Две судьбы. Часть 2. Развод – это… не всегда верно! - Лена Гурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мир упал мне на голову, планета Земля слетела со своей оси, перепутав в моих мозгах все направления, азимуты, части света и устои человеческих отношений. Господи, что это? Зачем? Почему? Что я ему сделала? За что? Как же так можно? Очнулась я, почему-то, под подъездом Наташки, в трясущемся состоянии, в платье и туфлях, с мокрым от слёз лицом. На улице минус двадцать, а в моей душе – плюс сто по Цельсию. Господи, сколько же я прошла? И дома у них никого, окна не горят, домофон не отвечает. Куда теперь? Рядом находился ж/д вокзал, и я пошла туда. На меня посматривали прохожие в шубах и пальто, только что не крутили у виска. А на вокзале отправили в линейное отделение. Молодой лейтенант пожалел Леру, накинул на плечи свою куртку, толстую и очень тёплую.
– Девушка, милая, вас обокрали? Или вы потерялись? Не молчите, надо же определиться, или мне придётся отправить вас в обезьянник до выяснения личности. Гостиницы у нас нет.
– Мне всё равно.
– Но мне не всё равно. У вас, явно, шок. Может, в больницу?
– Всё равно, – почти беззвучно отвечала я.
– Хорошо, вы присядьте на диван, погрейтесь, я вам чайку сделаю. И будем выяснять, что да как.
Я улеглась прямо в туфлях, притулившись головой на мягкий подлокотник дивана, накрылась форменной курткой, пахнущей сигаретами, железками и мужским парфюмом, чужим…
Проснулась от боли в горле и голове, я вся горела. Неужели, простыла? Это отрезвило, и я пошла, искать лейтенанта. Немного не дойдя до него, повалилась, как куль, на грязный пол. Очнулась опять в его кабинете, на диване, меня слушал врач скорой.
– В больницу. Как оформлять?
– Трофимова Валерия. – Тихо пролепетала я…
Чем не третье, последнее, предупреждение не связывать свою жизнь с Романом Трошиным?
Первые два дня в больнице я проспала, а на третий, открыв глаза, первое, что увидела, был Роман Батькович. Он сидел на стуле задом наперёд, положив руки и голову на подоконник, спиной ко мне. В глазах сразу же нарисовалась картинка «Дояр и коровка-плоскодонка»…
– Уходи! – Мне показалось, что я крикнула, но голоса не было, один хрип. – Уходи! – выплюнула я ещё раз, и какое-то подобие русского языка долетело до будущего офицера космических войск.
Он вскочил, упал перед кроватью на колени, потянулся ко мне, но я отвернулась, состроив страшную гримасу.
– Лера, слава богу. Ты как? Тебе лучше? Как ты нас испугала. Девочка моя, ты, что опять придумала? Это же была просто шутка, воспоминание о нашем детстве. – Он говорил всё это «на голубом глазу». – Мне никто не нужен, кроме тебя, Лерка! Мы же хотели пошухарить, ничего более. Даже не забивай себе голову, а лучше скажи, чего ты хочешь?
– Уйди!!! – Уже совсем чётко произнесла я. – Совсем уйди из моей жизни.
– Я не уйду, можешь меня убить, растоптать, расстрелять, в конце концов, но сам я не уйду.
– Тогда уйду я. – Но попытавшись встать, тут же потерпела фиаско.
Палата поплыла, в глазах потемнело, пришлось опять откинуться на подушку. Сил не было никаких, и я отвернулась, чтобы не видеть эти красивые глаза, порочные и лживые. Не хотелось ничего, пустота в душе, вакуум в сердце, и боль, острая, проникающая, ввинчивающаяся, постепенно заполняющая пространство и время…. Жить не хотелось, а вот пить, полцарства в придачу.
И Трошин напоил.
Уже позже, от Наташки и мамы я узнала, что Роман искал меня всю ночь, а потом сидел около кровати, почти не спал несколько дней, пока я окончательно не выгнала его. Но до своего отъезда, ему нельзя было опаздывать в училище, он целыми днями крутился около лечебного заведения, всеми правдами и неправдами проникал в отделение, чтобы посмотреть на меня. И каждый день, утром и вечером, передавал с медсёстрами цветы и фрукты, покупал лекарства и даже пижаму, тапочки и всякие туалетные принадлежности, услышав из разговора мою просьбу об этом. А я потихоньку умирала, ну уж душа, точно…
И опять мне пришлось догонять. Но в этот раз всё было гораздо серьёзнее, хвостов накопилось – куча. Я сильно уставала, никакие физические упражнения не помогали. Пришлось моей мамочке бросить всё и приехать на время к нам с Наташкой. У моей подружки в августе свадьба, они с Витькой сияли от счастья, он почти не вылезал от нас, очень помогая грубой мужской силой. И каждый день начинал с одной и той же фразы: «Ну, прости его, Валерка, он с ума сходит, все гири и штанги перетаскал, все вечера торчит в качалке, изводит себя. И находит свежий пепел, высыпает на голову ежечасно и ежеминутно. Ромка любит тебя, поверь мне». И каждый день я отвечала: «Нет!»
Я люблю его. Роман Трошин – мой крест. Он женится, куда он денется, наделает детей, дослужится до генерала в той другой жизни, но это ничего не значит. Я буду его любить. Даже, если поверю кому-то другому, заведу своих отпрысков, заработаю кучу денег в своей другой жизни, всё равно буду любить его. И это ужасно. И никуда от этого не денешься,… Может, со временем, мне удастся с этим существовать…
Ромка был замечен около нашего дома не один раз. В последнем разговоре, ещё там, в больнице, я взяла с него клятву не отсвечивать в моей жизни. Что мне тяжело его видеть, что он вызывает во мне только ненависть, что я хочу жить, а не выживать с его шутками и прыщиками, что никогда не пойму такую любовь, и всё в таком духе. После этого монолога мне пришлось приводить себя в порядок не один день. Действительно, было очень больно видеть, слышать и ощущать
