Звезда эстрады - Ирина Лобановская

Лёку вообще никто никогда не понимал. Почему так получалось, она не знала, но часто расстраивалась и мрачно утыкалась в окно. Люди казались злыми, тупыми и недоверчивыми.

— Мать, у нас толстый телефонный справочник есть? — спросил как-то вечером Андрей расстроенную Нину. — Из породы каких-нибудь золотых или серебряных страниц?

— При чем тут справочник? — подавленно отозвалась жена.

— А ты посмотри, сколько там школ! Посчитай! — посоветовал начальник милиции. — По-моему, за двести перевалило. Можешь менять их каждые полгода, все равно Лёке до окончания хватит и еще останется на случай, если вместо обещанных одиннадцати лет обучения введут двадцать пять. По примеру службы в старой армии.

— Ты должен изучить педагогику! — заныла Нина. — Там есть методики… Вот их и читай! Единственная дочь все-таки!

— Педагогика не для меня! — презрительно скривился полковник. — Я и так с утра до ночи хулиганье воспитываю! Совсем другими методами… Что же касается методик… Есть только одна методика, матушка, состоящая из двух пунктов: первый — нужно любить детей, второй — надо стараться сделать так, чтобы им было интересно! А в наших школах один долбеж и тяжко комплексующие учителя.

Он вспомнил Марину и вздохнул. Куда денешься с подводной лодки…

Но после школы развлечения Лёки стали еще серьезнее…

Глава 4

Летом Наташку укусила крыса. На даче, в сарае.

Крыса — ленивая, толстая и старая — нападать не собиралась. Просто Наташка сама ее испугала неуместным визгом и не понравилась французским запахом духов. Крыса разнервничалась и в раздражении тяпнула Наташку за палец. Мать сказала, что надо делать уколы от бешенства.

На уколы Наташку провожал Кирилл Дольников, сорокалетний декоратор, в которого Наташка была безнадежно влюблена. Только напрасно она к нему лепилась. Он водил ее в театры, кормил из своих рук, возил по приятелям, купал, раздевал и одевал. Никакого влечения восемнадцатилетняя Наташка у него не вызывала. Кирилл забавлялся с ней, как с ребенком, тоскливо вспоминая любимую единственную дочь, Наташкину ровесницу, недавно отбывшую с мужем в Америку.

Наташка переживала и потихоньку, когда никто не видел, плакала, думая, что она не настоящая женщина. Хотелось огромной любви и безумной, неутоляемой страсти, то есть нормальных человеческих отношений.

Кирилл охотно, безмятежно и рассеянно целовал Наташку в подставляемые с определенной целью щечки и улыбался ей спокойно и удовлетворенно.

Наташка попыталась неловко вызнать у его приятелей, все ли с ним в порядке и как обстоят дела с другими женщинами. Приятели с неприличным хохотом заявили, что здесь все как нельзя лучше. Что именно лучше, Наташка по наивности и неопытности не поняла и снова принялась плакать в одиночку, обвиняя себя во фригидности, бесчувственности и отсутствии темперамента.

Кирилл оставался к ней равнодушным — к маленькой, застенчивой девочке с грустным личиком. Неопознанный объект… Просто однажды в гостях осторожно словно прикоснулся к ней взглядом. Глаза прозрачные, как сентябрьский полдень…

Декоратор легко менял дам своего проворного сердца. Вечный двигатель… До сих пор своего «недоспал». «Виагра» отдыхает…

Кирилл вечно раскидывал по всей квартире свои шедевры. Один рисунок казался Наташке необычным. Господин оформитель больше любил яркие, ослепляющие, бьющие в глаза краски, пышные костюмы и далекие от действительности детали. А тут серый и неприметный, типично городской пейзаж — черная, злая, нахохлившаяся ворона на мокрой, блестящей от дождя крыше. Такую неприглядную обычную картинку можно ежедневно наблюдать из окна. Примитив… И никаких тайн.

На время уколов Наташка переселилась к Кириллу — так было удобнее и ему, и ей. Вечерами девчушка внимательно смотрела, как он набрасывает на больших листах бумаги проекты декораций и силуэты фигурок в цветных костюмах разных эпох. Застывшие пьесы, разбитые и разорванные на маленькие сценки, оставались в квартире на полу и на стенах в беспорядке и хаосе, приводивших Наташку в детский восторг. Летом она была совершенно свободна после сдачи сессии и гуляла до сентября.

— Каля-маля! — ласково называл свои наброски Дольников, надолго склоняясь над очередной «каля-маля». — Не мешай сегодня, Наталья, мне нужно срочно навалять очередной шедевр!

И работал до поздней ночи, мурлыкая под нос: «Ах, вернисаж, ах, вернисаж, какой портрет, какой пейзаж…» Наташка начинала потихоньку ненавидеть эту песню с навязчивым мотивчиком.

Иногда по вечерам, чаще всего по субботам и воскресеньям, Кирилл ездил в Давыдково — там жила его вторая жена Галя, с которой он никак не решался официально разойтись. Ему казалось, что Галя не переживет развода и лучше оставить все как есть — с редкими визитами Кирилла в Давыдково, с Наташкой в дольниковской большой квартире и с эпизодическими звонками Чапаева — его первой жены, матери улизнувшей в Штаты Варвары.

Столь непопулярное и сильно благозвучное имя дочка получила в память о матери Дольникова, своей бабушке, которую Варя никогда не видела. Только на фотографиях, бережно хранимых Кириллом. Варенька была и похожа на нее, ничем, к счастью, не напоминая мать — усатую коротконогую крепышку с солдатской походкой. Чапаиха целыми днями отдавала короткие строгие приказы направо и налево, непрерывно читала газеты обязательно за едой и постоянно вставала ночью к холодильнику, чтобы подкрепиться бутербродом или куском холодной курицы.

Топ-топ-топ! — слышал раньше ночами Кирилл и, бранясь в полусне, сурово еженощно грозился утром выбросить раз и навсегда всю жратву из холодильника.

Чапайка разошлась с Дольниковым сама. Желая повысить свой культурный уровень, причем стремительно, она отправилась на дорогостоящие курсы иностранного языка, сулившие потрясающие успехи с помощью метода «аудипогружения». «Погружались» в иностранный язык всей группой, но Чапаев вынырнула оттуда в паре с неким симпатичным господином, тоже в усах. Правда, почему-то без знания английского, хотя оба усатых дружно уверяли, что теперь читают Диккенса без словаря.

Кирилл не верил ни одному их слову, но Чапаиху с облегчением отпустил. Пусть лопает теперь по ночам сыр и сосиски в кухне у новоявленного переводчика! А также погружается с ним в нирвану «Кальве» и «Нестле» и рядышком бреется в ванной по утрам.

Галя к еде была равнодушна, служила модельером, слыла одним из наиболее талантливых, однако отдавала работе значительно больше времени, чем хотелось Дольникову. Поэтому он стал отвлекаться, ходить к приятелям в гости — у Гали на это не было ни желания, ни сил, — а потом, наконец, уехал в свою квартиру и нашел себе Наташку.