Волк среди теней - Дэвид Геммел

— Ответственность за то, что они вон там лишились ее, лежит на мне, — сказала она, а тела неслись и неслись вниз к Атлантиде.

— Они сами сотворили свой рок, — сказал он ей. — Вам не за что винить себя.

Она вздохнула и отвернулась.

— Донна спасена и воссоединилась с Коном Гриффином.

— Я желаю им счастья, — сказал Шэнноу.

— Я знаю. Вот почему вы — особенный человек.

— А Бетик?

— Он был ранен, но останется жив. Он сильный человек и в одиночку схватился с Дьяволом.

— С Дьяволом?

— Нет, — сказала Руфь, — но с близким его подобием.

— А Аваддон?

— Йон, он мертв.

— Его убил Бетик?

— Нет. Его убил ты, Взыскующий Иерусалима. А может быть, Хранители — и уже очень давно.

— Не понимаю.

— Вы помните, как я рассказывала вам про Лоренса, про то, как он нашел душевный мир и счастье после Падения? Как он помогал Возрождению?

— Конечно.

— Дьявол был здесь, Йон. В этом проклятом корабле. Им был Камень и те, кто использовал Камень. С самого начала волками среди теней были они, вынуждая Лоренса скармливать им души. Отыскали в нем слабость и сотворили Аваддона. Подпитывали его энергией и поддерживали в нем жизнь из века в век. Когда вы замкнули эту энергию, Лоренс стал самим собой — давно умершим человеком.

— У Саренто была заветная мечта, — сказал Шэнноу. — Он хотел воссоздать старый мир, вновь отстроить все города, восстановить цивилизацию.

— Это была не заветная мечта, — сказала Руфь. — Это была мания. Поверьте мне, Йон, я жила в старом мире, и в нем было очень мало такого, что я захотела бы воссоздать. Каждому благу противостояло проклятие. Каждой радости — десять печалей. Девять десятых этого мира голодали, и повсюду велись войны, разражались эпидемии, правили голод и истощение. Этот мир пришел к своему концу еще до Падения, но умирал слишком долго.

— Что вы будете делать теперь?

— Вернусь в Убежище.

— У Селы все хорошо?

— Прекрасно. Теперь он вместе со всеми моими людьми ушел в мир. Я послала его с Клофасом. Они отлично ладят.

— И вы будете в Святилище одна?

— Недолго.

— Я еще увижу вас?

— Думаю, что нет. — Она снова обернулась к горе, увенчанной ржавым остовом, и увидела, что по крутому склону вниз карабкается крохотная фигурка.

— Это жена Сэма Арчера с их сыном. Проводите их в безопасное место.

— Провожу. Прощайте, Руфь!

— Бог вам в помощь. Продолжайте поиски своего города и найдите своего Бога.

Шэнноу улыбнулся.

— Я найду!

Вернувшись в Убежище, Руфь легла на свой любимый диван и стянула воедино всю силу, которую накопила за века. Ее тело засияло и начало увеличиваться, поглотив не только все Убежище, но и продолжая поглощать энергию всех Кровь‑Камней в открытых для нее пределах. По мере того, как росла ее сила, росла ее боль, и в ней началась борьба — мощь Кровь‑Камней столкнулась с благостью Святого Убежища. В ее душе ширилась ярость — все забытые минуты злости, похоти и алчности затопляли ее существо.

То, что прежде было Руфью Уэлби, воспарило в ночь, будто светящееся облако, разлилось в воздухе, унеслось с ночными ветрами.

Некоторое время Руфь старалась сохранить ощущение своей личности внутри облака, стремилась подчинить темную силу Камней, восстановить гармонию внутри своей силы.

Наконец она приблизилась к войску исчадий, готовящемуся к последней атаке на защитников Долины Родников. Тогда она предалась бесконечности и дождем золотого света пролилась на Долину.

Аваал, генерал исчадий, сидел на травянистом гребне холма и угрюмо смотрел на проход в Долину Родников, а у подножия холма его войско выстраивалось в боевой порядок. Уже два дня оборона ослабевала — у Кейда и его людей патроны были на исходе. Накануне исчадия почти прорвались в Долину, но Кейд воодушевил своих, и воины Аваала были отброшены после яростной рукопашной.

На этот раз сопротивлению будет положен конец, Аваал не сомневался в этом. Его взгляд был обращен к началу прохода, где под лучами солнца валялись распухшие трупы людей и лошадей — более тысячи юношей уже никогда не вернутся домой.

Жаркое солнце заставило его снять тяжелую черную шинель, и он откинулся в траве, устремив глаза на защитников прохода. Враги тоже понесли тяжелые потери и должны были бы обратиться в бегство, зная, насколько противник превосходит их численностью. Надежды на победу у них не могло быть никакой, и тем не менее они готовились сражаться.

Аваал поискал поддержки в своей ненависти. Но она исчезла.

Как можно ненавидеть мужчин и женщин, готовых умереть за родной край?

На гребень въехал его помощник Дорвал и спешился.

— Всадники готовы, мой генерал.

— Как они отнеслись к потере Камней?

— Со страхом, но они строго блюдут дисциплину.

Аваал жестом пригласил молодого человека сесть рядом с ним.

— Нынче какой‑то странный день.

— В каком смысле, мой генерал?

— Трудно объяснить. Ты ненавидишь их, Дорвал? Защитников Долины?

— Разумеется. Они же враги.

— Но сегодня твоя ненависть сильна по‑прежнему?

Молодой человек отвел глаза, его взгляд скользнул по трупам на равнине.

— Да, — сказал он наконец.

Аваал распознал ложь, но не обличил ее.

— О чем ты думаешь?

— Я вспоминал отца и наше прощание. Пока он умирал, я просто сидел рядом и думал о богатстве, которое получу, о его наложницах, которые станут моими. И не сказал ему ни слова благодарности. Такое странное чувство!

— Скажи, Дорвал, и скажи мне правду: ты хочешь сражаться сегодня?

— Да, мой генерал. Будет великой честью повести воинов за собой!

Аваал поглядел в глаза молодого человека и понял, что тот вновь солгал. Но винить его было нельзя: за такую правду вчерашний Аваал убил бы его.

— Прикажи всадникам спешиться.

— Есть, мой генерал! — ответил Дорвал, не сумев замаскировать облегчение на своем лице.

— И принеси мне кувшин вина.

В проходе Кейд следил за тем, как враги спрыгивают с коней.

— Что они затевают, Кейд? — спросил Гамбион.

Кейд пожал плечами и открыл патронник своего пистолета. Только два патрона. Он закрыл глаза, и Гамбион, решив, что он молится, отошел. Однако Кейд просто старался сосредоточиться. Он открыл глаза, обвел взглядом защитников прохода и судорожно сглотнул. Они сражались так хорошо!

Давным‑давно — во всяком случае, так казалось, — Лиза спросила его, не думает ли он создать войско из овечек. И он создал. И каким же доблестным войском они были! Но храбрость — только часть дела. Теперь всех их ждала смерть, и Кейд понял, что у него не достанет мужества стать свидетелем этого. Он убрал пистолет в кобуру и встал.