Светлая и Темный - Ольга Гусейнова

Изумленно — испуганные широко распахнутые глаза заблестели, и по бледным впалым щекам побежали слезы.

— Миледи… О, все святые, зачем же вы встали? — услышала я потрясенный голос Ноэль.

Девушка быстро поставила поднос на соседний сундук и кинулась ко мне. Присела рядом на колени, приподняв лицо и вглядываясь мне в глаза, перехватила зеркало, почти выпавшее из моих ослабевших рук.

А я уставилась на нее, получив возможность, благодаря открытому окну, во всех подробностях рассмотреть блестящие русые с золотисто — рыжим отливом волосы и белоснежную кожу; яркие чистые голубые глаза, в которых притаился застарелый страх, и все‑таки добрые; такой же как у меня римский профиль; округлой формы личико; губы тоже полные, но с нечетким контуром. Но самое важное — серебристые чешуйки на ее лице и руках, я тоже увидела. Соответственно встал насущный вопрос: кто такие драки? Кто же я теперь?

Кузина загадочной драки — аристократки Сафиры бросила тревожный взгляд на открытые ставни и взволнованно посетовала:

— Миледи, вы только с того света вернулись, а уже снова пытаетесь туда попасть…

Она встала и закрыла окно, практически отрезав меня от мира в каменной ловушке. Хотя, надо признать: за окном совсем не лето.

— Прости, Ноэль, слишком захотелось подышать свежим воздухом и увидеть свет и почувствовать себя живой, — устало улыбнулась я.

Девушка неуверенно улыбнулась в ответ, обхватила меня за спину, помогла встать и повела к кровати. Несколько шагов дались мне с большим трудом, я бы рухнула на постель, если бы не ее поддержка. С помощью Ноэль, подложившей под спину подушку и накрывшей теплым одеялом, я устроилась полусидя. Она быстро зажгла свечи, разогнав сумрак в помещении, подложила пару поленьев в камин, затем забрала с сундука поднос и направилась ко мне. Я снова отметила жалкую, изношенную одежду, из которой девушка давно выросла; потрепанную шальку, что вряд ли спасает от холода; стоптанные ботинки. И невольно задалась вопросом: неужели «моя» семья настолько бедная? Ведь Ноэль — близкая родственница, а выглядит как побирушка.

Еще я заметила, что она прихрамывает немного.

— У тебя что‑то с ногой? Поранилась? — осторожно, опасаясь задеть ее чувства, спросила я.

Бедняжка опустила взгляд, пряча затаенную боль и стыд, поставила поднос на табуретку и сняла деревянные крышки с тарелок, от которых тут же начал подниматься пар: ароматный, вкусный.

— Ноэль?.. — мягко настаивала я.

— Нет, не поранилась! Просто… стерла… — тихо ответила она.

— Показывай!

Не удовлетворившись слишком уклончивым ответом, я чуть свесилась с кровати, пока она разувалась.

— О — о-о!.. — только и смогла потрясенно выдохнуть я, увидев ступни в кровоподтеках и синяках. Мало того, на ногах не было ни носок, ни чулок!

Безусловно, ботинки ей малы. Размера на два! Даже представить не могу, что она испытывает, когда ходит.

— У тебя нет другой обуви? — хрипло поинтересовалась я.

— Нет, леди Сафира!

— Мы настолько бедные, — пришла мне в голову мысль, — что не можем позволить себе самое необходимое?

Ноэль хотела было обуться, но я схватила ее за руку, ожидая ответа.

— Вы — одна из богатейших леди в Приграничье, — пожала худенькими плечиками кузина.

Я кивнула на ряд сундуков, выстроившихся вдоль стены:

— Это все мое?

— Да! Миледи! Одежда, обувь, украшения… — тихо перечисляла Ноэль.

— А где твоя? — тоже тихо, уже догадываясь об ответе, спросила я.

Девушка отвела взгляд в сторону, сжала кулачки на коленях, но ответила без обиды, без обвинений, как о чем‑то само собой разумеющемся:

— Три моих платья в корзине, миледи! Я иждивенка, и ваш батюшка не считал нужным тратиться на меня. Но вы не думайте, я благодарна ему за милость и приют…

Горло свело спазмом, я прокашлялась и попросила:

— Ты не обувайся пока, Ноэль. Залезай на кровать, чтобы ноги не мерзли. Давай покушаем вместе, а потом посмотрим, что в сундуках и выберем тебе новый гардероб.

Она вскинула на меня потрясенные недоверчивые глаза, будто ослышалась.

— Миледи, вы не думайте, что я жаловалась. И не предам вас и… Вы не должны…

— Почему? — нахмурилась я.

По щеке Ноэль побежала слезинка, а глаза испуганно округлились:

— Потому что, вы, вероятно, скоро обо всем вспомните, и ваша одежда на мне станет для вас неприятным сюрпризом и…

Я подняла ладонь, останавливая поток ее слов:

— Нет, Ноэль! Я никогда не стану прежней! Просто поверь, прежняя «я» умерла!

Одинокая слезинка скатилась по бледной щеке девушки и упала на лиф старенького, когда‑то, наверное, бывшего добротным и красивым, платья. Она лишь кивнула, принимая обещание к сведению. Затем взяла тарелку с кашей и принялась меня кормить.

— А ты уже завтракала? — озаботилась я.

— Да! Мне дают там… в трапезной… — кивнула она.

Я забрала тарелку, и пусть от усилий удержать посуду у меня затряслись руки, но твердо заявила:

— Открывай другие блюда, что там еще? И на будущее: я хочу есть в компании, а не в одиночестве.

Снова отметила неуверенно — удивленный взгляд Ноэль, но та послушно убрала крышку, под которой лежал нарезанный ломтиками желтый сыр, серый ноздреватый хлеб, рядом стоял глиняный кувшинчик с молоком. В общем, позавтракали мы плотно и с удовольствием. Потом я с улыбкой наблюдала, как Ноэль, с опаской, постоянно оглядываясь на меня, открывала сундук за сундуком и показывала вещи, хранившиеся в них. Увидев красивые платья, большей частью бархатные и облегающие до бедер, с богатой ручной вышивкой золотыми или серебряными нитями и шнуровкой по бокам, мне в голову пришла мысль, что я попала в средневековую Англию времен короля Вильгельма Завоевателя.

Мы выбрали девушке три платья — довольно скромных, но добротных и теплых. Нашли подходящие удобные ботинки и чулки, к счастью, тоже обнаружившиеся среди одежды. Конечно, дело не обошлось без пары нижних рубашек. И в довершение — плащ, подбитый мехом. Я внимательно изучала содержимое сундуков, ведь всем этим добром мне придется пользоваться, и попутно выяснила, что сейчас ранняя весна, а здесь, в предгорье, это ветреный и сырой сезон.

После примерки обновок я заставила Ноэль намазать ноги, лечебной мазью из склянки, оставленной сестрой Анизой, а то на них даже смотреть больно. Переодевшись, моя юная кузина находилась в таком ошарашенном и восторженном состоянии, что следовала указаниям безропотно, перестав вскидывать на меня потрясенный взгляд.

Утомившись от приятной суеты, я незаметно для себя уснула, думая о том, как хорошо иметь хоть одно родное существо в чужом мире…