Разум Вселенной - Александр Студитский

Панфилов кончил и сел на свое место. Бросил взгляд на открывающуюся дверь и уткнулся в свои бумаги. Юрий посмотрел в направлении его взгляда. В дверях показался профессор Брандт, как всегда элегантный, с любезной улыбкой на губах. Скромно сел на последнем стуле.

Начали сыпаться вопросы. Юрий понимал, что Панфилов проигрывает свою игру. Его сообщение вызывало недоверие и какое-то смутное, неуловимое недоброжелательство. В каждом вопросе звучала какая-то скрытая насмешка. «Скажите, а ваши крысы...», «Не скажете ли вы, сколько мышей...», «А естественная смертность мышей...», «А если мышам вводить просто сыворотку крови...» Начались выступления. Юрий не вслушивался в их содержание. Уже по тону выступлений он понимал, что в этой аудитории, очень не верящей экспериментаторам, рвущимся от опытов на лабораторных животных к испытаниям всевозможных средств лечения на больном человеке и далеких от клиники, метод Панфилова поддержки не получит. Только отдельные слова и фразы ораторов доходили до его сознания.

Ораторы поднимались один за другим со своих мест, неторопливые, авторитетные, непогрешимые, светясь ослепительной сединой волос, реющих вокруг их голов подобно нимбам на иконах. Да, им доверено самое дорогое на земле — жизнь человека. Да, они отвечают за каждую меру, применяемую в качестве средства лечения... Да, они обязаны сто раз взвесить, прежде чем рекомендовать недостаточно проверенный метод... Лучше отвергнуть сто пригодных средств лечения, нежели принять одно непригодное, одно вредное, ибо... (Юрий уже возненавидел эти «ибо» и «нежели», которыми подчеркивалась значительность произносимых слов.) И кроме того, нет необходимости спешить с испытаниями этого метода непосредственно в клинике, ибо... (Далось им это «ибо», — с тоской думал Юрий)... ибо, к счастью, в нашей стране не отмечено нарастания заболеваемости лейкозом.

— Больше нет желающих? — спросил председатель. — Ваше слово, Павел Александрович.

— Я все сказал, — хмуро, не вставая с места, ответил Панфилов. — Ваше право решать, как вы найдете нужным.

— Но вы не возражаете против проекта решения?

— Я не участвовал в его составлении и, не будучи членом комитета, не участвую в голосовании, — ответил Панфилов. — А мое отношение к нему, мне кажется, ясно из моего выступления. Если бы я считал нужным продолжать проверку метода, я не посмел бы затруднять столь авторитетное собрание обсуждением своего доклада.

— А вы, Всеволод Александрович? — спросил Дорохов.

Брандт поднялся со своего места. Юрию бросилась в глаза необычайная бледность его лица.

— Я только сейчас прочитал проект решения, — сказал он негромко. — Я опоздал на доклад Павла Александровича и не совсем ясно представляю себе результаты применения разработанного в его лаборатории метода. Лично я настолько доверяю Павлу Александровичу как экспериментатору, что у меня никаких сомнений в его выводах, естественно, нет. Но я не могу не согласиться с большинством ораторов в том, что при перенесении любых терапевтических приемов с экспериментальных животных на человека требуется величайшая осторожность. И поскольку наш новый институт располагает большими экспериментальными возможностями и в состоянии обеспечить испытание метода на любых животных, включая обезьян, я не имею права отказаться от поручения провести эти испытания... Если, конечно, Павел Александрович не найдет более целесообразным проведение их в другом учреждении.

Он посмотрел с благожелательной улыбкой на Панфилова. Тот сидел неподвижно, не поднимая глаз от стола, на скулах его осунувшегося лица взбухли желваки.

— Но я хотел бы сделать несколько замечаний общего характера в связи с докладом Павла Александровича, — добавил Брандт несколько громче. — Разрешите?

Председатель любезно кивнул.

— Я все-таки, дорогой Павел Александрович, как медик по подготовке, всю жизнь связанный с клиникой, — сказал Брандт, отчетливо произнося каждое слово, — хотел бы опять предостеречь вас от разочарований, которые ждут исследователя на том пути, который вы избрали. Вы называете ваши методы и предлагаемые вами средства воздействия на организм биологическими, исходя из идеи, что организм сам производит средства для противодействия болезням. Трудно возражать против этой концепции, взятой в самой общей форме. Вопрос заключается в том, что понимать под этими средствами. Мы прекрасно знаем, например, что наш организм вырабатывает могучее средство против микробов — интерферон. Но пока мы не научились выделять это средство в виде химически чистого препарата, мы предпочитаем употреблять против микробов антибиотики, вещества, вырабатываемые не нашим организмом, а микробами против микробов. Поймите, Павел Александрович, наше время — эпоха химии. И всяческие попытки возвращать нас от химии лечебных препаратов к эмпирическому использованию так называемых защитных сил организма у меня, как у медика, не вызывают энтузиазма. Вот почему, как мне кажется, не испытывать ваш препарат в клинике, а попытаться выделить из него активно-действующее химически чистое вещество — ваша ближайшая задача. Повторяю, я ни в коем случае не хотел бы, чтобы мои замечания были истолкованы как желание умалить значение интереснейших экспериментов Павла Александровича.

Брандт благожелательно улыбнулся в сторону Панфилова и сел.

— Замечаний по проекту решения нет? — спросил председатель. — Будем считать его принятым. Переходим к другому вопросу.

Панфилов встал со своего места, кивнул председателю и пошел к дверям, на ходу засовывая в расстегнутый портфель свои бумаги. Юрий и Постников двинулись за ним вслед.

— По второму вопросу слово предоставляется профессору Всеволоду Александровичу Брандту, — услышал Юрий, закрывая за собой дверь. Он даже не подумал о том, что бы могло это значить, — так велико было пережитое им потрясение. Сражение можно считать проигранным, их метод, по существу, отвергнут. Можно сказать заранее, что в руках Брандта и его сотрудников испытания метода дадут отрицательный или сомнительный результат. И не потому, что они намеренно проведут эксперименты так, чтобы они завершились неудачей, а просто потому, что считают биологические воздействия на лучевое перерождение клеток бесплодным. И все получаемые результаты будут трактовать с этой точки зрения.

Все трое молча получили свои пальто, оделись и вышли из здания. Тяжелая дверь медленно, с каким-то пренебрежительным сопением закрылась за ними.

— Ф-фу! — вырвалось у Панфилова. — Но в общем этого следовало ожидать. Жаль потерянного времени. А нам дорог каждый час. Поеду теперь в министерство, — решил он. — Это заключение устраивает только Комитет по космической медицине, так как снимает с него всякую ответственность. А по существу, это самая настоящая отписка. Вы куда, Сергей Григорьевич?