Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

— Так, может, он родом оттуда? — спросил сыщик в сером костюме. — Может, он даже не гражданин России? И прикидывается, что ничего не Помнит, чтобы не депортировали?

— Он не симулирует. Кроме того, ряд специфических навыков, которые обнаружили у Неизвестного (например, он хорошо разбирается в оружии, знает тактику, основы управления), дает основания предположить, что он бывший военный.

— Яна всякий случай пошлю запрос в Таджикистан.

— У меня создается впечатление, что он чего-то боится. На этой почве у него развились неврозы. Он стал менее охотно сотрудничать, когда мы попытались установить его личность по уже имеющимся деталям. Даже не знаю, что с ним делать. Не можем же мы вечно его держать.

— А мы что можем сделать? Я завел на него дело. Но, по-моему, это дохлый номер. Попробуйте обратиться на телевидение. Пусть покажут по ящику, может, кто узнает?

На входе в редакцию висела надпись: «Прежде чем войти, подумайте, нужны ли вы здесь?»

Когда Ветров подходил к массивной, обитой рейками двери, то каждый раз Подолгу стоял и думал. Хотел уйти. Потому что искренне считал себя ненужным.

На самом же деле он мечтал быть полезным и незаменимым. Беда в том, что «Боевой дозор» мало кто читал. Свежеотпечатанные номера отвозили на пересыльный пункт. Оттуда — месяца через три — скопом отправляли на границу. А там сразу раскладывали по туалетам.

Да только бумага была грубая. Жесткая. Редактор специально такую заказывал. Рассчитывал, что солдаты под страхом геморроя не будут осквернять труд журналистов.

Наивность, конечно. Но что он еще мог сделать?

— Ветров? Привет. — Редактор сидел спиной к двери слева от входа, поэтому ему пришлось повернуть голову, чтобы увидеть вошедшего. — Ты еще не поменял фамилию? Объясни, как с ней можно работать в журналистике?

— Обычно. — Андрей пожал плечами.

— Хуже, поверь мне, хуже… Зина. — Редактор посмотрел на корректора, сидевшего напротив. — Кинь мне говно Ветрова.

Говном редактор называл абсолютно все журналистские материалы.

— Вот, — сказал он, когда Зина подала ему заметку. — Очень хороший текст ты надристал. Что-то в нем есть. Пишешь о дедовщине в Пянджском пограничном отряде. Приводишь интересные факты. И подписываешься — Ветров. Очень несерьезная фамилия, будто у человека ветер в голове. Кто тебе поверит после этого? Ладно, нашу газету никто не читает. А вдруг станешь работать в серьезном издании. Разоблачать серьезных людей. Так над тобой смеяться будут.

— У меня хорошая фамилия, не буду ничего менять.

— Подумай, возьми псевдоним. Нейтральный: типа Иванов или Петров. А лучше забойный — Знатоков, Рентгенов.

По правде говоря, редактор шутил, потому как любил смеха ради доставать людей.

— Не хотите ставить материал, не ставьте, — насупился Ветров.

— Я уже отдал его в набор, — редактор улыбнулся и бросил материал на стол. — Сейчас корректор прочитает, и все. У тебя ошибок — до едрени фени. Выучи русский язык наконец.

Шеф стал похож на довольного патриция в римских термах. Лицо у него было правильным и красивым, профиль — как у цезарей на древних монетах.

Сходство с патрициями дополняла дырявая простыня, накинутая на плечи (рубашка с погонами подполковника была наброшена на спинку стула). Редактор только что пришел из бассейна.

«Когда-нибудь я буду вспоминать работу здесь как счастливейшее время в жизни», — с тоской подумал Ветров. Домик редакции стоял в глубине территории батальона связи. Кроме казарм и плаца здесь был вишневый сад и бассейн с изумрудной водой под открытым небом…

Работа не пыльная. Отпуска по три месяца. Зарплата двойная. Цены в Душанбе копеечные.

«Господи, ну почему же я так стремился оттуда уехать?» — эта мысль пронзила Неизвестного. Но не успел он ее толком прочувствовать, как снова погрузился в сон.

— Сейчас поедем в управление, — сказал редактор.

— Зачем? — удивился Ветров.

— Получать оружие.

— Опять?

— Снова, — твердым тоном поправил редактор.

Когда в городе кого-то убивали (а накануне застрелили двоих офицеров), обычно поступал приказ: раздать оружие. В целях безопасности. Через месяц-другой кто-то из офицеров или прапорщиков напивался, что называется, в дюбель. И убивал кого-то по пьянке. Поступал приказ: сдать оружие. И так по кругу.

«Так что недолго радоваться», — думал Ветров, расписываясь в журнале за получение пистолета.

Только человек, державший в руках собственное оружие и любивший его, может понять, какой это восторг!

Ты будто становишься выше. Сильнее. В этом на вид неказисто собранном металле есть необъяснимая красота. У нее черный глаз. И этот глаз — дуло — смотрит, куда захочешь ты!

Большие деньги, роскошные яхты, любовь красивых женщин по сравнению с этим не стоят ни черта!

Ба-бах!!!

Свинцовые шарики ворвутся в чью-то жизнь. И вычеркнут из нее яхты, машины, деньги. Ох, как может сглазить этот темный искусственный глаз!

— И еще. — Прапорщик с алой повязкой дежурного на рукаве звякнул ключами, закрывая сейф. — Нельзя ходить по городу в форме. Ты слышал?

— Теперь слышал. — У Ветрова появилось приятное волнение. Оно же — предчувствие. Показалось: именно с этого момента у него начнутся необычайные приключения!

Неделю у Неизвестного не было снов. Но ему и так хватало переживаний. Врач привел журналистов с телекамерой. Полная девица в короткой шерстяной юбке тыкала в человека микрофоном.

— Расскажите, что знаете? Неужели совсем ничего не помните? А вам не снится прошлая жизнь?

«Что ты знаешь про мои сны, девочка!» — человеку хотелось вырвать у оператора камеру и разбить ее об пол. Но он — сжав зубы — вытерпел это проклятое интервью.

Через день сюжет про него показали по местному телевидению. Неизвестный стал со страхом ждать визита убийц. Те не пришли. «Наверное, пронесло», — человек тайком перекрестился.

«А почему я знаю, что кто-то должен прийти? — Неизвестного вдруг бросило в дрожь. — Откуда я вообще что-то знаю?» Из подсознания выплыло страшное, пугающее слово…

Несколько секунд он просто чувствовал это слово, боясь даже мысленно произнести его.

Шизофрения!

Оно возникло само. Захватило его мысли.

«У меня шизофрения! — Неизвестного словно пронзило. — Эти сны — бред. Я чувствую себя то Филиным, то Ветровым. Кто я на самом деле? Сумасшедший?»

Первое желание — убежать, спрятаться под одеяло и заплакать.

Он пересилил себя. Пошел в библиотеку. Взял несколько медицинских справочников. Суетливо (боясь, как бы кто не заметил) нашел все, что касалось шизофрении.

Чтение его потрясло.

Все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.

Признаки бредового настроения он заучил наизусть: напряженное предчувствие надвигающейся катастрофы; необъяснимое мучительное беспокойство; восприятие себя и окружающего мира измененным. Ах, как это было близко и знакомо!

К этому можно было добавить страшные слова — онейроид, деперсонализация.

«То, что я вижу, — это не сны, а онейроид, помрачнение сознания, — решил человек. — Все это накладывается на деперсонализацию, утрату своего «я». Типичная шизофрения».

В итоге он стал бояться не только убийц, но и врачей. Вдруг догадаются о болезни — напичкают таблетками, от которых и здоровый с ума сойдет.

Мало-помалу перерыв в снах стал его даже радовать. «Бог с нами, воспоминаниями, — думал человек, — лучше останусь Неизвестным, чем шизофреником».

Но прошла неделя, и сны вернулись…

Глава 5

Так часто бывает: ты вроде на войне. Но война как-то проходит мимо. Где-то рядом люди совершают подвиги, получают звезды героя. А ты сидишь в полной грязи на богом забытом блокпосту. И сходишь с ума от тоски. Уже и сам рад бы пострелять. Да не представляется случая. Постепенно война начинает казаться мифом.

Потому к майским праздникам в Душанбе готовились серьезней, чем к возможным боям. Как бы ни старались господа террористы, сорвать вечера, посвященные Дню мира и труда, они были просто не в состоянии…

Вечер отдыха для офицеров и их семей в просторечье называли большой пьянкой. Обычно его проводили в актовом зале комендатуры. Кто-то пил водку и приставал к чужим женам, кто-то — танцевал до первой одышки. А на страже этого безобразия по периметру комендатуры стояли часовые.

Филин не любил большие сборища. Не увлекался спиртным. Лучшим отдыхом для него было посидеть в тишине с книжкой. Он уставал от общения с людьми, тем более — от неформального общения. Но отдохнуть не получилось. Костю вызвал шеф и в приказном порядке отправил на вечер.