Шериф - Дмитрий Сафонов

Левенталь, как зачарованный, смотрел за рукой, живущей своей жизнью, независимой от остального тела.

«Это тетрадь… заставляет меня подчиняться».

Рука схватила переплет, будто пробовала его на вкус. Осторожно ухватила краешек обложки и перевернула.

Бледное зеленоватое свечение, исходившее от тетради, стало еще сильнее. Непонятные знаки, прежде всегда застывавшие, теперь ничуть не смущались Левенталя. Они бешено метались по странице, и ему показалось, что на столе копошится целый рой мелких насекомых.

«Опасных насекомых, — дошло до Левенталя. — Их надо опасаться».

Черные мошки лезли в кучу, сбивались в толстые горизонтальные и вертикальные перекладины, образуя крупные дрожащие буквы.

Сначала появилась О, потом справа к ней прилепилась большая К, а слева — Р.

«РОК», — прочитал Левенталь. Но мошек еще было много, они хаотично ползали по голубоватому листу и тихонько посвистывали. Этот свист пугал больше всего: будто в дом забралась змея.

Или это сказки — о том, что змеи умеют свистеть?

Однажды — давным-давно — он загорал в летний жаркий день на берегу речки и услышал такой свист. Сначала Левенталь не придал ему никакого значения, но потом, оглянувшись, увидел, что рядом с покрывалом, на котором он лежит, медленно ползет небольшая змея. Она не была похожа на ужа: вместо ярких оранжевых пятнышек на голове позади глаз возвышались маленькие бугорки. И рисунок на спине походил на паркетный узор — шашечки в виде ромбов, сложенных острыми концами друг к другу.

Змея осторожно ощупывала пространство перед собой легким раздвоенным язычком. И тихонько свистела. По крайней мере, он слышал этот свист.

Левенталь лежал и боялся шелохнуться, ведь змея, приняв резкое движение за проявление агрессии, могла укусить, а в том, что она ядовита, Левенталь не сомневался.

Это длилось долго. Очень долго. Змея приблизилась к его лицу, и Левенталь, испугавшись, что она укусит его прямо в глаза, медленно опустил веки.

Змея — скорее всего, это была гадюка, так решил потом Левенталь, — ощупала языком его лоб и щеки. Это ощущение он запомнил на всю жизнь — нежные, едва уловимые прикосновения, как от паутины, на которую натыкаешься в лесу, пробираясь между деревьями. И еще — еле различимый свист. (Или он придумал насчет свиста?)

Левенталь пролежал очень долго. Правая рука затекла, и он не мог ею пошевелить. Когда же он наконец решился открыть глаза, змеи рядом не было.

Тогда он схватил в охапку свои вещи и припустил домой, выбирая места, где трава была пониже и пореже.

Левенталь встряхнулся, отгоняя прочь неприятные воспоминания. За это время значки успели сложиться в длинное, пугающее слово из девяти букв.

Он будто отгадывал кроссворд: «по горизонтали. Слово из девяти букв, означающее фатум, злую судьбу, обусловленную отрицательным поступком».

Гибельный РОК.

Слово, сложившееся на странице, гласило: ПРОКЛЯТИЕ.

ПРОКЛЯТИЕ. Страшное и неотвратимое, как РОК, закравшийся в середину этого слова.

Левенталь в ужасе захлопнул тетрадь. Это было интуитивным действием, безусловным, как инстинкт самосохранения.

Тот же самый инстинкт приказал ему не двигаться при виде змеи, но сейчас он заставлял Левенталя действовать.

Левенталь обернул тетрадь куском тонкой кожи, чтобы погасить зловещее зеленоватое свечение. Свечение исчезло.

Он сидел на кровати, поджав колени к животу и, не отрываясь, смотрел на сверток, лежащий на столе.

Казалось, он лежал совершенно неподвижно, но Левенталь чувствовал, как внутри него что-то бегает, мельтешит, копошится. И тихонько свистит. Как та змея.

Он сидел на кровати, боясь пошевелиться. Никогда еще ему не было так страшно.

Шериф с Пиитом подъехали к магазину Рубинова в половине одиннадцатого. Первое, что бросилось им в глаза — разбитая витрина и погнутые металлические прутья решетки. На двери, заложенной толстой железной полосой, висел массивный замок.

Шериф снял ружье с предохранителя и поднес палец к губам.

— Или он еще там… Или вышел через заднюю дверь.

Оставайся здесь, док, я сейчас проверю.

Пинт кивнул. Шериф, крадучись, пошел вдоль стены магазина. Оскар стоял перед разбитой витриной, размышляя, что он будет делать, если вдруг появится тот, за кем они охотятся. Ответит ему: «половина одиннадцатого»?

В магазине горел свет. Он попытался заглянуть внутрь, но не увидел ничего интересного. Только… Какой-то инструмент, валявшийся на полу. Кирка… Да, скорее всего, это была кирка.

За углом послышались чьи-то шаги. Пинт спрятался за машиной и замер. На землю упала странная рогатая тень. Тень медленно приближалась. Пинт хотел закричать, позвать Шерифа на помощь… И вдруг сообразил, что это он и есть, а странные рога — это поля его шляпы. Оскар вышел из-за машины. — Ну, что там?

— Задняя дверь заперта изнутри. Окно на втором этаже разбито, — доложил Шериф.

Он посмотрел на погнутые прутья, оценивая расстояние между ними.

— Не пролезть. Попробуем через разбитое окно.

Баженов подогнал уазик к торцу магазина. Теперь, встав на крышу машины, можно было дотянуться до подоконника и залезть внутрь.

— Док, — прошептал Шериф, — честно говоря, я не уверен. Может, он все еще там. Ты умеешь обращаться с этой штукой? — Он показал на ружье.

— В.общих чертах. Сюда нажимаешь, отсюда валит дым. Так?

— Приблизительно, — усмехнулся Шериф. Он отдал ружье Пинту, залез на капот и перебрался на крышу уазика. — Давай за мной!

Пинт последовал за ним, опасаясь случайного выстрела. До сегодняшнего дня у него не было близких отношений с оружием, даже в армии стрелял всего два раза. Он положил ружье на теплый капот, залез сам и только потом снова взял ружье в руки.

— Иди сюда, — скомандовал Шериф. — Не бойся, крыша не погнется.

Через несколько мгновений Пинт оказался рядом с ним.

— Док, — зашептал ему на ухо Баженов, — я сейчас попытаюсь туда забраться. Если в окне появится чья-то рожа, стреляй, не задумываясь. Понял?

— Да.

— Давай прицелься сразу. — Пинт навел ствол на дыру в стекле. — Молодец! Если что — стреляй, не задумываясь, — повторил Шериф. — Ответственность беру на себя.

— Хорошо.

Баженов ухватился за подоконник и стал медленно подтягиваться. Сердце бешено колотилось в груди. Он понимал, что сильно рискует. Шериф не признавал ни пуль, ни дроби — только картечь. По одной простой причине: картечь не ранит, она убивает наповал. Человек с пулевым ранением может выжить, но шестнадцать свинцовых шариков диаметром 8,2 мм разрывают все на своем пути, оставляя в теле дырку размером с чайное блюдце. Если у Пинта дрогнет рука… Он старался не думать об этом заранее. А потом, скорее всего, думать будет просто нечем.