Читер - Дмитрий Лобурец

— Но ведь кризис со временем пройдет.

«Марию не устраивает тот вариант развития событий, при котором самый недалекий человек сможет легко затмевать чужой талант».

— И что же делать?

«Насильно распределять людей по должностям, к которым они больше подходят. При помощи Системы определить список достойных кандидатур для правительства и сделать их них элиту, дать только им доступ к Системе. Остальное население (порядка 90 процентов) отправить работать, под надзором Системных администраторов».

— А если не вмешиваться и все пустить на самотек?

«Субординация будет нарушена, наступит кратковременная анархия. Начнется война группировок, обладающих препаратом б-12, одна из которых со временем вытеснит все остальные и захватит власть. В итоге, установится диктатура. Мария хочет выиграть эту войну, не дав ей начаться: захватить власть, но при этом почти избежать жертв».

— Почему же так происходит? Ведь можно все как-то устроить по-другому, сделать людей приблизительно равными? Почему она не думает о счастье?

«Такова природа человека. Кто-нибудь всегда откажется от равенства, захочет прийти к власти и сделает это, пойдет по чужим головам, если только у него появится такая возможность».

— А зачем это Марии?

«Если она этого не сделает, то станет одной из многих, пусть и самой первой. Возможно погибнет в гражданской войне. А в случае успеха операции начнется культ ее личности, всеобщее обожание, слава, а также удовлетворение собственных амбиций».

— Ну, предположим, я могу сделать тоже самое, только завершить все это, скажем, всеобщим равенством, при котором экономические блага будут распределяться по заслугам и принесенной пользе?

«Именно так и будут развиваться события, если Мария погибнет, а Кристофер — изобретатель вещества — выживет. Все зависит от того человека, который первым начнет распространять «б-17»

— То есть, для того чтобы спасти Мир нужно убить одну единственную девушку? И больше делать ничего не надо, этот Кристофер сам все устроит?

«Если оценивать только твои действия, то да, от тебя больше ничего не потребуется»

— Так, — я задумался — неужели Мария не могла более тщательно продумать операцию и не хромать с ее реализацией? Неужели не представилось ни одной реальной возможности убить меня?

«В тот момент, когда была возможность, она еще не созрела для становления и исполнения своих целей. Требовалось время для осмысления. Теперь Мария уже все прекрасно осознает. Результаты покушения проанализированы, и следующее нападение будет продумано идеально».

— И когда же оно произойдет?

«Через два дня»

— Я подготовлюсь.

Нужно где-то спрятаться, все обдумать, составить себе план действий: в каком-нибудь околотке тянуть время. Причем место должно быть надежное и недоступное для атаки. Это сложно. Где бы я ни был, Мария найдет меня при помощи Системы.

Я покинул сквер и дошел до стоящего соседней улице авто с шашечками.

— Шеф, на ЖД вокзал и быстро! За скорость заплачу вдвойне.

— Садись, — пятидесятилетний «папик» на жигулях был рад очередному клиенту.

Мы тронулись. Мимо в последний раз проплывали знакомые с детства очертания города. Собственно, мой выбор легко обосновать. Я отправлялся в Москву.

По моим представлениям, там достать оружие, нанять телохранителя или даже киллера намного проще, чем это сделать в моем родном провинциальном Ульяновске. Москва казалась мне именно тем местом, где будет проще организовывать сопротивление.

Я был в розыске, но, на мое счастье, так сложилось, что мои имя и фамилию оперативники не установили: звонок был произведен с телефона-автомата. Единственное, что имелось у УВД — это запись моего голоса, и довольно общие приметы внешности, по которым даже не получится составить достойный фоторобот. Ищи ветра в поле.

С деньгами, я мог себе позволить лететь самолетом, но ради решения серьезных вопросов придется, во-первых, выспаться, а во-вторых, успокоиться. Успеть сделать все это за пару часов полета я не мог. Получалось, что поезд был самым безопасным вариантом.

Это — железнодорожный вокзал города Ульяновска. Тут, как всегда, шум и гам. Кругом люди с сумками и баулами. Все куда-то торопятся, на лице каждого озабоченность.

— Будьте добры. Любой билет до Москвы на ближайшее время. Желательно купе, — сказал я.

— Следующий поезд только через пять часов, — девушка устало смотрела на меня сквозь стекло билетной кассы, на котором были намалеваны буквы. Белые буквы. Мне пришла в голову одна мысль. Я отошел в сторону и одними губами сказал:

— Как мне уехать в Москву на поезде? — я уже не утруждал себя формулировкой четких вопросов. Система могла интерпретировать и вполне бессвязные фразы. Вместо старой надписи, указывающей время работы, на стекле кассы появилось следующее:

«Поезд Москва-Лхаса. Через десять минут, пятая платформа, десятый вагон. Двадцать тысяч рублей проводнику».

— Коррупция даже в поездах?

«Да»

Проводник оказалась женщиной. Посмотрев по сторонам, она сложила деньги во внутренний карман темно-синего пиджака и отвела меня к моему месту. Тут я впервые увидел своих попутчиков. Пора отпусков уже кончилась, и вагоны были полупусты. В моем отделении и вовсе было всего два человека. Наверное, эти типы уже наскучили друг другу. Новый собеседник должен оказаться для них хорошей новостью.

— Ну, вот и пополнение, — монотонно сказал один из них. Это был физически крепкий парень лет двадцати с крайне не выразительным лицом. Я подумал, что он бывший спортсмен. Люди с такой внешностью в детстве часто не отличаются сообразительностью, зато опережают сверстников по физическому развитию. Ребенку в любом случае нужно направить себя в какое-нибудь русло, в котором он сможет иметь успех и чувствовать себя комфортно. Для такого типа людей этой стезей становится спортивная секция. И все бы хорошо, но потом, когда они взрослеют, они бросают свой спорт. Потому что успех в нем достигается не развлечениями и играми, как это было в начальной школе, а направленными усилиями и постоянством желаний, к чему такие люди не привыкли. В итоге, мы имеем целый класс мужчин, которым школа смогла дать только тройки в аттестате и умение выпилить табурет. До армии они радуются жизни и гуляют с «пацанами», а через несколько лет после нее находят себе вторую половинку, понемногу начинаю пить и вспоминать об ушедшей молодости. Иногда чувствуют себя счастливыми, иногда — нет. Отличительно чертой их мировоззрения является убеждение в простоте устройства мира. Такие люди не любят глубоко мыслить и выходить за рамки привычной обыденности.

— Будем знакомы. Олег, — почему-то несколько надменно сказал этот «человек-табурет».

— Григорий, — подхватил вслед за ним рядом сидящий мужчина лет сорока, сухощавый, с легкой проседью.

— Игнат, — представился я, положил свою рюкзак на полку и сел. Легко и свободно общаться с незнакомыми людьми у меня никогда не получалось. Повисла неловкая пауза.

— Ну что, Игнат, давай по одной — с натянутым дружелюбием сказал Олег. Он начал своими крепкими округлыми пальцами выкручивать пробку у большой бутылки с пивом. На откидном столике стояло несколько больших пластиковых стаканов. По таким пролетарий обычно разливает алкоголь из «пэтов», когда собирается посидеть с друзьями на лавочке.

— Я не знаю, наверное, не надо, — растерялся я.

— Как это не надо? Что же еще в поезде мужикам делать? Тут все выпивают. Так и разговор быстрее склеится, — не сдавался Олег.

Не то, чтобы я совсем не пил. Нет. Дело в том, что в любую секунду могло произойти что-нибудь важное, а трезвость в момент принятия серьезного решения нужна всегда. Поэтому я продолжил отказываться.

— Нет, я не хочу. Как-то не любитель я всего этого, — оправдывался я.

— Да я так-то тоже не сильно. Это же дело такое… — Олег сделал неопределенный жест руками, словно хотел объяснить то, что нельзя выразить словами. — Давай сделаем так: я налью тебе, и пускай стоит. Для вида, — он наполнил стакан, не дождавшись ответа. — Не буду же я в одиночку сидеть?

— Хорошо, если только для вида, — сказал я, хотя моего согласия и не спрашивали. Прошло какое-то время.

— Слушай, всё же, я так не могу, — сказал Олег, подняв свой стакан. — Не по-человечески как-то. Ты если не пьешь, так хоть пригуби чуть-чуть, чисто за компанию. Давай, — я был загнан в угол его настойчивостью и уже потянулся за своим пивом, но был спасен. — Давай, за это, за жизнь!

— А что для тебя жизнь? — вовремя вмешался в разговор Григорий.

— Опять ты свою байду философскую начал? — похоже, Олега не слишком обрадовал этот вопрос. — Опять про жизнь рассуждать? С филфака он, — Олег отвлекся, и мне удалось избежать стакана с дешевой едкой жидкостью, замаскированной под благородный ячменный напиток. — Я, может, еще больше тебя знаю, — продолжил он. — Жизнь — это когда что-то делаешь, ищешь себе занятие, заводишь жену, детей…