Право на возвращение - Павел (Песах) Амнуэль

— Значит, — сказал Карпухин, он успел проанализировать сказанное и понял суть, — обвинение будет настаивать на том, что Михаил Янович стрелял на поражение, и потому имело место предумышленное убийство, а защита — что он действовал по инструкции, и произошла трагическая случайность.

Они подъехали к стоянке на углу улиц Бен-Иегуда и Алленби, Юля протянула охраннику какой-то талон, охранник, похоже, был из «наших», решил Карпухин: типичное лицо, да и одежда, пистолет за поясом. Наверно, точно так же носил оружие Гинзбург. Молча что-то проштамповав, охранник вернул Юле талон и показал, куда поставить машину. Заглушив двигатель, Юля повернулась к Карпухину и сказала:

— Вы очень точно описали ситуацию. И если адвокат будет плохой…

Она не закончила фразу.

— Тот, кого назначили, — сказал Карпухин. — Он плохой?

— Он никакой, — вздохнула Юля. — А денег на хорошего у нас нет.

Они выбрались из машины, и Юля повела Карпухина к многоэтажному зданию, на первом этаже которого размещалось посольство Российской Федерации. У входа, отгороженного от улицы переносными синими барьерчиками, стояла небольшая, но нервная очередь — пенсионеры, решил Карпухин, возраст у стоявших был сильно за шестьдесят, Юля прошла мимо с независимым видом, ни на кого не глядя, и Карпухин, двигаясь следом, ощутил осуждающие взгляды и, как ему показалось, услышал что-то вроде «а эти сразу без очереди».

— У нас договоренность с господином Анисимовым, — сказала Юля охраннику, это был молодой парень под два метра ростом, белобрысый, с цепким взглядом, явно, как решил Карпухин, из ОМОНа или бывший спецназовец.

Охранник сказал что-то в радиотелефон тихим голосом, Карпухин ни слова не расслышал, хотя и очень старательно прислушивался.

— Оружие есть? — спросил охранник, получив, видимо, инструкции.

— Нет, — сказала Юля.

— Нет, — повторил Карпухин.

— Сумки покажите, пожалуйста.

У Юли была с собой черная модная сумочка на длинном ремне, в которой оказались не предметы косметики, а документы и несколько сложенных вчетверо бумаг. Карпухин раскрыл свой дипломат, охранник кивнул и открыл перед ними дверь, за которой оказался уютный холл с креслами, комнатными цветами и постерами на стенах. Это были репродукции с картин русских художников: Сурикова, Шишкина, Иванова. К ним подошла длинноногая блондинка, осторожно взяла Карпухина под локоток и сказала:

— Ваше имя Александр Никитич, верно? Вы пройдите, пожалуйста, в эту комнату, а вы, Юлия, — в эту.

Карпухин и возразить ничего не успел, как оказался один в комнате с огромным окном, выходившим в тихий переулок. Негромкий голос заставил его оглянуться: вроде бы никто в комнату не входил, тем не менее, в трех шагах от Карпухина, у низкого диванчика Карпухин увидел мужчину средних лет в строгом черном костюме и белой рубашке — без галстука, правда, — с невыразительным лицом, но пристальным взглядом серых глаз.

— Здравствуйте, Александр Никитич, — сказал мужчина низким певучим басом, — присаживайтесь, пожалуйста. Мое имя Николай Федорович Анисимов, я третий секретарь посольства. Хотите кофе? Чай? Ничего крепче не предлагаю, это как-нибудь в другой раз, если…

Слово повисло в воздухе, и Карпухину потом казалось, что недосказанная фраза стала вполне осязаемым облачком, сквозь которое не проникали какие-то слова, а другие, наоборот, усиливались и звучали гораздо громче, чем на самом деле. Как оказался возможен такой странный селективный эффект, Карпухин не понял — конечно, это было психологическое ощущение, но именно оно почему-то создало между ним и Анисимовым с самого начала безусловное взаимопонимание, для которого не было никаких видимых причин.

— Я пришел с Юлей Гинзбург, — начал Карпухин, — она…

— С Юлией поговорят в консульском отделе, — прервал Анисимов. — Думаю, мы сможем организовать определенную помощь.

— Вы знаете, о чем идет речь?

— Юлия звонила вчера, — сообщил Анисимов, — и мы оказались в довольно сложном положении, я не смог дать ей определенного ответа, поэтому отложил разговор. С того времени ситуация стала яснее. Прошу прощения, Александр Никитич, вы не могли бы показать свой паспорт?

Вопрос показался странным, Карпухин уже демонстрировал документ охраннику, но если Анисимов сомневается в том, что он тот, за кого себя выдает…

— Спасибо, — кивнул Анисимов, возвращая паспорт. — Видите ли, Александр Никитич, я получил кое-какие инструкции… С утра я уже связывался с адвокатом Михаила Яновича и коротко говорил со следователем, ведущим дело.

— Вы уже… — удивленно сказал Карпухин. Он слышал о медлительной работе российского посольства, Роза рассказывала, как ей пришлось год назад простоять в очереди два дня, чтобы всего лишь передать в канцелярию документы, касавшиеся восстановления российской пенсии, и как с ней нехорошо здесь разговаривали, будто в советском магазине времен застоя: чего, мол, надо, и без вас работы навалом, ходят тут всякие.

— Да-да, — одними губами улыбнулся Анисимов. — Адвокат — Амос Беринсон, он в прошлом году окончил Еврейский университет в Иерусалиме, опыта никакого, сами понимаете, вот его и назначили… Единственное его достоинство… нет, два. Первое: он из наших, говорит по-русски, уже проще. Второе: хочет выдвинуться и потому очень старателен, хотя в этом деле не старательность нужна, а… Нет, не знаю что в этом деле нужно, потому что оно настолько очевидно… По словам следователя… Его зовут Нисим Берман, он-то как раз хороший профессионал, двадцать лет в полиции, правда, по-русски знает только два слова «харашо» и «парьядок», но с ним можно по-английски… Как у вас с…

— Не очень, — признался Карпухин. — В анкете писал: читаю со словарем.

Анисимов поднял на Карпухина удивленный взгляд.

— Я, в общем, канцелярский работник, — извиняющимся тоном произнес Карпухин. — Много лет работал в Госконтроле и Счетной палате, разговорный английский был мне ни к чему, а потом, когда перешел в…

Он запнулся, и Анисимов закончил за него:

— Когда вы перешли в «Грозы», английский вам тоже не понадобился. Неважно. Давайте поставим точки над «i», Александр Никитич. Посольство не стало бы этим делом заниматься, если бы не вмешательство юристов из корпорации «Грозы». Мне звонили и объяснили — насколько могли объяснить — вашу роль в этом деле, причину вашего приезда и просили сделать все возможное…

— Вот оно что, — протянул Карпухин. Это действительно многое меняло. То, о чем, как он считал, говорить здесь было неуместно, на самом деле Анисимов уже знал, и, скорее всего, работал он не только секретарем… Впрочем, это неважно, главное, что теперь, когда точки над «i» действительно поставлены, можно быть достаточно откровенным — неважно, что именно Анисимов знает о «Грозах», вполне возможно, только то, что смог прочесть в прессе и выудить за эти часы из Интернета, важно, что он будет делать все, чтобы помочь Гинзбургу… если ему возможно чем-то помочь.