Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молюсь о Вас!
Всего Вам доброго!
Спасибо за поддержку. Спаси Вас Бог! О. Бредиус
8
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
17. XI.39
Милая Ольга Александровна,
Ваши письма радостью озарили меня, — и за Вас, и за меня. За Вас — что увидите, быть может, маму и брата; за меня — что так доверчиво отнеслись, привлекли и меня в сорадование, как близкого. Знаю о Вашем батюшке от И. А., а Вы так нежно и просто _д_а_л_и_ его духовный облик. Вы — умны сердцем, умны и умом, — и талантливо-живо, ярко даны изображение Вашего обихода и душевного уклада — Праздник душе дали, чуть приоткрыли свой мир. Чего же Вы стеснялись? Это-то и чудесно — искренность, и я очень ценю и благодарю. Метко Вы определили сущность «страдания» на взгляд адвоката. В этом — и все. И это так точно. Например, для Сельмы Лагерлёф27 оказалось невнятным, почему мой Илья (в «Неупиваемой чаше»28) м_о_г_ вернуться в рабство, когда ему открывалось «счастье» — славы и богатства. И заметьте: ведь это как-никак писательница, и даже отмеченная некоторым дарованием. Чего спрашивать с прочих! Пишу Вам кратко, неуверенный, что письмо дойдет, в эти тревожные дни. Известите, что мама и брат — свиделись ли? И да успокоится душа Ваша, родственная моей. Не помню я Ваш внешний облик, так много было народу на моем чтении. Будьте здоровы, душой крепки, сильны волей.
Сердечно Ваш Ив. Шмелев
А письмо Ваше перечитывал.
9
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
29. XII.39
Дорогой Иван Сергеевич! Не знаю отчего, но, думая о Вас ежедневно, стремясь к Вам, я все же не могла писать. Т. е. я даже писала, много, но именно поэтому не решалась послать, а потом устарело, и так вот и вышло, что я молчала как будто. Нам очень много пришлось пережить, — Вы верно знаете? А как Вы? Мне так тоскливо, что давно ничего о Вас не знаю. Читаю еще одну Вашу книжку «Это было»29. Можно мне Вас спросить, какая вещь из Вами написанных больше всего Вам самому нравится? Или это нетактично с моей стороны? Тогда просто не отвечайте!! Мне больше всего нравятся «Лето Господне» и «Богомолье», «Пути Небесные» (читала только отрывки), а потом чудно тоже «Въезд в Париж», да хотя, все прекрасно. «Въезд в Париж» — стихи в прозе. Чудный стиль. Все дивно, но первые вещи (мной названные) уж как-то особенно еще душе близки, так что хочется плакать. «Няня из Москвы»30 тоже дивная вещь. И «Человек из ресторана»31. Работаете Вы теперь или трудно? Я думаю, что именно Вам тяжело в такое время писать. Как досадно, что теперь нельзя в Париж поехать. Я так часто раньше собиралась. Тогда бы и могла Вас увидеть и так хорошо поговорить. Здесь русских мало, а по-душе совсем почти нет. Об Иване Александровиче я давно тоже ничего не знаю. Как-то они там? Милый Иван Сергеевич, да сохранит Господь Вас здоровым и благополучным и да пошлет мир и тишину людям своим в этом Новом Году! Страшно думать о том, что несет этот год, но будем молиться и верить, что Господь пощадит нас всех! Я всегда молюсь о Вас, чтобы Вы были подкреплены Божьим Духом, чтобы тьма не объяла Ваш талант, чтобы вся суета и ложь мира нашего не смутили Духа Вашего и не огорчили бы Вас. Чтобы Вы пели, пели Бога, чтобы Вы не умолкали, ибо только такое теперь нам нужно. Вы не один, — нет, за Вами много, много людей, сердца которых Вы ведете к Богу. Здесь в Голландии очень раскиданы все русские, и я очень вдали от центра, но все же мечтаю когда-нибудь устроить чтения Ваших вещей, особенно для детей и молодежи, забывающей Россию и Русское. Мои родные все еще не здесь, — трудно все это очень. М. б. я попаду к ним к Русскому Рождеству или Русскому Новому Году, если получу визу. А как Ваш племянник? Знаете, я получила очень горькую весть: — умер мой любимый дядя, бывший нам вместо отца, чудесный человек, еще сравнительно молодой, в России, думаю, что погребен без отпевания. Как больно! Мама очень страдает, — это ее любимый брат. Он раньше был врач в Москве, а из-за большевиков уехал в Кострому, а потом в Иваново-Вознесенск. А где умер не знаем.
Может быть даже Вы его знали по Москве. Он был хороший хирург, — Д. А. Груздев32.
[На полях: ] Напишите!
Ну, всего, всего доброго!
Ваша О. Бредиус
10
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
2. II.40
Душевночтимый, дорогой Иван Сергеевич!
Очень тревожусь о Вас? Здоровы ли Вы?
Или м. б. Вам тяжело в эти мутные дни и не хочется никому писать? Тогда я не жду ответа. Я не хочу хоть как-нибудь тревожить Вас. Писала Вам несколько открыток в очень критические дни. Бог миловал, — пока что…
Сегодня я получила после большого промежутка, открытку от Ивана Александровича, который все мучается болями головы.
У нас все в напряженном ожидании о маме и Сереже. Трудно мне им настойчиво советовать что-либо. Но все же брат решается уехать. М. б. приедут к марту. Муж мой не ездил к ним. Вот уже 3 недели как я все хвораю, — не серьезно, но надоедливо. Муж приехал домой из-за моего нездоровья, но свалился сам с кашлем и т. п., а сейчас болит у него ухо, т. о. оба мы, как пленники, не выходим из дома. Но это все не страшно. Бог даст скоро будет тепло. Зима такая крутая, что здесь такую 50 лет уже не помнят. Снегу масса, почти русский пейзаж.
А настроение тревожно, и так уныло на душе!
Непрестанно звучит в ушах мой любимый псалом: «Хвали душе моя Господа»33… Знаете его? Можно мне его словами поделиться здесь с Вами? Как будто бы вместе помолиться…
«Хвали душе моя Господа, — восхвалю Господа в животе моем. Пою Богу моему дондеже есмь. Не надейтеся на князи, на сыны человеческие, — в них же несть спасения.
Изыдет дух его и возвратится
