Кремлевские войны - Кирилл Казанцев

Среди прочего свидетельница Заикина сообщила, что Николов во время своих встреч применяет приемы гипноза и коллективного внушения: манипуляции со светом, с голосом, особый «жгучий» взгляд… Это было интересно. Это можно было использовать. Надо только заручиться мнением экспертов, чтобы не провинциальная журналистка, а ведущие специалисты подтвердили, что внушение действительно имело место.

Кстати, об экспертизе! Он уже заказал в Москве проведение экспертной оценки николовской схемы. Если крупные ученые авторитетно заявят, что схема «ННН» устойчиво работать не может и средства вкладчиков не могут быть возвращены, то тем самым будет доказан факт обмана. Ведь Николов на каждой встрече заявляет, что он разработал некий механизм, позволяющий вернуть деньги даже в случае прекращения деятельности. Надо узнать, готова ли экспертиза.

Ермолаев набрал номер, терпеливо выслушал длинную серию гудков, а затем раздраженный голос руководителя экспертной группы. Оказалось, что ученый уже покинул свое рабочее место и находился в данный момент на даче, и звонок следователя оторвал его от заслуженного отдыха. Ладно, переживет. Ермолаев произнес полагающиеся извинения, а затем спросил главное, ради чего звонил: готова ли экспертиза? Оказалось, что готова на 80 процентов. Даже, пожалуй, на 90. Осталось только все оформить – и можно получать.

– И когда можно будет ее увидеть? – спросил Ермолаев.

– Да, пожалуй, через неделю, – отвечал эксперт. – Хотя нет, давайте заложим для верности еще два-три дня. Через десять дней.

– Почему так долго? – возмутился Ермолаев. – Вы же сказали: «Готова на 90 процентов»!

– Спешка в нашем деле неуместна, молодой человек! – строго заявил голос в трубке. – Каждый наш вывод всегда строго выверен и научно доказан. И стиль изложения тоже играет важную роль. Подобный материал нельзя писать кое-как!

– Хорошо, а в общих чертах вы мне можете сообщить результаты вашей работы? – спросил следователь. – Хотя бы главные выводы? Мне это очень важно!

– Хорошо, главный вывод могу сказать, – сжалился его собеседник. – Все эксперты – а над вашим заключением работали трое – сошлись во мнении, что функционирование организации «ННН» не является замкнутым. Эта организация носит принципиально открытый характер. То есть она может существовать, только постоянно получая финансовую подпитку извне.

– То есть это означает, что в случае остановки деятельности вернуть деньги всем вкладчикам невозможно? – уточнил Ермолаев.

– Совершенно верно, – подтвердил его собеседник.

– И никакой резервный фонд не поможет?

– Вопрос о так называемом резервном фонде у нас вынесен в отдельную главу, – объяснил руководитель экспертной группы. – Вы меня просили сказать вам главный вывод, я и сказал. А эту главу еще надо редактировать.

– Огромное вам спасибо! – ответил Ермолаев и повесил трубку.

Что ж, это уже было кое-что. С таким заключением, да с показаниями многочисленных свидетелей уже можно и в суд идти. А если добавится еще одно заключение, от психологов, специалистов по гипнозу – это уже будет вполне полноценное дело.

Впрочем, до суда еще далеко. Теперь пора вызвать на допрос самого обвиняемого. Он и так с этим здорово затянул. Надо сказать, Ермолаев сделал это вполне сознательно. Зачем заранее предупреждать врага о готовящемся нападении? Правильнее нанести удар, когда будут собраны главные улики. А в случае, если будет жалоба адвокатов (а у такого гуся наверняка будет не один адвокат, а целая группа) – почему, мол, не поставили вовремя в известность, у Ермолаева будет хорошая отмазка: обвиняемый постоянно переезжал из города в город, найти его и вызвать на допрос было невозможно.

Вот теперь можно и вызывать. Где он у нас проживает? Ага, в гостинице «Ермак». Ну конечно, такой человек должен жить в самой лучшей гостинице, в номере люкс. Вот туда я завтра утречком и позвоню. Извольте, мол, Николай Георгиевич, явиться. И не когда-нибудь, а через час. У вас встреча? Какая встреча? Ничего не знаю, будьте любезны явиться в кабинет следователя.

А не придет – так еще лучше. Запишем в деле: уклоняется от явки. Так будет легче получить в суде согласие на арест. Хотя какой суд откажется арестовать такого человека, как Николов? Посмотрел бы я на такого судью!

Олег Николаевич взглянул на часы, затем в окно, за которым темнели сумерки. Ого, уже девятый час! Можно и заканчивать. Он собрал бумаги, запер сейф и направился к выходу.

…Семен Семенович Чубушный не случайно поручил вести «дело Николова» именно следователю Ермолаеву. Олег Николаевич выделялся среди коллег, и выделялся довольно сильно. Отличия начинались уже с биографии.

Олег Ермолаев закончил школу в памятном 1990 году. Сверстники боялись армии как огня – из казарм чуть не каждый день приходили новости о самострелах, повешенных, забитых до смерти, о целых взводах, подавшихся в дезертиры. А Олег не то чтобы не боялся – просто податься было некуда. Рос он без отца, мать поднимала его в одиночку – откуда взять деньги врачу или военкому, чтобы освободить единственного сыночка от армейского ужаса? Защититься вузом Олег тоже не мог – учился он не слишком прилежно, оценками не блистал. Зато многолюдная школа на окраине и улица с ее жестокими нравами научили его стоять за себя и правильно выстраивать отношения с людьми.

Армия эти умения еще укрепила и развила. Ничего плохого с ним вопреки материнским опасениям ни в учебке, ни в части не случилось. Может, потому, что Олегу, можно сказать, повезло: служил он не в мотострелковых частях, которые (наряду со стройбатом) считались самым рассадником дедовщины, а в артиллерии. Хотя и у них, конечно, были свои «дедушки» и были неприятные моменты – как без этого? Но Олег Ермолаев успешно прошел через эти испытания.

Выдержал он и другое испытание – ностальгию по беззаботным армейским годам. Нет, он вовсе не считал их лучшим временем в жизни. Олег смотрел не назад, а вперед. Теперь, в 19 лет, ему хотелось учиться. И еще в нем крепла страсть к справедливости. Она жила в Олеге еще со школы – видимо, это было его собственное, природное. А в армии укрепилась благодаря сержанту Мулгоджонову – здоровенному таджику, который своими кулаками поддерживал в роте справедливость, в своем ее понимании.

Ермолаев проработал год на заводе, а затем пошел в милицию – рядовым в полк ППС. Прошел еще год службы – и он с отличными рекомендациями поступил в юридический институт МВД.

Внешне он не слишком отличался от своих сверстников; можно даже сказать, повторял их путь. В те годы все кругом самозабвенно изучали право, юридические вузы множились, как грибы после дождя. Олег встречал своих школьных товарищей, которые учились по тем же учебникам, что и он, – кто в Академии права, кто на юрфаке университета. Но сходство тут было чисто внешнее. Они мечтали стать известными адвокатами, прокурорами; пределом мечтаний была должность судьи. Считалось, что человек, достигший такого места, не будет знать никаких проблем – и уже никогда. А Ермолаев с самого начала хотел стать именно следователем. Он не хотел зарабатывать на преступности – он хотел с ней бороться. Искоренять ее. Формула капитана Жеглова «Вор должен сидеть в тюрьме» стала его жизненным принципом. И как только он закончил институт, как только получил свое первое дело, то начал осуществлять это свое желание – наказывать преступников.

При этом Ермолаев вовсе не был тупым исполнителем или жестоким фанатиком, стремившимся посадить за решетку как можно больше людей. Нет, он видел разницу между чиновником, каким-нибудь председателем комитета в мэрии, укравшим десяток миллионов из городского бюджета, и многодетной матерью, исправившей цифры в документах, чтобы лишние полгода получать грошовое пособие. Дело такой исправительницы документов он стремился переквалифицировать по более мягкой статье, а то и вовсе закрыть – если была такая возможность. Зато чиновник получал у него по полной.

Особую же ненависть Олег Ермолаев питал ко всякого рода мошенникам, любителям обмануть сограждан – а таких в девяностые и нулевые годы развелось достаточно. Он преследовал их с упорством наемного убийцы, выслеживающего жертву, и вцеплялся в них, как клещ. Немало он вывел их на чистую воду за 15 лет следовательской работы. К сожалению, не всех ему удалось упрятать за решетку: некоторые умело пользовались прорехами в законодательстве, так что на них нужной статьи не находилось, а у некоторых оказывались высокие покровители, которые закрывали успешно начатое Ермолаевым расследование. Последние случаи он переживал особенно болезненно. Но Олег не носил розовых очков, понимал, среди каких людей живет, и, пережив очередную неудачу, вновь упорно принимался за дело.

Работа всегда была для него главным в жизни, все остальное находилось как бы на периферии. Там, на периферии, помещались и женитьба, и жизнь с женой Любой (вполне дружная, согласная жизнь), и рождение сына, а затем и дочери, и их садиковские, а затем школьные успехи, и отдых, и всякого рода увлечения. Собственно, и увлечений особых не было, кроме собирания сведений о военной технике разных стран. Вначале такие вырезки оформлялись в альбомы, занимавшие немало места, а затем, с появлением дома компьютера, превратились в бесплотные электронные файлы.