Проводница - Елена Николаевна Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попробуй, — предложил Никита.
Она мазнула пальцем по гладкой поверхности подцепила несколько липких икринок и отправила в рот. Вкусно…
— А что это за белые пленочки? Она не испорчена?
— Обижаешь! Просто икра свежая, не прошла термическую обработку. Зато витаминов больше.
Ольга пересчитала банки, спрятала в пакеты и опустила полку. Почему-то ей было неловко находиться в купе так близко к этому парню.
Никита был симпатичным. Высокий, широкоплечий, с лукавыми глазами и жестко очерченным ртом. Он чем-то смахивал на Герку… Хотя скорее не внешне, а внутренне. От него исходили такие же невидимые флюиды, как и от Ольгиной первой любви.
Она повернулась, чтобы выйти, но он не посторонился. Смотрел на нее с ухмылкой.
— Пропусти.
— Проходи.
Ольга опустила голову и постаралась протиснуться между ним и стенкой. Сделать это так, чтобы не соприкоснуться, было невозможно.
Она почувствовала, как ее грудь прижалась на мгновение к его груди, как бедра скользнули по его бедрам, и ее словно жаром обдало. Никита стоял не шевелясь и не делал ничего предосудительного, а Ольга все же стеснялась поднять на него глаза.
— Я приду встречать, — сказал он.
— Приходи, — кивнула Ольга.
— Тогда и рассчитаемся.
— Хорошо.
Он постоял немного, посмотрел на нее, повернулся и пошел. А Ольга с трудом перевела дыхание. Фу ты, словно о свидании сговорились…
— Что ты, подруга, зарделась, как красна девица? — подколола Лидка. — Приглянулся кадр?
— Ты о чем? — смутилась Ольга.
— О погоде! — хохотнула напарница. — Ты, если что, шепни. Я тебе служебку освобожу. Паренек что надо! Грех упускать.
— Кто о чем, а вшивый о бане! — разозлилась Ольга. — У тебя только одно на уме.
Она сгребла с полки стопку белья и пошла заправлять постели на верхних полках. В их фирменном составе было положено подавать вагон на посадку с уже застеленными «верхами».
Лидка надулась и принялась сосредоточенно разрезать на кусочки брусок мыла. В каждый туалет по кусочку, хватит туда и обратно. Получается экономия полбруска в рейс. Ольга смеялась над Лидкиной патологической жадностью, но напарница упорно половинила положенную норму, а остаток уносила домой. Да еще хвасталась, что вообще мыла не покупает.
Ольга любила мыло дорогое, душистое от которого кожа становится гладкой. А Лидка считала, что любое сгодится, лишь бы пенилось. Она и на туалетной бумаге экономила, выгадывая рулон раз в два рейса.
Ксения тоже носила домой мыло и туалетную бумагу, но Ольга из принципа покупала себе и Корешку свое. У матери же даже постельное белье сплошь было с казенными штампами железной дороги, и вафельные полотенца, и посудные — тоже «меченые».
С «железки» тащили все, и это даже не считалось воровством. Положено списывать рваное старье, а вместо него списывали новенькое. Доходило до смешного: вывесят во дворе соседки белье сушить, а потом собачатся, чья простыня или наволочка — метки-то одинаковые.
Ольга аккуратно расправила одеяло, взбила подушку и поставила ее «треугольничком», как учили в интернате. Осталось последнее купе застелить, и скоро на посадку.
Как вспомнила про интернат, даже настроение испортилось. Корешок опять остался с теткой Тамарой. Ксения укатила на Челябинск. И ни за что не желает хотя бы отгулы взять. Придется осенью вновь определять Корешка в интернат. Хотя бы до зимних каникул, до покупки квартиры…
Или плюнуть на все и с сентября найти ему няню? Честно говоря, денег жалко. Нянькина зарплата — это как раз Ольгин месячный калым, а значит мечта о квартире отодвинется на неопределенный срок. Да и Ксения не пустит на свою драгоценную жилплощадь чужого человека. Вон, в их отсутствие пацану приходится у Тамары ночевать, хотя та согласилась бы и к ним приходить. Да Ксения против, словно у нее там клад спрятан.
Состав дернулся, и Ольга чуть не упала. Поезд неспешно подплыл к перрону, и у вагона засуетились пассажиры с чемоданами. Ольга глянула в окно и вдруг увидела на платформе Никиту. Лидка тоже заметила его и заорала на весь вагон:
— Встречай дружка, подружка! Придется, видно, мне сегодня в ночь дежурить…
— Заткнись, — зашипела Ольга.
Она откинула подножку, спрыгнула на перрон и принялась деловито проверять билеты, словно и не видела Никиту. А у самой сердце почему-то принялось гулко барабанить о ребра. Зачем пришел? Ведь только что расстались… Или передумал?
Он остановился рядом и игриво спросил: — А безбилетника провезете, девушка?
— Дорого будет стоить, — буркнула Ольга. Она вернула билеты женщине с двумя детьми и сказала: — Проходите, шестое купе.
Никита подсадил на высокую подножку девочку лет семи и взял из рук женщины тяжелый тюк.
— Давайте я вам помогу.
С вещами в руках он поднялся в вагон, донес их до купе и вернулся к Ольге.
— Скажи, пусть напарница постоит, — шепнул он.
— Не могу, моя смена.
— А ты поменяйся.
Ольга замерла. По спине пробежали мурашки, а затылок обожгло его дыхание.
— Зачем? — напряженно спросила она.
— А я вино принес. Надо обмыть начало нашего славного предприятия.
— Мы через двадцать минут отправляемся — напомнила Ольга.
— Ну и что? — Он обезоруживающе улыбнулся. — До Минвод доеду, а там рабочим поездом вернусь. Хватит нам времени до Минвод? — с намеком спросил он.
Ольга пожала плечами и позвала осипшим враз голосом:
— Лидка!
— Уже иду!
Толстуха Лидка живенько выплыла из вагона и сменила Ольгу на посту. Хитро покосилась на них и подмигнула:
— Вы только не очень шумите… И вина оставьте глоточек. У тебя какое, Никит?
— Шампанское, естественно, — заявил он — Мы тебе бутылку оставим. Хватит?
Уже промелькнули мимо окон полукруглые цехи вагоноремонтного депо, калитка знакомого с детства двора, Корешок у калитки, унылая трехэтажка Бригадного дома. Скорый поезд уже миновал пригороды, остановился на две минуты в поселке Гайдук и приближался к длинному, прорубленному в горах тоннелю.
Ольга сидела у окна, а Никита рядом с ней на нижней полке, и его бедро тесно прижималось к ее ноге. Бутылку шампанского они уже выпили, Никита открыл вторую, а третью оставил Лидке. На закуску он по-джентльменски взял коробку конфет, но от жары шоколад расплавился, размазался по коробке. Ольга взяла конфету и испачкала пальцы. Потянулась за полотенцем, но Никита перехватил ее руку.
— Погоди. — Он вдруг обхватил губами ее пальцы и слизнул с них шоколад. — Сладенькая…
Ольга растерялась от неожиданности и так и замерла, забыв отнять руку.
Поезд стремительно влетел в тоннель, и разом стало темно. Гулко загрохотало в темноте эхо от перестука колес, замелькали мимо окон редкие фонарики на стенах.
В купе автоматически зажглась лампа ночника Никита
