Сладкая ночка - Екатерина Черкасова

Я опять почувствовала себя маленькой девочкой и в который раз удивилась маминой предусмотрительности: казалось, у нее всегда есть все на все случаи жизни.

— Не волнуйся, мам, я позвоню. — Я возвращалась в душную Москву…

Когда Кире нужно, она достает меня из-под земли. Так и вышло: она поймала меня в момент, когда я трогалась на светофоре, понукаемая гудками нетерпеливых водителей. Я терпеть не могу разговаривать по телефону за рулем, но от Киры было не так просто отделаться. Она завопила в трубку своим высоким легкоузнаваемым голосом:

— Наконец-то! И где тебя черти носят? Вернее, не черти, а шайтаны и иблисы! Почему ты не перезвонила? Я же оставила сообщение, что это срочно! — В поток Кириных беспорядочных выкриков я не могла вставить и слова.

— Послушай, я только вчера приехала, безумно устала, надо было поехать к маме… — я, как обычно, принялась оправдываться. До сих пор не понимаю, как моя подруга умеет заставить меня оправдываться, когда я вроде бы ни в чем перед ней не виновата.

— Ты вечно исчезаешь именно в тот момент, когда нужна мне больше всего! Михаил сделал мне предложение! — объявила Кира, намереваясь ошеломить меня этим сообщением. Я сделала вид, что действительно поражена, но на самом деле к Мишиным предложениям я в отличие от самой Киры уже успела привыкнуть.

— А он уже развелся? — прагматично поинтересовалась я.

— Еще нет, но разведется в ближайшее время, — оптимистично уверила Кира.

С Кирочкой мы выросли в одном дворе и подружились на почве ксенофобии пролетарского населения наших домов. Если мама рекомендовала мне поменьше обращать внимание, а в случае чего давать сдачи распоясавшимся отпрыскам, то в Кириных родителях жила генетическая память о еврейских погромах и страх перед нетрезвым гегемоном. Кира до обмороков боялась дворового хулиганья, и я часто дожидалась ее после уроков, хотя учились мы в разных школах: я — в обычной, Кира — в математической.

Как принято в хороших еврейских семьях, у Кирочки стали активно искать таланты. Естественно, решено было начать с музыки. Ей купили скрипочку, и в течение года Кира изводила обитателей соседних квартир, а летом и всего двора чудовищными звуками, которые извлекала из музыкального инструмента. Выяснилось, что у ребенка полностью отсутствуют слух и чувство ритма. С танцами тоже дело не заладилось: маленькая и щуплая, Кира умудрялась сметать все на своем пути, расшибалась о дверные косяки, падала, ибо отличалась редкой неуклюжестью. Ее рисунки повергали в ужас художников, приглашенных для оценки Кириных способностей. По их единодушному мнению, ребенку с ТАКИМ чувством прекрасного, цвета и перспективы просто нельзя давать в руки карандаш.

Но тут Кира пошла в школу, и выяснилось, что у нее совершенная память, абстрактное мышление и неординарная логика. Опустившие было руки родители воспряли духом и перевели Киру в математическую школу. Там девочка блистала, на нее сыпались похвалы и награды на олимпиадах. Но обнаружилась одна чрезвычайно сложная проблема: Кира оказалась необыкновенно влюбчивой. В ее классе было всего две девочки, и моя подруга за годы учебы умудрилась по очереди влюбиться во всех представителей сильного пола. Кира, маленькая, щуплая, с острым личиком, большим носом и огромными скорбными библейскими глазами, вряд ли могла рассчитывать на безусловный успех у молодых людей. Поэтому все свои любовные страдания несла ко мне. Она часами рыдала у меня на плече, звонила среди ночи, чтобы прочитать стихи, посвященные очередному избраннику, требовала у меня совета и упрекала в холодности и бесчувственности.

Теперь Кирочке тридцать, она дважды выходила замуж по большой любви и дважды разводилась, так как встречала новую большую любовь. Последней ее любовью был Миша, ее коллега, сидевший за столом напротив нее. Участь стать Кириным возлюбленным настигла его именно потому, что она влюблялась во всех, на ком задерживался ее взгляд. Миша был спокойным сорокалетним мужчиной с лысиной, пивным животиком, скандальной женой и двумя детьми. Так как Кира никогда не скрывала своих отношений, слухи об этом романе быстро дошли до Мишиной жены. Женщина примчалась в институт выяснять отношения. Очевидцы утверждают, что это было забавное зрелище: крупная и толстая крашеная блондинка пыталась добраться до головы лохматого черненького воробышка. Кира своим высоким и визгливым голосом орала, что у них с Мишей любовь, и требовала у законной жены отдать ей мужа. Миша пытался их разнять, мечтая, чтобы все это поскорее кончилось, потому что на самом деле никуда уходить не собирался.

С тех пор роман то затухал, то вспыхивал, естественно, по Кириной инициативе. А Мишино предложение скорее всего выглядело так: Кира в очередной раз потребовала, чтобы Миша на ней женился. Миша же в очередной раз промямлил, что, может быть, когда дети подрастут…

Поэтому я ничего нового от Киры не узнала. Я обещала забрать ее возле метро «Баррикадная».

Кирочка стояла на краю тротуара. На ней была майка неоново-зеленого цвета, поэтому я сразу ее заметила. Подруга близоруко щурилась и морщила нос, выглядывая мою машину. Она плюхнулась на сиденье, достала из сумки бутылочку минеральной воды и сделала большой глоток.

— Боже, какая жара, — простонала она, протягивая мне воду.

Я закрыла окна и включила кондиционер. Кира блаженно откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Тебе хорошо, ты привычная к жаре, в египетских пустынях еще круче, — завистливо сказала она.

— Можно подумать, ты происходишь от викингов, и твои предки жили на Северном море, — не удержалась я.

— Ты на что намекаешь? — возмутилась подруга. — На мою национальность? — Кира до сих пор считала, что ее национальность кого-то волнует, и во всем искала признаки дискриминации.

— Давай не будем устраивать арабо-израильский конфликт, — миролюбиво предложила я.

— Вот из-за таких, как ты, — заявила непримиримая Кира, — срывается мирный процесс на Ближнем Востоке.

— Это почему же? — искренне изумилась я.

— Ну не любите вы нас, евреев… — грустно произнесла Кира, уже едва сдерживая смех.

— Слушай, а где ты раздобыла такую отпадную майку? — сменив тему, поинтересовалась я.

— Что, нравится? — довольно спросила Кира. — Мишка с конференции «Математика и современный мир» привез.

Она расправила майку на груди, чтобы я могла прочитать надпись. Кира всегда трепетно относилась к подаркам возлюбленных. Так было и с этой нелепой майкой. Скорее всего она досталась Кире, потому что Мишкиной корове была просто мала. Но я не стала расстраивать подругу. В конце концов ей тридцать лет, она кандидат математических наук и ученый с блестящими перспективами. А что по жизни дура-дурой, не бросать же из-за этого подругу, с которой знакома всю жизнь.