Таинство для хорошей девочки, или Разбуди во мне зверя (СИ) - Кальк Салма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захаров хотел что-то сказать, но только пару раз разинул рот… и не сказал. Наверное, остатки мозгов включились.
— Свободны, — сказала им Милославская, а потом ещё раз глянула в зал: — Всем понятно? Такого добра нам здесь не надо. Мы не провинциальный колледж, где терпят всех, лишь бы учились, и даже иногда терпят, если не учатся. Если кому-то интересно, где это, я покажу направление. А сейчас все свободны, — усмехнулась хищно и сошла со сцены.
Народ ломанулся во все три выхода из зала, Тайку снова чуть не снесли. Тут уже Макс просто взял её за руку и повёл, и приглядывал, чтоб никто не задел, не толкнул и не наступил.
Дождался, пока она возьмёт в гардеробе пальто, натянул куртку, открыл тяжеленную дверь на улицу. Сощурился на солнце.
— Скажи, их что, в самом деле отчислят, если на них кто-нибудь пожалуется? — спросила Тайка.
— Отчислят, я даже не сомневаюсь, — кивнул Макс. — И тебе сомневаться не советую. Всё, они к тебе больше не приблизятся. И ни к кому другому тоже. Даже если они останутся, им заказано хоть дружить, хоть для отношений кого-нибудь искать, кому они сдались такие?
— Мало ли ненормальных бывает, — вздохнула Тайка.
— А ненормальным туда и дорога, — отмахнулся Макс. — Гулять? Пока солнышко? Сегодня даже ветра пока нет, просто чудо какое-то.
— Гулять, — согласилась Тайка даже и не раздумывая, и он увидел в том хороший знак.
13. Смешинку проглотила
13. Смешинку проглотила
Тая сначала не поверила, что оба ненавистных ей человека, и Петров, и Захаров, получили по заслугам. Хорошо, не ненавистных, сильно сказано. Ненавидеть их — это слишком, её вполне устроит, если она больше никогда их не увидит. Неприятных, да, весьма неприятных. И… ей в самом деле достаточно, если их жизни дальше пойдут параллельно с её жизнью. И всё.
И всё? В самом деле всё? Можно выдохнуть, как говорится?
— Постой, а они точно не узнают, кто свидетельствовал против них? — она даже рискнула взять Макса за рукав.
— Думаю, нет. Понимаешь, если бы это был один человек, то и дело одно. А тут оказалось, что девчонок десятка два с разных курсов, даже одна четверокурсница, и парней столько же. Ничего так улов, да?
— А ты откуда знаешь? — Тая даже остановилась.
— Ну, — он что, смутился?
И даже остановился и вздохнул.
— Ты видел, кто и что там писал?
— Я ж из тех, кто всё это придумал — ну, как их прижать. Вчера Дариуш унёс сырые данный Милославской, а она просмотрела и велела привести в порядок. Я сегодня ночью ей таблицу составлял. Поэтому так случилось, что я знаю.
— Мы ведь там не писали, кто и с какого курса? — у Таи по-прежнему не сходилось.
— Вообще-то для меня это не вопрос, — пожал плечами Макс. — Но я не писал Милославской, я думаю, у неё есть свои методы узнать, кто есть кто.
— А ты… ты умеешь работать с информацией на таком уровне? — и что он делает у них на втором курсе тогда?
Макс только пожал плечами.
— Да это несложно так-то.
— Ничего себе — несложно! Ты… ты очень одарённый! Мне именно этот аспект не даётся.
— Наверное, у тебя другие сильные стороны? — подмигнул он.
— Вообще да, мне говорили, что у меня выходит получать информацию в разговоре. А вот с книгами, документами и массивами данных у меня не очень.
— А я как раз болтать не люблю, — улыбнулся он. — Мне бы почитать. И посчитать.
— Мы можем тренировать друг друга, — сказала Тая, и только потом сообразила, что именно она сделала.
Она? Предложила кому-то что-то совместное? Это в самом деле она? Но ведь как будто невероятная тяжесть с плеч упала, она даже дышит сейчас как-то по-иному, легче и свободнее! И хочется бежать и смеяться, или прыгать. Подпрыгнуть и взлететь, да.
— И я думаю, это будет здорово. Начнём сегодня?
Тая задумалась. Вообще она должна ему приглашение в гости, но она не предупредила Полину Владимировну, что будет гость, и бабушку тоже. И… что же делать?
— Я не сказала дома, что приду не одна.
— Ну и ладно, пошли тогда ко мне.
— А у тебя ещё есть жареные пельмени? — рассмеялась она.
Почему-то стало легко и весело. И он так здорово улыбался! Его голубые глаза, прозрачные-прозрачные, как капельки, весело искрились и смотрели прямо на неё.
— Конечно, там ещё три пачки не начатых, и соусов полный комплект! Скажи, а ты что, правда сама себе ничего не готовишь? Даже чай не завариваешь? И бутерброды не нарезаешь?
— Да как-то нет, — покачал она головой. — Нет нужды. Можно прийти и попросить, и дадут.
— И что, не говорят, что рано, или поздно, или не вовремя, или нельзя куски таскать? — изумился он.
Откуда только знает!
— Говорят, — кивнула она. — А… ты откуда знаешь?
— Мне в детстве так же говорили, пока я не вырос и сам не научился, — рассмеялся он. — Пока была жива бабушка, она нас с дедом в ежовых рукавицах держала. Она чётко знала, что на завтрак нужно есть кашу, на обед суп или похлёбку какую, а на ужин можно жаркое или котлеты или что там ещё. Сладкое с чаем, арро не злоупотреблять, а всякие изыски — только в праздник, иначе они перестанут быть изысками. А сейчас мы с мамой вдвоём, и вроде оба можем что-то приготовить, если нужно. Конечно, чаще она, чем я. Но я тоже могу кое-что.
За болтовнёй они дошли до его дома — как вчера. Консьерж был другой, а квартира та же самая.
— Чай? Арро? Или сразу пельмени?
— Сразу пельмени! — ответила Тая, и снова сама себе удивилась.
На кухне он иногда даже просил её что-то немного сделать — ну там передать, достать или открыть. Подержать дверцу холодильника, например, пока он достаёт все свои любимые соусы. И они всё время болтали — о детстве, о любимых блюдах, о праздниках, о бабушках и дедушках. И как-то это было… неожиданно легко. Тая поймала себя на мысли, что даже с Лилианой не говорила о некоторых вещах, а они подруги. Потому что, ну, кому интересно, что она любила есть в детстве? Какую кашу и какое мороженое? И какие конфеты?
Ну и с Сергеем тоже и подумать нельзя было ни о чём таком вот, там всё было серьёзно, и разговоры такие же. О судьбах мира, не меньше, и о философских проблемах. И больше он говорил, чем она. Тогда ей это льстило, как же, взрослый — и разговаривает с ней, как с равной. А сейчас… сейчас никто не взрослый, а просто легко и здорово.
Они вместе утащили сковородку в комнату, и тарелки с вилками, и чуть не перевернули всё, потому что снова хохотали, как ненормальные.
— А я хотел научиться допрыгивать до потолка, прикинь, да? — Макс подпрыгнул и на мгновение завис в воздухе.
У неё никогда так не выходило, хотя она, конечно же, слышала, что воздушники должны уметь дружить с воздухом настолько, чтобы держаться за него. А сейчас почему-то захотелось, она с хохотом подпрыгнула… неожиданно для себя перекинулась в воздухе, и приземлилась уже на четыре лапы.
— Вау! Круто! — Макс тут же плюхнулся на пол рядом с ней. — Это… это невероятно, вот.
Она прыгнула ему на плечо, оттуда — на книжные полки и телевизор, пробежалась по мебели, и по тумбочке, соскочила на диван, учуяла запах еды… вернулась на пол и приняла человеческий облик. Вот только не хватало, ещё немного — и она же будет сидеть на столе и есть из тарелки, как кошка Полины Владимировны, когда думает, что её никто не видит! И хорошо ещё, что она — мелкий зверь, а то бы снесла тут всё!
В другой момент Тае было бы мучительно стыдно, потому что куда это годится — перекинуться на глазах у ничего не подозревающего человека и бегать по стенам! Взрослые воспитанные люди так не делают ни при каких обстоятельствах! Но… стоило один раз взглянуть на Макса человеческими глазами, и становилось понятно, что всё в порядке, более того — такого восхищения она ни у кого в глазах ни разу не видела.
— Тайка-горностайка, — Макс так смотрел, будто и впрямь увидел что-то невероятное. — Ты охренительна, хоть человеком, хоть зверем. У тебя пятнышко на носу осталось, — он дотянулся кончиком пальца до кончика её носа.