Газета День Литературы # 132 (2007 8) - Газета День Литературы

Есть ещё плодовитый и талантливый Николай Коняев из Питера, но он всё как-то не может собраться для того, чтобы произвести могучий единовременный выстрел... Все же другие занимаются самым старательным самгинским созерцанием себя и окружающих с отторжением их болей и бед нашей русской нации в целом, над которой нависла смертельная угроза существования, о чём справедливо вопиет В.Бондаренко.

В чём корни "самгинщины" или "самгинизма", т.е. внутрискорлупного существования? Вспомним сорокалетнюю историю "покорения" жизни горьковским героем. В детстве он слыл умным мальчиком-очкариком с претензией на вундеркиндство, много читающим, много знающим. Правда, ум его был механистическим, книжным, лишённым творческого воображения, и это не уходило от внимания таких проницательных и даровитых натур, как отчим Клима предприниматель Варавка и глашатай философского индивидуализма учитель Томилин. С полным безразличием и одновременно с саркастически-въедливой наблюдательностью за всеми, с кем ему довелось общаться, прожил Клим детские и отроческие годы. Такой же скептически-иронический ум сохранил Самгин и в студенческую пору, и в годы возмужания, став профессиональным адвокатом, пережив революцию 1905 года, первую Мировую войну и февральскую революцию 1917 года. К ироническому взгляду на окружающих у Самгина прибавились невероятно разросшаяся амбициозность, самомнение и действительно незаурядные аналитические и психологоведческие способности, какие демонстрируют, к примеру, современные беллетристы а ля Пелевин, Крусанов, Быков, Ерофеев и прочие изучатели "жизни насекомых" и их публицис- тические близнецы типа М.Веллера и компании.

Кроме того, Самгин, лишённый, как уже сказано, подлинного творческого начала, увы, претендовал на роль не только аналитика общества, но и на учительское мессианство, полагая, что его знания и ум дают ему право и судить других, и управлять этими другими путём внедрения в их сознание тех идей, которыми, как ему казалось, он овладел в совершенстве. Правда, по части овладевания теми или иными идеологическими и философическими подпорками он зачастую пользовался клише, взятыми напрокат из книг или услышанными от тех, кого ставил гораздо ниже себя и да-

же презирал. Но так уж устроен такой психологический феномен интеллигента по имени Клим Самгин, великолепно подмеченный и развенчанный Горьким: всю жизнь кормиться идеями, взятыми с чужого стола и выдавать их за свои под видом многозначительного критиканства всех и вся и при полном отсутствии мировоззренческого стержня, своей выстраданной жизненной позиции ("Я всё время чувствую себя в чужом платье: то, слишком широкое, оно сползает с моих плеч, то, узкое, стесняет мой рост", – признаётся в минуту откровенности этот самовлюблённый "изучатель жизни").

Не наблюдаем ли мы эти самые метастазы "самгинизма" или "самгинщины" у представителей современной российской интеллигенции, именующей себя "властителями дум" и прикрывающей зачастую убожество своего духовного потенциала "интеллектуальной" напыщенностью, квазиэрудицией, претендующей на оригинальность и избранничество. И что примечательно: чем больше труженики пера (я опять всё-таки возвращаюсь к ним) ощущают свою растерянность перед возникающими перед ними проблемами (а они, повторюсь, почти эсхатологические – ведь реалии надвигающейся катастрофы нашей культуры, нашей национальной самобытности в целом – прав В.Бондаренко – неотвратимы, если мы не предпримем радикальных мер), чем больше осознают, говоря словами выдающегося русского поэта ХIХ века В.Полонского, что "писатель, если только он есть нерв великого народа, не может быть не поражён, когда поражена свобода", тем сильнее у них развивается раковая опухоль самого оголтелого "самгинизма" и её коварных метастазов, то есть они полагают (или делают вид), что вокруг тишь, гладь и божья благодать, и все попытки по преобразованию жизни считают обреченными на провал. А потому – безопаснее и надёжнее – отвернуться от всех и вся ("а был ли мальчик-то"?) и тем самым продолжать своё незатейливое растительное существование, но – странное дело – поучая при этом и других не двигаться дальше созерцательного отношения к катастрофическому истощению родников жизни. Я говорю об этом с великой горечью, ибо сплошь и рядом вижу уход писателей в скорлупу своего эгоистического "я", их равнодушие к животрепещущим проблемам нашего бытия.

Скажут, что это было всегда и особенно характерно на крутых поворотах истории. Да, было, и отсюда – все зародыши всех декадентских течений – это аксиоматично. Но ведь мы знаем и другое: именно в годины великих потрясений и опасностей, нависавших над Отечеством, лучшие художники слова действительно вставали в первый ряд духовных лидеров нации, исполняя тем самым промыслительную роль народоводителей, которая присуща им по Божьему велению. Как опять же сказал почти полтора века назад В.Полонский: "Писатель, если только он волна, а океан Россия, не может быть не возмущён, когда возмущена стихия". Грустно и больно только сознавать, что нынче и Полонский, и его великие современники от Толстого до Блока, увы, не являются авторитетами для наших бойких борзописцев. Метастазы Клима Самгина настолько всеохватно проникли в их телесную и душевную оболочку, что всякие хирургические вмешательства представляются почти бессильными – говорю это как пребывающий в том состоянии, про которое писал великий немецкий теолог и реформатор культуры Мартин Лютер: "У созданной души человека два глаза – один может созерцать вечное, другой – только временное и сотворённое. Но эти два глаза души могут делать своё дело не оба разом; и только когда человек близок к смерти, когда его физический глаз умер или почти умер, открывается духовное зрение..."

И уповаю на то, что кто-то из собратьев по перу всё-таки услышит меня.

Георгий Абсава ЗАЧЕМ УБИВАЮТ ЛЕРМОНТОВА?

Судьба великого Лермонтова сложилась трагически. Поставив заключительную точку в стихотворении "Смерть Поэта", он был вовлечён в зловещую сферу притяжения тайных сил, которые и подвели его после 4-летних преследований под пулю – в недобрый час 15 июля 1841 г. Обстоятельства его гибели на дуэли с Н.С. Мартыновым до сих пор остаются загадочными; неизвестно даже имя его убийцы (пуля Мартынова не могла нанести такую рану, этого не позволяют законы баллистики и рельеф места поединка). Уголовное расследование было намеренно запутано, а следственное дело таинственно исчезло из пятигорского архива в конце XIX века. Часть лермонтовских автографов уничтожена ещё при его жизни; многие бумаги Михаила Юрьевича, оставшиеся после смерти, были разворованы "друзьями". Имя Поэта несколько десятилетий находилось под запретом. Воспоминания современников, написанные много лет спустя, зачастую клеветнически искажают его светлый образ. И в наше время даже в кругах, не чуждых литературе, можно услышать: "Лермонтов? Безусловно, гениальный поэт, кто же спорит!" Но тут же, оглянувшись и понизив голос до шепотка, собеседник скажет: "Однако знаете ли, уж очень неуживчивый скверный характер... Доводил людей насмешками до отчаяния... Не Мартынов, так кто-нибудь другой... Прав был старик Фрейд..."

Создатели телесериала "Печорин", прошедшего недавно на I канале ЦТ, не посрамили "славной" этой традиции запретного шепотка. Уже забойная рекламная картинка – Печорин в вычурной черкеске, пытающийся обнять княжну Мери, – вызывала горькое предчувствие разочарования, каковое и не замедлило явиться. Попытаемся разобраться в том, что мы увидели. Господа продюсеры, сценаристы, режиссёры, актёры и прочая, и прочая, – извольте к барьеру!

В сюжетной линии т/сериала сразу бросается в глаза отсутствие последовательности, логики развития событий. По сути – это набор эпизодов из "Героя нашего времени" с малой толикой примеси биографических и мемуарных материалов о самом Лермонтове, некий коллаж, не имеющий сформированного стержня, на который нанизываются события. Бытовые детали, совершенно необходимые при экранизации, продуманы небрежно и зачастую выглядят гротескно, как например, брадобрей с повадками олигофрена, вместо своего дела отрезающий голову курице на глазах клиента... Пистолеты, сами собой стреляющие по ночам... Все эти алогичные конструкции бытового фона только вызывают недоумение и засоряют действие.

Представляется, что авторы т/сериала и сами сознавали недостаток сценария – расплывчатость, натянутость фабулы. Возможно поэтому звукоряд перегружен текстом от лица героя (попытка имитировать "Журнал Печорина"?). Приём этот в небольших дозах оправдан при экранизации, но здесь допущена явная передозировка, утяжеляющая действие и, к сожалению, подчёркивающая слабость сюжетной линии.