Генерал-адмирал. На переломе веков - Роман Злотников

Разговор с Николаем прошел ожидаемо плохо. Я страдал, хлебал воду, отворачивался, стараясь отвести метровый «выхлоп» от племянника и его жены, все время пялившейся на меня «воловьими» глазками, в которых стояли этакие трогательные слезы, регулярно кивал и мямлил что-то вроде: «Спасибо», «Я понимаю», «Я благодарен вам за то, что вы пришли разделить со мной мою боль», но на самом деле мечтал только о том, чтобы император и его супруга поскорее убрались от меня подальше и я мог бы принять таблетку аспирина, из которого, как известно, в основном и состоит такой популярный антипохмелин, как «Алкозельцер», запить его лимонным соком, а затем отшлифовать все добрым литром рассола. Но племянник, а особенно его супруга все никак не хотели уходить.

Вообще-то в этом варианте брак у Николая сложился, на мой взгляд, более счастливо, чем в том, что сохранился только в моей памяти. Хотя, конечно, без того накала страсти, что был с Аликс. Генриетта Мария, в православии ставшая Марией Филипповной, тезкой своей свекрови, оказалась куда менее амбициозной, чем Аликс. И гораздо более умной. Так что ее влияние на супруга никогда не выставлялось напоказ, а это, несомненно, немало способствовало популярности Николая, воспринимаемого всеми как самостоятельная фигура, а не как марионетка собственной жены. Вот только с детьми у него по-прежнему не складывалось. У Николая и Марии уже подрастали четыре дочери, но сын пока не получался. Впрочем, сейчас Мария была беременна в шестой раз (одна беременность закончилась выкидышем), и медицинские светила в голос утверждали, что непременно будет мальчик. На чем они основывались — неизвестно. УЗИ здесь пока не изобрели.

Наконец выпроводив гостей, я быстренько провел реабилитационные мероприятия, закончившиеся до кучи получасовым пребыванием в парной, и, приведя себя в порядок, вернулся к делам, из которых выпал на сутки с лишним.

Сразу после окончания войны я начал активно вкладываться в Дальний Восток, Забайкалье и Якутию. Первыми же пароходами я вывез из Трансвааля всю геологическую службу компании, так что полноценная экспедиция на Колыму ушла весной 1905 года. К моему глубокому удивлению, о том, что на Колыме имеется золотишко, здесь уже отлично знали. И даже были попытки организовать его промышленную добычу. Но они окончились ничем. Во многом из-за того, что слухи о золоте в Сибири не были чем-то таким уж из ряда вон выходящим. «В Сибири много где золотишко-то имеется, так что подумаешь — еще на одной речке нашли. А сколько его там-то? Одному мужику на лето работы? Да и золотишко мало добыть-то. Его еще вывезти надобно, а там, сам знашь, закон — тайга, прокурор — медведь. Людишки, что по тайге за золотишком бродят, стрелять без предупреждения приучены. И жаловаться там некому. А Колыма-то — она далё-о-око». Вот так и сгинули две экспедиции, снаряженные купцами для оценки возможности промышленной разработки колымского золота…

Ну да со мной такой номер пройти не мог по определению. Во-первых, я точно знал, что на Колыме есть запасы золота, пригодные для промышленной разработки. И во-вторых, те ресурсы, которые я мог выделить, а главное, выделил для освоения колымского золота, были просто несопоставимы с теми, что выделялись на это ранее. Так, две выдвинувшиеся на Колыму геологические экспедиции одной охраны имели четыре сотни штыков и сабель. Впрочем, на охрану возлагались не только охранные функции. Я официально оформил в Горном ведомстве лицензию на организацию добычи полезных ископаемых на территории почти в миллион десятин. Большинство же артелек, промышлявших добычей золота не только на Колыме, но и вообще в Сибири, никаких лицензий не имели. Вообще. Так что с момента получения мною официального документа те артели, что промышляли на переданных мне землях, становились преступниками. И перед охраной экспедиций была поставлена задача поиска и отлова одиночных старателей и старательских артелей на «моей» территории. После чего перед ними ставился выбор: либо они начинают работать на меня, что означало предоставление моим людям всей имеющейся у них информации, сдачу золота именно мне, ну и так далее, либо их просто вышвырнут. На самом деле положение этих людей отнюдь не ухудшилось, а как бы даже и улучшилось, ибо цены в моих приемных пунктах выставлялись ничуть не меньшие, чем те, по которым они сдавали золото ранее. А вот закупки в моих лавках они могли делать на десять процентов дешевле, чем в остальных, — конечно, если расплачивались не деньгами, а купонами, которые можно было получить в моих же золотоприемных пунктах вместо рублей. Поначалу желающих получать за золото никому непонятные купоны было крайне мало. Но затем народ распробовал — ассортимент-то в моих лавках был широкий. Уже через два года рублями старатели брали не более половины суммы, вторую предпочитая получать в купонах. В результате не менее половины уплаченной за золото суммы возвращалось мне через торговлю, поскольку отоварить купоны можно было только в моих лавках. Да и из второй половины немалая часть опять же попадала ко мне, так как в двух городках Колымских золотых приисков, возникших позже на месте базовых лагерей обеих экспедиций, все было устроено так же, как в Трансваале, то есть все торговцы и содержатели трактиров работали только с разрешения СБ и уплачивали процент от выручки.

Кроме того, две геологические экспедиции были отправлены на среднее течение Вилюя для поиска кимберлитовых трубок. И основной причиной тому было отнюдь не мое желание заработать на драгоценностях. Нет, алмазы мне нужны были по совершенно другой причине. Мое станкоинструментальное производство вышло на такой уровень, что мы начали производить алмазный инструмент. А поскольку ни о каких российских алмазах до сих пор и речи не было, нам пришлось закупать камни за границей. В связи с Англо-бурской войной и временным прекращением добычи алмазов в Кимберли, цены на них взлетели до небес, но в принципе мне это пошло на пользу. В Кимберли наступающие войска буров захватили несколько пудов необработанных алмазов, и Грауль сумел по-братски разделить их с бурским правительством. Все самые крупные и дорогие камни, которые было легко опознать, ушли бурам, а мы забрали себе остальные, по стоимости едва составившие десятую часть, зато по объему — девять десятых. Так что года на три-четыре дефицитным сырьем мой станкоинструментальный завод был обеспечен.

Кстати, вследствие подорожания алмазов, цены на подобный инструмент тоже взлетели, и мы могли выбирать рыночную стратегию — либо снять сливки прибыли, либо забрать себе рынок, выставив очень привлекательные цены. Ну и, естественно, я избрал рынок. Я в любых ситуациях придерживался стратегии создания избыточных мощностей и развития экспортного потенциала. Да и я не сомневался, что к тому моменту, когда закончатся те алмазы у которые мы сперли в Кимберли, у нас уже появятся свои собственные.

Кроме вышеперечисленных, я снарядил еще пару экспедиций. Одну к истокам реки Сырьяга, где в мое время стоял известный город Воркута, а вторую на реку Мульдай, где располагалось Быстринское месторождение полиметаллических руд, содержавшее железо, медь, серебро и золото. А еще начались изыскательские работы для строительства металлургического завода в Уссурийске, которому предстояло работать на угле Сучанского месторождения и Сахалина и на железной руде Маньчжурии. Медеплавильный завод планировалось строить где-нибудь между Читой и Быстринским месторождением или прямо на оном. Кстати, медеплавильный завод должен был строить не я, а Тесла, который закончил с плотиной и вывел наконец свои алюминиевые заводы на полную мощность. Так что Россия обещала стать с 1906 года мировым лидером в производстве алюминия, не просто обогнав вторую в списке страну, а сразу сделавшись производителем двух третей всего алюминия в мире. И теперь Тесла решил вернуться к электричеству, к которому испытывал неодолимую тягу, для чего и подыскивал сейчас себе новую площадку. Впрочем, кроме меня, сюда, на Дальний Восток, потянулась толпа предпринимателей. Настежь распахнутые ворота в Китай и Корею привлекали многих. Похоже, мои намерения насчет того, чтобы не строить в Маньчжурии и Корее высокотехнологичных предприятий, вскоре пойдут псу под хвост… Впрочем, я собирался надавить на Николая и добиться, чтобы все инвестиции, кроме как в сельское хозяйство, транспортную инфраструктуру, лесозаготовки и горнорудную промышленность, на территории Маньчжурии и Кореи обложили стопроцентным налогом. То есть вкинул рубль в дело — изволь столько же внести в казну. А чтобы корейцы и китайцы не сильно возмущались, отдадим эти деньги им. Вряд ли денег будет так уж много, но на порадоваться дополнительному доходу — хватит. А вот на территории севернее Амура и восточнее Уссури — наоборот, предоставим льготы. Но совершенной уверенности в том, что мне удастся это сделать, я не имел. Витте точно на дыбы встанет. Однако поборемся, поборемся…