Если бы не ты - Алиса Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Набравшись смелости, я все же повернула ручку и открыла дверь. Небольшое помещение с обычными больничными скамейками, широким окном с сероватыми занавесками и автоматом с кофе в углу было пропитано атмосферой боли и мучительного ожидания. Софья Александровна стояла возле окна и пустым безжизненным взглядом провожала капли дождя, скользящие по стеклу. Она казалась безумно уставшей и поникшей. Представить, что творилось сейчас в ее душе, было страшно.
Звук открывшейся двери моментально отвлек Софью Александровну от окна, и она повернулась ко мне в надежде узнать наконец-то о состоянии мужа. Я боялась увидеть в ее глазах ненависть, разочарование, обиду, но Софья Александровна меня удивила. Заметив меня, она нежно и по-доброму улыбнулась, а потом быстрым шагом подошла ко мне и крепко обняла.
– Ксюшенька, девочка моя, как ты? Как ты себя чувствуешь? Боже, сколько же тебе пришлось перенести! – Она гладила меня по волосам, пыталась найти слова, чтобы утешить меня и успокоить.
Как же так?! Разве она не должна была злиться на меня и проклинать? Разве она не понимала, что только я – источник ее страданий?
На секунду отстранившись, она осмотрела меня с ног до головы, как до этого делал Горский, и снова прижала к себе.
– Как он? Что-нибудь известно? – Мне не хотелось говорить о себе. Мы сюда обе пришли не для того.
– Врачи пока молчат. Не дают шансов, но и не отнимают надежды. – Ее голос дрожал, но она из последних сил держала себя в руках.– Гена справится, Ксюша. Обязательно справится! Ему есть ради чего жить. Он не оставит нас. Я верю.
– Я тоже. – Я оказалась не такой сильной, как она. Слезы ручьями лились из глаз, отчего все предметы и лица казались размытыми.
– Не плачь, девочка моя, не надо! Ну же! Тише, тише!– Софья Александровна продолжала гладить меня по голове.
Я была поражена ее стойкостью и силой. Как она могла, будучи на краю, находить слова поддержки для меня?! Как?!
– Простите меня! Пожалуйста! Если только сможете, то простите! – Глотая слезы, я больше не могла сдерживаться. Я хотела, чтобы она поняла, как сильно я сожалею о случившемся, чтобы знала, что я прекрасно осознаю свою вину.
– Ну что ты такое говоришь? При чем здесь ты? Я всегда знала, кем работает мой муж, и давно смирилась с тем, что его служба связана с огромным риском для жизни. Его призвание, его цель – спасать других людей, иногда ценой своего здоровья или даже жизни. Иначе он просто не может. Понимаешь?
– Понимаю. Но, все, что с ним произошло, случилось по моей вине! Если бы не я, он сейчас не лежал бы на операционном столе.
– Ксюша, если бы не ты… – Софья Александровна мягко прикоснулась своими теплыми ладонями к моим щекам и заглянула прямо в глаза.– Если бы не ты, Ксюша, у Гены никогда не было бы дочери. Если бы не ты, его сердце любило бы вдвое меньше. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. И запомни, навсегда запомни: никогда не вини себя за чужие ошибки! Ты не виновата ни в чем!
Теперь уже слезы блестели на щеках каждой из нас. Одна боль на двоих. Огромная, раздирающая на части чистая боль. Но пока мы держали друг друга в крепких объятиях, нам становилось немного легче дышать и верить в чудо.
Именно с этой верой в глазах и в сердце мы встретили врача, который после многочасовой операции, уставший и обессиленный, вошел в комнату и попросил нас присесть.
Он смотрел на нас непроницаемым взглядом, явно собираясь с мыслями, чтобы огласить свой вердикт. А мы его не торопили – наверно, боялись, что пришел он не с радостными вестями.
Именно тогда, глядя на этого мужчину с проседью в волосах, в белом халате, сидящего напротив нас и сжимающего в своих сильных и могучих руках медицинскую шапочку, я поклялась, что исчезну из этого города, из этой страны, из жизни всех дорогих моему сердцу людей, только бы Гена был жив. Больше подобных испытаний мое сердце просто не готово было выдержать.
– Операция завершена. Мы сделали все, что было в наших силах. – Врач теребил шапочку, собираясь с мыслями, а мы просто перестали дышать. – От нас больше ничего не зависит, вся надежда на его желание жить. Пока он в реанимации, в тяжелом, но стабильном состоянии. Если сейчас он справиться, то все будет хорошо.
В том, что желание жить у Гены было огромным, мы с Софьей Александровной не сомневались. Он был жив. Он будет жить! Это самое главное!
Именно с этой мыслью я оставила Софью Александровну обсуждать детали лечения с врачом, а сама вышла в коридор, где меня ждал Лерой. Одолжив у него телефон, я набрала номер Реми.
– Ксю, ты решила каждый день менять номер телефона? – Реми, мой милый Реми, если бы ты только знал, что приключилось со мной за эти дни!
– Реми, я сегодня полечу с тобой, если твое предложение все еще в силе. – В трубке повисла тишина, а Лерой рядом со мной изрядно напрягся.
– Ксю, что случилось? – Веселый и непринужденный голос друга моментально стал серьезным.
– Я тебе все расскажу при встрече. Ну, так как? Можно мне с тобой?
– Можно. Конечно, можно.
65. Не оглядывайся
– Я не разделяю эту затею. Хочешь уехать – уезжай, но не так. – Горский уже битый час пытался меня образумить.
Из больницы в сопровождении Лероя и целой армии отцовских телохранителей меня привезли в дом отца, где буквально сразу Горский начал меня воспитывать. Я даже толком не успела осмотреться – как ни крути, в родительском доме я была впервые.
– Ты не понимаешь! – закипал отец.– Твой Потапов не защитит тебя! Здесь-то от него мало толку, а в чужой стране?
– А кто защитит? Ты? Лерой? Твоя черная армия? – Я сидела, как провинившийся ребенок, на краю огромного кожаного дивана, а Горский кругами ходил вокруг меня. – Где же вы все были утром? Почему не защитили?
Горский замер на
