Прикосновение к невозможному - Анастасия Эльберг

— Подожди немного, Винсент. Еще совсем немного.

После двух тысяч лет ожидания несколько дней должны показаться секундой, но я уже знаю, что они будут тянуться бесконечно. Через пару минут мы подойдем к Магистру, Дана покажет ему мой подарок, он поздравит нас и начнет готовить церемонию, а моя будущая подруга будет выбирать сопровождающую и подходящее для такого случая платье. Несколько дней шума и галдежа, которые мы, конечно же, проведем на ногах и не присядем ни на минуту — нашей церемонии предназначения ждали все, начиная с Магистра и заканчивая самыми незаметными темными слугами Храма. А пока мы сидим, смотрим на темное небо и думаем — каждый о своем, но наши мысли уже становятся общими. Я накрываю рукой ладонь Даны, и она легко сжимает мои пальцы.

— Я люблю тебя, Винсент, — говорит она.

Киллиан

Середина 17 века н. э.

Ливан, Темный Храм

Я торопился. Торопился как никогда в жизни. Так, будто за мной гнался черт или я сам гнался за сбежавшим из преисподней демоном. Или, может быть, пытался догнать саму жизнь, удирающую от меня с ехидной усмешкой. Солнце уже давно поднялось, и сегодня день обещал быть жарким и безоблачным. Черт побери. Еще вчера было темно и пасмурно, а сегодня солнце вылезло на небо с таким видом, будто ждало моего появления, и теперь собиралось откровенно повеселиться. Черт! Я запахнулся в плащ и подогнал и без того летевшего по дороге коня. Еще через пару миль он упадет без сил. И что тогда делать, я не знал. Все мои собственные силы уходили на борьбу с солнечными лучами и сохранение целостности. Я хотел как можно быстрее оказаться в Храме и высказать Авиэлю все, что думал о нем и его немыслимых поручениях.

Что за прихоть заставила меня, казалось бы, умудренного опытом, оставить без внимания тот факт, что я все еще вампир? Так нет же… наплевал на все и поехал днем. Рационального объяснения такому поступку у меня не было. Я торопился домой. Надеялся успеть… И что тогда? Что я сказал бы, что сделал бы? Я не в силах был что-то изменить. Даже если бы очень захотел. Меня затопила ярость. Скакун медленно завалился набок, подмяв меня под себя. Проклятие! Я выругался и отпихнул лошадь в сторону. Поднялся на ноги и поправил распахнувшийся при падении плащ. Лицо болело — солнце добралось до него. Кого бы поймать… на закуску … В качестве лекарства?

Я задыхался. Не думаю, что треклятое солнце на самом деле могло меня убить, но в груди все равно поднимался древний, первобытный страх, свойственный всем вампирам. И сейчас я благодарил Великую Тьму за то, что она в свое время послала мне Аримана, а тот напоил меня своей кровью. Ему нужна была наша с Авиэлем помощь, и наша неспособность перемещаться днем его нервировала и мешала воплощению каких-то сумасшедших планов. Но прошло уже столько веков!

Я немыслимо сглупил, торопясь вернуться домой.

Я почти физически ощущал яростные лучи, пытающиеся найти незакрытый тканью кусок кожи. Снова. Мой мир сжался до узкой ленты дороги, которая в этот момент казалась мне бесконечной. Страх и ощущение удушения затопили тело. Я нервно отбросил взмокшие волосы со лба и натянул на глаза капюшон. Я чувствовал себя слишком живым и уязвимым. Мне было слишком больно. Но никакая боль физическая не шла в сравнение с тем, что творилось у меня в душе. Авиэль меня слишком хорошо знал. И тот факт, что он выслал меня из Храма таким образом, чтобы я не попал на церемонию, не удивил. Он знал, что делать. А я… Болван.

Усталость навалилась на меня непосильным грузом. Перед глазами стоял незабвенный образ, а сознание покинуло тело. Я провалился во тьму.

— Черт побери, Киллиан, ты сошел с ума!

Я не мог открыть глаз. Они не слушались меня. Кажется, я лежал в тени дерева, где скрылся от своего злейшего врага. Лежал на земле, обессиленный и постаревший. Кто-то опустился рядом со мной — тень стала гуще и вроде бы тяжелее. Впрочем, я узнал его. Через мгновение мне на губы упала соленая капля. Я почувствовал, как вылезли клыки, но через силу удержал себя от каких-либо действий.

— Пей, — прозвучал, холодный, звенящий гневом приказ. — Идиот, какого черта ты вылез на солнце?

— Я торопился.

— Безответная любовь того не стоит, Киллиан. Пей! — прорычал Ариман. А это был именно он. Облегчение, которое я испытал, узнав своего давнего друга, не описать словами, не нарисовать и не передать в мыслях. Оно было до боли животным, диким. И от этого совершенно искренним.

— О чем ты? — Я не решался прикоснуться губами к его запястью, хотя запах крови Темного основателя сводил с ума. Я знал ценность каждой капли, их силу. И не знал, имею ли я право…

Ариман снова прорычал что-то нечленораздельное, свободной рукой взял меня за затылок и приложил предварительно прокушенное запястье к моим губам. Я сдался. Сделал глоток и почти сразу почувствовал, как по жилам разливается живительная сила. Сила, которая всегда удивляла меня. Странная… неумолимая. Сила, которой у меня не было названия. Ариман позволил сделать еще несколько глотков. Я с трудом открыл глаза и встретился с его посиневшим от ярости взглядом. Когда он давал кровь или прилагал силу, его глаза из серых становились ярко-синими. В темноте они светились, как факелы или две одинаковые темно-синие, яркие, с серебристыми звездами луны.

— Я мог ожидать такого от кого угодно, но только не от тебя, Киллиан!

Ариман резко поднял меня на ноги. Стащил с меня порванный плащ и заменил его своим… удивительно легким и плотным.

— Это не то, что ты подумал, — прошептал я, опираясь на его руку. Голова еще кружилась, но я знал, что буквально через минуту буду чувствовать себя превосходно. Теперь я мог разгуливать под смертоносными лучами хоть голиком — со мной ничего не случится.

— Да ну? — В голосе Аримана звучала неприкрытая издевка.

— Как ты меня нашел?

— Ты позвал.

— Неужели? — Я придержал полы плаща рукой и поднял голову, чтобы взглянуть в глаза своему спасителю. Они снова стали серыми. Свинцово-серыми. Ариман был в ярости.

— Надо идти. Ты сможешь?

Я улыбнулся. Конечно. Теперь я был способен на все.

Авиэль мерил широкими шагами кабинет, изредка бросая на меня полные чувств (самых разнообразных) взгляды. Ариман сидел в своем кресле. Странно было его видеть без книги в руках. Но еще страннее было видеть тот взгляд, которым он смотрел на меня. Мне стало неуютно. Не знаю, что они там себе придумали, но в их глазах читалось неприкрытое осуждение.

— Ты говоришь, что нашел его в полдне пути от Храма?