Попаданец для драконши - Алиса Рудницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не обессудь, ничего лучше я не придумал, — вздохнул он. — Но эта ерунда мне, честно говоря, понравилась. Забавная безделушка.
Я открыл шкатулку — благо, ее крышка была без замка, держалась просто на магните. На дне, выстланном зеленым шелком, лежала действительно занятная вещица. Это была статуэтка-кукла — стражник в традиционном Арлейвском красном кафтане, с бердышом и в высокой меховой шапке. Одним он только от обычных стражей замка отличался — вместо человеческой головы у него из воротника торчала голова змеиная на длинной шее. Голова имела темно-коричневый цвет, почти черный, как крепкое кофе. Тело этого занятного гомункула мастер вырезал из камня, глаза горели двумя изумрудами, а вся одежда была из ткани и меха, бердыш — дерево и металл.
— Я не девчонка, чтобы играть в куклы, — хмыкнул я из вредности, хотя вещичка мне понравилась. — Но мне нравится.
— Она начнет шипеть, если кто-то рядом будет врать или жульничать, — усмехнулся кронпринц. — Но если тебе так хочется с ней поиграть — пожалуйста. Тот мастер делает подобные безделушки, можешь сходить к нему и еще купить, чтобы играть было интереснее.
— Чего же ты накручивал-то? — прервал я его зубоскальства. — Напугал кота сосиской. Кто откажется от халявного полезного артефакта, замаскированного под приятную безделушку?
— Это еще не все, — как-то напрягся коф. — А теперь не мешай мне. Помни — ты пообещал.
— Ну давай, — махнул я рукой, — удиви меня.
— Да уж я постараюсь, — усмехнулся он, а потом, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза.
Я застыл в ожидании, а кронпринц вдруг вытянул указательный палец и начертил им крестик на месте своего сердца.
— Властью, данной мне над своей душой, — сказал он тихо и как-то испуганно, — повелеваю — покажись.
В комнате вдруг как-то резко потемнело и похолодело, я вытаращился на своего приятеля, пребывая немного в шоке. До меня вдруг дошло, что он собрался сделать, и я пожалел, что дал обещание его не останавливать. Все, что мне оставалось — это неодобрительно нахмуриться и покачать головой. Тем временем кронпринц сложил пальцы щепоткой и, будто за что-то у себя в груди ухватившись, вытянул… нет, действительно свою душу. Это была маленькая, сияющая как солнце, ленточка мебиуса, скрученная в знак бесконечности.
— Смотри-ка, получилось, — рассеянно сказал он, открыв глаза. — А я боялся, что наобещаю, и ничего не выйдет.
— Ну ты… блин… — пробормотал я. — Зачем? Я, как человек из другого мира, не понимаю вашей повальной тяги отщипнуть кусок от души и кому-нибудь подарить…
— Ну, ты знаешь, — кронпринц задумчиво продел в свою душу палец как в кольцо, — я тоже раньше не понимал. Глупостью считал… но все равно мечтал в детстве кому-нибудь свою отщипнуть. А теперь — понял. Мой отец, подаривший матери кусочек от себя, говорил, что порой бывает такое, что твоя душа раздувается от благодарности или любви к кому-либо. Она настолько сильно переполняется твоими эмоциями, что чуть увеличивается в размерах. Тогда ее можно достать и отщипнуть от нее все то хорошее, от чего она увеличилась. Конечно, отщипывать от нее когда ты ничего не чувствуешь — гадство… но если так сильно хочется как мне, то можно.
— Ты ж меня ненавидишь? — сделал я еще попытку отговорить его.
— Ну, — хмыкнул кронпринц, отщипнув от ленточки маленький кусочек. — Наверное нет, раз такое делаю. Мрак… Не думал, что когда-нибудь отдам кусок от своей души представителю другой расы, с которым буду знаком три недели. А ведь я скучать по тебе, болтуну, буду!
Я думал, что душа после такого варварского обращения останется щербатой, но… то место, что он ранил, тут же затянулось и разгладилось. А маленькая золотистая искорка была вжата кронпринцев в лоб змеи-стражника. Душа же была возвращена на место, в сердце.
— Прости, не могу ответить тебе тем же, — потупился я, испытывая к парню какое-то нежное, почти родственное чувство. — Не то чтобы ты мне не нравился, но я не знаю, что будет с моей душой, если я от нее что-то оторву. Я даже не знаю, появится ли она, если я так ее позову. Скорее всего нет…
— Конечно нет, ты же не инициированный маг, — весело двинул меня в плечо кулаком кронпринц. — А теперь давай-ка я отвезу тебя в твою комнату, пшеничник. А то завтра слугам придется на ручка тебя спящего до твоего корыта тащить.
Я на это только улыбнулся. Вот ведь придурок…
46. Люди любят шоу
Королевская семья Арлейва попрощалась со мной очень тепло, а с кронпринцем я вообще как с родным расставался, уж больно я к нему привык. Этот неисправимый товарищ все грозился, что я о нем еще услышу, что он будет стараться тут больше всех и станет отличным королем. На мой же шутливый вопрос, что он теперь, после всего случившегося, думает о женщинах, парень поморщился и ответил:
— Ой, едь-ка ты домой, пшеничник, в свое бабье царство. Девки у тебя какие-то неправильные! Вот у себя здесь таких найду — тогда и переубежусь. Сам, без твой царственной помощи.
На этом мы и расстались, хотя кронпринц обещал мне непременно писать.
Что было потом? Я въехал на борт Царапинки и долго махал кофейной чете. И только после того, как нас подняли на третий с половиной воздушный путь, я позволил Альти утащить меня в трюм.
Поездка прошла легко и интересно — Кая скромно предложила научить меня играть в оджу, я скромно согласился, к нам присоединился посол, который фиг знает чем занимался все это время в кофе, и мы играли целыми днями. Река ветров во второй раз меня уже не так испугала, а когда заледеневшие пустоши Арлейва сменились пшеничными полями и ржавыми скалами Вадгарда, сердце у меня сладко сжалось.
Домой, я лечу домой, к Ласле — кричало все во мне. И я чуть сентиментально не разревелся от счастья, когда меня вывезли с бригантины в гостевой зал замка Лэд.
Нас вышел встречать весь двор. Как же было приятно снова всех увидеть — и хитрую Луку, и ершистого Эллиота, и добрую тетю-лошадь Джус. Но еще приятнее было под ошарашенными взглядами неуклюже выбраться из кресла и повиснуть на уже почти родной королеве. Ее величество не протестовала, только посмеялась надо мной по-доброму и по спине погладила.
— Ну, ну, я тоже рада тебя видеть, — сказала она. — А еще радостнее мне видеть тебя на ногах.
— Ноги у меня так себе, но хоть какие-то, — сказал я,