Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945 - Вадим Мальцев

Хотя я изучал оборудование самолёта Пе-2, но сейчас у меня была возможность не спеша, самостоятельно разобраться со всеми системами контроля и управления этим оборудованием. Наиболее знакомым и понятным мне было радиооборудование. В кабине стрелка я включил радиоприёмник Ус-П и слушал, что происходило в загадочном эфире. Там была своя жизнь. Торопливо стрекотала и пищала морзянка, передавая цифровые и буквенные группы, открытые и секретные сообщения. Прослушивались европейские блюзы и танго, а также громкие восточные мелодии. Больше всего было немецких передач, захлёбывающихся от бахвальства и собственного восторга. Многие из этих передач велись на русском языке. Сообщалось об успехах первых дней войны, угадывалась поддельная доброжелательность по отношению к различным народам СССР, особенно к русскому народу.

Обычно передачи начинались и заканчивались обращением к национальным и революционным чувствам советских людей. Вспоминались события и лозунги революционной борьбы 1905 года, подвиг матросов броненосца «Потёмкин», героизм лейтенанта Шмидта и другие исторические события.

Довольно убедительно для того времени показывалась связь и общность интересов немцев и русских, а также общие исторические корни. Не были забыты великие основоположники: Маркс, Энгельс, Ленин. После призывов о помощи вооружённым силам вермахта с целью уничтожения советского строя во имя прогресса объявлялись заклятые враги: комиссары, коммунисты и евреи. Передавались сообщения о нормализации жизни в городах Украины, пуске трамваев, водопровода, о выступлении известных артистов, создании каких-то обществ и клубов.

Было передано, что в ближайшее время будет освобождён от тирании Крым, а его население свободно вздохнёт. Рекомендовалось бойцам нашей армии разойтись по домам и зарегистрироваться в немецких комендатурах.

Пропаганде немцы уделяли большое внимание. Она была рассчитана на различные слои общества и имела национальный аспект. Как показали события в Крыму, вражеская пропаганда частично достигла своих целей. На меня она влияния не имела. Немцы в то время представлялись мне вполне разумными существами и ещё не вызывали той ненависти, которая появилась и окрепла после возвращения в Крым в январе 1942 года.

Наша пропаганда имела более революционную и классовую основу, была более понятна, хотя имела некоторые просчёты на начальном этапе войны. Поэтому слушать живые рассказы воинов, побывавших в плену, в окружении или распознавших немцев в боях, для нас, молодых и необстрелянных, было самым необходимым для формирования духовных сил, без которых не возможна никакая победа.

На удивление, большая часть ночи прошла спокойно. А когда стало чуть-чуть светать, я закрыл нижний люк, уселся поудобнее в кресле лётчика и задремал чутко и осторожно, как меня уже научила армейская служба. Проснулся, когда ласковое утреннее солнце осветило кабину. С аэродрома доносились звуки от прогреваемых моторов, и слышалась стрельба зениток по первому немецкому разведчику. Эти звуки, теперь такие же привычные, как крик петуха или сообщение Совинформбюро, окончательно сняли всякое напряжение и оповестили о начале нового дня.

Вскоре приехала на ПАРМе (подвижная авиаремонтная мастерская) аварийная команда во главе с техником звена и начальником мастерской. Мастерская размещалась в крытом кузове автомашины ЗИС-5 и имела оборудование, необходимое для полевого ремонта самолётов. Начальником нашего ПАРМа был совершенно рыжий с весёлым и добрым лицом воентехник первого ранга. Это был исключительный остряк, балагур и большой похабник. Он пользовался у всех уважением за умение быстро и качественно выполнять любую работу, умение помогать и уважать людей. Его красочные, сочные рассказы о службе в пожарных, об апробации пострадавшего на пожаре и прооперированного его члена на медицинском персонале, о близких встречах с немцами в начале войны и отступлении с целью истощения фашизма вызывали у слушателей хорошее, весёлое настроение и уверенность в силе простого русского человека. Его житейская мудрость, организаторские способности и талант умельца были предметом зависти и подражания. Именно такие люди спасали в самые критические моменты бойцов от верной гибели и сплачивали коллективы на победный настрой ещё в самом начале войны. Слава им!

Аварийная команда, в которую вошёл и я, обеспечила подъём, буксировку и весь ремонт самолёта в одном из капониров на окраине аэродрома центральной воздушной базы Черноморского флота около Сарабуза. В светлое время суток аэродром подвергался постоянным налётам немецких самолётов. Как правило, бомбы сбрасывались с больших высот, так как немцы опасались достаточно плотного огня зенитных батарей. Особенно много падало бомб в той части аэродрома, где находился наш капонир, а рядом стояли давно списанные с эксплуатации самолёты ТБ-2. Им доставалось изрядно. Мы же во время непосредственной опасности прятались в щели, вырытые рядом с капониром, и наблюдали за полётом бомб, которые, казалось, каждый раз летели точно к нам в щель. Однако бомбы взрывались на достаточном удалении, чему мы радовались, но чувство страха оставалось надолго. Для успокоения по вечерам на ПАРМе ездили в большое село Сарабуз.

Я участвовал в демонтаже повреждённых и установке новых моторов, проверял и заменял неисправную электропроводку, помогал выполнять другие работы, связанные с ремонтом обшивки крыльев и фюзеляжа. За двое суток самолёт был полностью отремонтирован и подготовлен к облёту. Лётный экипаж приехал с опозданием – только 10 октября. После контрольного облёта экипаж вместе с техником и механиком вылетел на аэродром Ново-Царицыно. Я же получил приказ доставить снятые моторы и погнутые винты в ремонтную базу, расположенную где-то в ущелье под Ялтой.

Моим помощником был назначен специалист по вооружению младший сержант Лизунов. Он оказался личностью незаурядной. Его внешний вид был непримечателен – простое, несколько одутловатое лицо с серыми невыразительными глазами, стандартная фигура и всё остальное совершенно не раскрывали его необычных способностей и замыслов. Опытный взгляд мог бы подметить, что под командирской, габардиновой гимнастёркой он носил лётный свитер, прикрывающий воротник и маскирующий знаки различия. Этим Лизунов выделялся среди личного состава и маскировал свою блудливость и хитрость. Те же, кто его хорошо знал, поражались азартностью и активностью действий, направленных на реализацию порочных устремлений. Это был очень тонкий психолог и большой аферист под стать Остапу Бендеру. В части обмана командиров всех степеней, и особенно интендантов, ему удавалось всё или почти всё. А если что-то и не удавалось, он это объяснял некоторыми случайностями, легко устранимыми и совершенно пустяковыми, которых в следующий раз можно будет легко избежать и сделать всё как нужно.

Во время ремонтных работ наша команда ни в чём не нуждалась благодаря деятельности Лизунова. Имела в изобилии продукты, новое обмундирование, спирт и даже самолётные отбалансированные винты, которые было невозможно достать на складах даже самим хозяевам центральной базы. Из Лизунова мог получиться отличный снабженец, но в то сложное военное время его способности не были своевременно замечены и направлены в нужное русло. Поэтому кипучая деятельность и внутренняя убеждённость в своих возможностях постепенно формировали в нём афериста, пройдоху и дельца.

Узнав о предстоящей поездке, Лизунов, который уже имел дело с начпродом базы, решил ещё раз воспользоваться его доверчивостью и разгильдяйством. Представившись героическим командиром авиационной группы, предназначенной для окончательного уничтожения немецкой авиации, он получил в своё распоряжение легковую автомашину командира базы и с шиком подъехал к продовольственному складу. Там, предъявив какие-то аттестаты или сомнительные списки личного состава и обстоятельно обрисовав обстановку на фронте, он выписал и получил продукты, которых было достаточно для пропитания целой эскадрильи. В ассортименте были галеты, шоколад, твёрдая колбаса, консервированное мясо, крупы, спирт, хлеб и другие продукты. Меньшая часть продуктов была уложена в два ящика из-под снарядов, которые были закреплены как моторы и винты в кузове пятитонки, отъезжающей под Ялту.

Шофер пятитонки, или, как его стал называть Лизунов, – командор, был худощавым, стройным солдатом с выступающим кадыком и тонким носом с горбинкой, подтверждающим его греческое происхождение. Выцветшая на солнце, какая-то несуразная, без звёздочки пилотка подчёркивала смуглость кожи и неровность проросшей на лице щетины. Его сапоги, совершенно разные по ширине и высоте, постоянно находились в движении и лишний раз утверждали весёлый нрав и беззаботность их хозяина. Таков был наш «командор».