, она внезапно утратила мужество, необходимое для продолжения пути к святыням ислама. И неожиданно приказала возвращаться в Каир, чтобы все-таки дождаться там своего мужа Сулеймана. Ибо образ пустыни, так же как образ моря, степи или иных необъятных просторов, обращает душу к Богу.

Молча развернула коней стража султанши, а паломники, которые шли с караваном, отправились дальше – к гробу Пророка.

Когда же в Каире разнеслась весть об отчаянной отваге султанши, собрался совет местных имамов и хатибов и заставил воинов отряда, сопровождавшего ее, присягнуть в мечети в том, что ни один из них не вернется живым без жены падишаха, если она, паче чаяния, изменит решение и вновь отправится в Мекку. Но уже через несколько дней из Цареграда примчался посланец султана со скорбным известием – умерла мать Сулеймана. Кроме того, посланец передал просьбу падишаха к жене – помолиться об этой утрате у гроба Пророка. Тогда был снова составлен большой караван, и султанша опять направилась на Восток.

На сей раз первая большая остановка в пути была сделана в местности Мигтат-Бир-Эль-Абд[145]. Там были раскинуты шатры, и женщины разместились в середине лагеря. Развели костры и напекли лепешек. А ночью вокруг лагеря до самого рассвета сменялись караулы: разбойничьи племена арабов обычно подстерегают такие караваны на стоянках, подкрадываются в темноте, режут и душат паломников и грабят их добро.

С восходом солнца погонщики и проводники навьючили верблюдов, и караван султанши двинулся через Эль-Хамри, пустынную долину, расположенную между высокими горами, где раскаленный воздух жег, как огонь, и не было ни единого дуновения ветерка. Скалы на склонах окрестных гор выглядели как замки из разноцветного камня, у их подножий тянулись красные, как кармин, песчаные гряды. Здесь караван остановился, были изжарены и съедены несколько баранов, а затем паломники вновь двинулись в путь, лежавший между двумя хребтами совершенно голых гор.

Когда солнце зашло, караван достиг Эль-Сафры. Здесь имелись источники, но вода в них была горячей как кипяток. Правоверные омылись ею и вознесли у источников общую молитву. Неподалеку обитало какое-то бедуинское племя, женщины которого носили кожаные одеяния, украшенные раковинами, а их дети бегали нагими. Жили эти люди в палатках и пещерах, вырытых в склонах гор. У них путникам удалось купить яиц и сушеных фиников. Выглядели они довольно мирно, но проводники сказали, что именно эти люди чаще всего нападают по ночам на караваны, следующие в Мекку, и если бы не султанская стража, многие из паломников полегли бы уже здесь.

На следующей стоянке в местности Бир-эль-Маши ночь оказалась настолько темной, что не было видно собственной руки, даже если поднести ее к самым глазам. В этой тьме арабы-разбойники, следившие за караваном, убили троих паломников, неосторожно отдалившихся от лагеря. Утром их похоронили на склоне горы, завалив тела глыбами камня, потому что выкопать могилы в твердой, как скала, почве было невозможно.

К вечеру следующего дня караван достиг стоянки Бир-эль-Нахль, расположенной между безлесными горами. Почва здесь была скудной, травянистая растительность – сухой и чахлой. К тому же, и воды в здешнем источнике оказалось совсем мало, она была мутно-желтой и пахла серой. Чтобы пить эту воду, приходилось добавлять к ней сок персиков и тамариндов. Воздух здесь даже ночью оставался сухим и горячим, и уснуть не было никакой возможности. И хасеки Хуррем с дочерью Мирмаг вышли из своего шатра и остановились под безбрежным сводом шатра Аллаха, нависавшим над пустыней, как черный бархат. Султанша смотрела в пустыню, где во мраке мерцали только глаза шакалов да слышались их унылое тявканье и скулеж, а юная Мирмаг испуганно жалась к матери, а та успокаивала ее, говоря, что вокруг лагеря стоит надежная стража, а паломников хранит сам Аллах.

Внезапно визг и лай шакалов смолк и воцарилась гнетущая тишина. И в этой тишине в горах прогремел львиный рык. Ужас охватил пустыню и всех ее обитателей. Даже часовые прекратили перекликаться. Хасеки Хуррем вернулась в шатер – даже ее сердце дрогнуло в присутствии царя пустыни. Затем прозвучала команда, и ночную тишину разорвали вспышки и грохот двух залпов подряд – это янычары и сипахи открыли огонь наугад. Ответом им был потрясающий рев, и стражники продолжали снова и снова палить в темноту. В эту ночь в лагере никто не спал до рассвета, а невольницы в шатре рассказывали одна другой, как раскаленный вихрь самум засыпает песком караваны паломников, у которых есть на совести тяжкие грехи…

Следующий переход оказался долгим, и в конце его караван вступил в странную местность, сплошь покрытую «водяными дырами». Под ногами лежал сплошной массив известняка, изрытый естественными и искусственными бассейнами, водоемами и колодцами. Здесь месяцами сохранялась вода, проливавшаяся во время редких в тех краях дождей. Вокруг виднелись только одинокие пальмы, но травянистой растительности, которая служила кормом для верблюдов и лошадей, не было.

Затем караван вступил на голую равнину, залитую слепящим блеском солнца. Проходил час за часом, а вокруг были только пески да черные камни, до блеска отшлифованные пустынными ветрами. С гребней барханов, попадавшихся по пути, открывалось необозримое море песчаных равнин, цепи других барханов и холмов, окруженных каменными валами.

Следующей стоянкой был Эль-Зият – здесь султаншу встретили и привествовали посланцы священного города Медины, да сопутствуют мир и процветание жителям его!

Но пока караван добирался до Медины, воздух стал от жары таким красным, как верблюжья шерсть, окрашенная хной, а почва жгла ноги, словно груда горящих углей. На этом отрезке пути погибло немало верблюдов, а тем, кто ехал на них, пришлось покориться воле Божьей и идти дальше пешком по раскаленной тропе. И многие из них пали мертвыми посреди пустыни, не увидев домов своих.

Наконец вдали в лучах солнца показался священный город Медина-эль-Наби[146] – словно белая голубка на желтом песке. Солнце склонялось к закату, когда караван султанши вступил в его святые стены. Все паломники были как пьяные от усталости и жажды. Но это место было и в самом деле словно самим Аллахом предназначено для отдыха: вода здесь была холодна, как лед, и сладка, как мед, а воздух чист, как хрусталь. Здесь вскоре забылись тяготы страшного пути через пустыню, и все, кто прибыл с караваном, погрузились в мирный сон.