Легенда Лукоморья. - Юлия Набокова

— Так то ж для Яги, — хохотнул бас, — вот умница-разумница, заранее приготовила!

— Все-то у тебя, Фрол, просто, — ехидно заметил пискля.

— Делов-то! — беззаботно отмахнулся бас. — Вышибем дух из лиходейки да избу ее спалим. То-то благое дело будет!

Я с опаской вжала голову в плечи, опасаясь очередного удара палицы, но мужики только еще немного поломали кусты, обрывая малину, да посетовали на закончившуюся брагу. Оказалось, они в пути уже три дня, но никак не доберутся до избушки Бабы Яги, хотя писклявый Сидор уже не раз обещал им, что изба Яги вон за тем кустом, вон за тем дубом, вон за тем поворотом. Пообещав для острастки набить Сидору бока, если и сегодня они не найдут избу, мужики отправились в ту сторону, откуда пришла я. Сквозь плотно сомкнутые кусты я с тревогой наблюдала, как высокий широкоплечий Фрол, самый угрожающий из тройки, поигрывает тяжелой палицей, сбивая листву с деревьев и оставляя отметины на стволах. Рядом шагал крепыш Клим, лохматая голова которого доставала Фролу ровно до подмышки. В опущенной руке Клим волочил тяжелую дубину, оставляя за собой по земле ров из вырванных с корнем ромашек и трав. Тощий и сутулый мужик бежал впереди, угодливо заглядывая в глаза спутникам. Писклявый Сидор, а это, без сомнения, был он, напомнил мне шакалов из мультика про Маугли — те так же выслуживались перед Шерханом.

Наклонившись в сторону, я провела рукой по ямке, образовавшейся после удара палицы о землю, и, дождавшись, пока голоса стихнут, решительно вскочила на ноги. Надо было срочно предупредить ни о чем не подозревающих Ива, кота и избушку о непрошеных гостях. Сдается мне, что угроза Фрола и Клима придала Сидору ускорения и зоркости, и он больше не будет водить своих спутников кругами, скармливая им свои байки, а выведет прямиком к избушке Яги.

Стоит ли говорить, что я заблудилась? Когда я обиженно шагала прочь от избушки, я и не думала запоминать дорогу и обращать внимание на какую-нибудь приметную липу или ветвистый дуб, которые могли бы послужить опознавательным знаком по пути назад. К счастью, я нашла в себе сил вовремя признать свою промашку и не стала ломиться в чащобу, а вернулась обратно и нашла оставленный дубиной Клима след. По нему я без труда нагнала удалую троицу и пристроилась у них в хвосте, надежно скрытая от их глаз деревьями.

Топая на безопасном расстоянии, я глазела по сторонам, в надежде, что меня осенит и я увижу знакомую тропку, которая приведет меня к избушке раньше этих троих. Визгливый голос Сидора разносился в лесной тишине, как досадливый комариный писк, забивался буравчиками в уши, заставляя выслушивать истории о Бабе Яге — одна другой пакостней. Я морщилась и недоумевала: когда Яга-защитница и помощница, как о ней рассказывал кот, успела превратиться в коварную похитительницу детей, погубительницу богатырей и царевичей, настоящую вредительницу и, о ужас, людоедку? Хотя я еще в детстве поражалась, почему в одних сказках Яга — добрая старушка, которая молодцу, ищущему свою похищенную невесту, верный путь подскажет да волшебного коня в услужение даст, а падчерицу, отправленную злой мачехой в лес, поселит в своей избушке и, хоть сперва нагрузит домашней работой, зато потом и наградит щедро за трудолюбие и уважительное отношение. Другие сказки рисовали Ягу воплощенным злом — в них уже она сама была сообщницей Кощея в похищении Василисы и мечтала поджарить в печке какого-нибудь Ивашечку, украденного по ее велению гусями-лебедями. И, похоже, сейчас, попав в сказку, я была близка к разгадке этой тайны. Кто-то намеренно чернит честное имя Яги по неведомым причинам. А со временем, быть может, Василиса, игравшая роль последней доброй Бабы Яги, не вернется, а на ее место придет преемница со злым сердцем и шокирующими вкусовыми пристрастиями, которые и отразятся в знакомых мне с детства сказках.

— А баба Яга зубами щелк, — доносился до меня голос Сидора, — и съела Липунюшку.

Чем дальше я топала, тем больше крепла в мысли, что подпускать одержимых подвигами мужиков к избушке никак нельзя. Даже если я опережу их и предупрежу Ива и Варфоломея, что мы сможем предпринять? Один Ив против Фрола и Клима не боец. К тому же, у Фрола — палица, у Клима — дубина, а у Ива даже меча нет. Да и детины с детства к рукопашной приучены, а Иву давали уроки фехтования — против молодецких кулаков он и раунда не простоит. При мысли о том, как кулачище Фрола раскрасит синяками совершенное лицо Ива, сердце тревожно сжалось. Нельзя допустить, чтобы троица дошла до избушки, никак нельзя!

Я набрала побольше воздуха и с криком "Ау, люди добрые!", ломая кусты, понеслась на опешивших мужиков.

Только сейчас мне представился шанс разглядеть любителей малины в лицо. Самым видным был Фрол — румяный круглолицый здоровяк с густой шапкой русых волос. Лицо Клима было похоже на пережаренный масляный блин с черными угольками глаз. В мордочке Сидора, оказавшегося самым старшим из троих, присутствовало что-то хищное и вместе с тем жалкое. Неспроста он напомнил мне шакала из мультфильма. Все трое были бородаты. У Фрола ухоженная бородка кудрявится мягкими кольцами, у Клима всклокоченная растительность топорщится мочалкой. С подбородка Сидора крючком свисают три скудные волосины.

Я ждала, что Фрол, Клим и Сидор кинутся мне навстречу, назовут красной девицей и предложат свою защиту, но вместо этого мужики вытаращились на меня, как на привидение, и попятились.

— Поди ж ты, русалка! — в изумлении воскликнул Фрол.

— Ведьма! — в страхе просипел Клим, поднимая дубину.

— Упырь! — взвизгнул Сидор, прячась за их спины.

От такого теплого приема я резко затормозила и обиженно вскрикнула:

— Добры молодцы, вы чего?

— А ладная девка, — с восторгом протянул Фрол.

— Не смотри! — осадил его Клим и, поднявшись на цыпочки, закрыл товарищу глаза ладонью.

— Я в лесу заблудилась, — растерянно пробормотала я, — уж не чаяла дорогу найти. Брожу-брожу который час, тут вы — а я к вам.

— Не слушайте ее — зачарует! — в панике пропищал Сидор.

— Изыди, ведьма! — Клим агрессивно выставил вперед дубину. — А то весь дух из тебя вышибем!

— Какая ж она ведьма? — визгливо возразил Сидор. — Вон весь рот кровью перемазан! Упыриха самая настоящая.

Я машинально коснулась ладонью губ — пальцы окрасились малиновым, и я неожиданно расхохоталась. Хорошо я малинку поела, раз меня теперь за вампира приняли! А мужики-то сами красавчики — все бороды в малине перепачканы, только на их растительности пятна не так заметны.

— Чур-чур-чур меня, ведьма! — тревожно заголосил Сидор, зажмурив глаза, втянув голову в плечи и по-козлиному тряся бородкой.

— Вы уж определитесь, — не удержалась от шпильки я, — ведьма или упыриха, а то показания разнятся.

— Ведьма она и есть — наглая, простоволосая, — презрительно процедил Клим.

— Чего ведьме в лесной чаще делать? Русалка это, как пить дать! — вмешался Фрол, уставший поглядывать на меня поверх ладони Клима, и решительно опустил руку товарища.

— Где ты здесь видишь реку или озеро, дурень? — не сдержался Сидор. — Упыриха это. Глаза-то разуй! Вишь, у нее платье и руки в земле.

Я смущенно отряхнула платье. Как тут не изгваздаться в земле, когда столько времени по лесу кружила, да еще на земле сидеть пришлось, прячась от троицы в малиннике.

— А ногти-то, ногти, ты глянь, какие длинные, — тоном инквизитора продолжил Сидор. — Добрая девица скорее на собственной косе удушится, чем на людях с такими безобразными руками покажется.

Я стыдливо спрятала руки за спину. Эти дикие люди ничего не понимают в современном маникюре! Впрочем, я и забыла, когда его делала последний раз. Морская вода здорово укрепила ногти, и они выросли на загляденье длинными, а вот подпилить их было недосуг. На острове не до красы ногтей было. Кто бы мог подумать, что ногти меня здесь так подведут! Ведь кот мне даже словечка о них не сказал! Что простоволосая — побурчал да затих, а я и внимания не обратила. Зато теперь каждая деталь моей внешности оценивается с точки зрения принадлежности к нечисти — дикие, дикие времена!

— Вот! — торжествующе заверещал Сидор, ткнув в мою сторону острым пальцем. — Видал — руки прячет! А под когтями-то у ней землица. Сырая. Из могилы она выбралась — не иначе!

Сидор умел убеждать, а его товарищи не блистали сообразительностью. Поэтому Фрол и Клим покрепче перехватили свои убийственные орудия — еще мгновение, еще словечко гнусного Сидора, и живой из леса я уже не выберусь. Бежать бесполезно — в физической силе и выносливости мужиков сомневаться не приходится. Оставался один-единственный способ убедить их в своей невиновности, и я поспешила им воспользоваться: рухнув на землю, прижала колени к груди, как Аленушка с картины Васнецова, и зарыдала во весь голос.

— Бедная я, несчастная сиротка, — выла я, размазывая по щекам слезы. — С малых лет меня все обидеть норовят, но чтобы так... Чтобы ведьмой назвать... Чтобы русалкой... Чтобы упы-рё-о-ом! Бедная моя матушка, хорошо, что она не дожила до этого дня! Бедная я бедная, была бы жива матушка, ничего бы этого не случилось. Меня — упырё-о-ом! А губы красные... это ж я малину ела... а меня сразу в упыри-и-и-и!