Встреча, которой не было - Екатерина Островская

– Дедушка с бабушкой очень любили моего отца, – не поверила Настя. – Потом уже, когда его не стало, они сильно переживали.

– Так он хороший парень был. Застенчивый немного, я удивился, когда узнал, что он первым из нас… На свадьбу он меня пригласил, Лешку с его девушкой. Впрочем, там почти весь наш класс гулял во главе с Михаилом Исаевичем. И вот на этой свадьбе Лешкина девушка спросила меня, когда я ей сделаю предложение. Оторопел – не то слово, чуть ноги не отнялись. Попытался даже возразить, отговориться, что у них… то есть у нее дружба с Ворониным… Но она сказала, что с Ворониным у нее ничего нет и быть не может. А вот меня она любит давно и знает, что и я тоже ее люблю. Одним словом, с этой свадьбы мы уехали вдвоем. У меня к тому времени была своя маленькая квартирка, в которую она вошла, чтобы остаться навсегда. Воронин потом приезжал туда разбираться. Кричал, угрожал и ей, и мне… Но в драку не полез, потому что я сильнее был. Через день-другой, конечно, мы помирились. А он нашел себе другую и сразу сделал ей предложение.

– Звали ее Нина Петровна. Это мама Светы, – догадалась Настя. – Сейчас у нее в Штатах американский муж, и она на него вроде бы не жалуется.

За окном уже были густые сумерки. Настя зажгла свет и предложила гостю чаю.

– Я, пожалуй, пойду, – ответил Селезнев, – время позднее. А если вас заинтересовал мой рассказ, то продолжу в следующий раз. Будем считать это поводом для встречи.

– Я готова, – согласилась Анастасия.

Она проводила его до дверей, хотела уже запереть дом, но выскочила на крыльцо, догнала гостя, проводила до калитки.

– А приходите завтра, – сказала она, прощаясь.

Вернувшись домой, включила чайник, предполагая, что скоро должна вернуться Воронина. Но Светлана не спешила.

Вскипела вода в чайнике. Но Настя не подошла к нему, сидела в кресле, в котором недавно располагался совсем незнакомый ей человек, который неожиданно оказался таким близким ее семье и семье Ворониных. Странно только, что она не слышала о нем раньше. Взяла телефон и набрала номер мамы. Никто не ответил. За окном стало совсем темно, и на небе высыпали звезды. Света по-прежнему где-то пропадала, видимо, все-таки подцепила Максима, болтает с ним, пытаясь заманить к себе, а тот упирается. Упирается потому, что есть Олеся Руденская. Почему-то Настя в этом не сомневалась.

Вскоре перезвонила мама, начала рассказывать новости…

– Мама, – перебила ее Анастасия, – я тут познакомилась с одним интересным человеком. Помнишь такого Игоря Селезнева?

Над океаном повисло молчание, а потом раздался не крик, а вопль Валентины Николаевны:

– Беги от него, дочка! Беги подальше и побыстрее! Я тебя умоляю, доченька! Это страшный человек. Он убийца! Он зло…

И мама заплакала. А потом пошли гудки. Перезванивать Анастасия не решилась. Продолжала стоять с трубкой в руке, удивляясь, что такого мог сделать этот обаятельный с виду и очень умный, если судить по его речи, человек. Очевидно, мама что-то, как всегда, напутала.

Но Валентина Николаевна перезвонила снова. Она была уже спокойна. Не дав дочке задать ни одного вопроса, она твердо произнесла:

– Этот человек приносит горе всем, с кем знаком. Он ужас нашей семьи. Он убил свою невесту, а потом приказал убить нашего папу и папу Светы – твоей лучшей подруги… Беги от него, я сказала! Если ты этого не сделаешь, я прилечу и найду способ защитить тебя…

Валентина Николаевна снова сбросила вызов. Настя даже не попыталась еще раз набрать номер, не сомневаясь, что мама вообще отключила телефон: она-то хорошо ее знала.

Открылась входная дверь. Анастасия бросилась навстречу, предполагая, что это вернулась не очень трезвая Воронина. Но на пороге, даже не пытаясь пройти дальше, стоял с застывшим лицом Селезнев.

– Что-то случилось? – спросила она.

Игорь Егорович кивнул и произнес очень тихо, словно и сам не мог поверить в то, что должен сказать:

– У меня в доме убили Олесю Руденскую.

Настя почувствовала, как у нее похолодела спина.

И все же она произнесла:

– Проходите.

Селезнев шагнул в столовую и так и остался стоять. Настя вошла следом, приблизилась к чайнику и коснулась его рукой – чайник был горячим. Тогда она бросила в стакан пакетик и залила кипятком. Селезнев взял стакан в руки, потом шагнул к окну, обратно, посмотрел по сторонам и опустился в кресло, в котором до этого уже сидел.

– Я вернулся домой с телохранителем, который, пока мы здесь беседовали, ожидал меня возле вашей калитки. Сева поднялся наверх, заглянул в спальню и увидел на кровати мертвую Олесю. Ее убили выстрелом в голову. Сева человек опытный – много лет опером отработал. Пробежался по комнатам, потом мы с ним вместе выскочили во двор, где стоял «Каенн». Сева заглянул в бардачок и спросил: «Ваш пистолет где?» Дело в том, что мое оружие лежало в бардачке, когда машину забрал Максим…

– Ведь Руденская уехала с ним, – напомнила Настя, – Божко сказал, на несколько минут, но их не было больше часа, это точно. Когда мы с вами уходили, они еще не вернулись…

– Короче, Сева опытный в таких делах. Он сразу сказал, чтобы я пока исчез. Он вызовет полицию и скажет все, как надо. Будто бы он сам обнаружил труп, когда его хозяин находился в гостях.

– Я тоже скажу полиции, что именно так и было, – поспешила заверить Анастасия…

Она произнесла это, а в сознании пронеслись слова мамы об этом человеке… Неужели?

– В любом случае я буду первым подозреваемым, – покачал головой Селезнев. – Во-первых, ее наверняка убили из моего пистолета, во‑вторых, в моей постели… К тому же на Олесе не было никакой одежды, а потому выводы можно сделать какие угодно.

– А разве Божко не мог это сделать? Может, не специально. Может, он обнаружил оружие, взял его, а потом случайно…

– Случайно? – воскликнул Игорь Егорович. – На ней не было одежды, и выстрелили ей в затылок…

Он посмотрел на свои часы.

– Ладно, полиция будет в моем доме минут через двадцать. Я специально оставил дома телефон, пока меня будут искать, надо что-то придумать. Через полчаса – минут сорок они придут сюда.

– А зачем придумывать? Надо сказать правду. Все расписать по минутам.

– Вы правы. Безумно жаль Олесю. Тихая, казалось бы, но непредсказуемая. Она словно предвидела… Олеся мне еще в первый вечер знакомства сказала, что умрет не своей смертью. А я посмеялся тогда…

Селезнев замолчал, ненадолго задумался. Потом вздохнул, провел ладонью по лицу, ото лба до подбородка, и посмотрел за окно.

– Я тогда в Москве жил, – опять заговорил он. – Вылетал только на деловые встречи. И вот однажды, девять лет назад, почти день в день, вернулся. В Шереметьево меня как раз Сева встречает – он только начинал тогда на меня работать. Поздний вечер, почти ночь, мы несемся сквозь эту тьму, и вдруг я вспомнил, что с утра ничего не ел. Вымотался прилично и заскакивать в какой-нибудь ресторан или клуб не было сил. Хотелось тишины и покоя, чтобы поесть и сразу в постель. Спрашиваю Севу, есть ли что в холодильнике. Он отвечает, пусто. Тогда я прошу заехать куда-нибудь. Думал, возьмем пельмешек, еще чего-нибудь, чтобы на зуб положить… И тогда он выруливает к какому-то гипермаркету и предупреждает, что на кассе сидит очень красивая девушка, которая поразила его самого так, что он вообще аппетит потерял. Так он пошутил. Но когда мы подошли к кассе – не к той девушке, а к другой, он мне глазами показал: вот та, мол, за соседней кассой. Но я еще раньше ее увидел… Ей тогда двадцать два года было, но выглядела как семнадцатилетняя. Наша кассирша пробивает на аппарате, что мы выложили перед ней, и комментирует, стараясь обратить на себя внимание, ведь мы оба смотрим в другую сторону: «Ой, улитки в чесночном соусе! Как вы эту гадость едите? И креветки тигровые – тоже гадость. Зачем такие деньги за них платить? Вот пельмени – это, конечно, еда, только я сама их в тыщу раз лучше делаю…» И все в таком духе. А другая – Олеся, стало быть, кассу сдает, деньги пересчитывает, администратор по залу ее контролирует, девушка улыбается, заметив, что мы на нее уставились… Заплатили, направились к выходу – и как раз Олеся закончила свою работу. Поднялась, и тут я не выдержал, подошел к ней и говорю: «Выходите поскорее. Я вас у входа ждать буду». – «Куда поедем?» – интересуется девушка. «Куда скажете».

Стоим мы, ждем, гадаем: выйдет не выйдет. Сева был уверен, что нет, а я почти не сомневался в обратном. Но она выскочила – легкая, тоненькая… Села в автомобиль и сказала, что устала сегодня. Тогда я предложил не в ресторан, а ко мне домой. Она поразмышляла секунд пять и согласилась.

Дома приготовили вместе пельмени, что-то еще. Поужинали с Севой, а потом он ушел, чтобы не смущать девушку и не мешать мне… Но я постелил ей в кабинете на диване, а сам зачем-то выбрался на балкон, он у меня как терраса был: двадцать первый этаж – вид на ночную Москву. Сижу в кресле, закутавшись в плед, размышляю… Слышу: шлеп-шлеп. На мою терраску входит босиком Олеся, закутавшись в одеяло. Подвигает кресло к моему, садится, прижимается ко мне и начинает рассказывать…