Ради братий своих… (Иван Федоров) - Овсянников Юрий Максимилианович

Пришла весна. С утра, 1 марта, начали печатать последний лист книги. Последний по печати и первый по порядку — фронтиспис. В рамке, в виде арки о двух пузатых колонках, изображен один из легендарных авторов книги — евангелист Лука, склонившийся над рукописью.

Несколько месяцев готовил Федоров вместе с Тимофеевым эту печатную форму. То рамка получалась слишком тяжелой, то фигура Луки была слишком велика. Наконец были найдены нужные пропорции. Вот тогда Федоров решил сделать печатную форму составной — отдельно рамку, отдельно изображение Луки. «В будущем, — подумал он, — можно будет вставлять в рамку или текст, или другое изображение». Так и сделали.

Чтобы ускорить печать, мастер даже сам взялся за рычаг пресса. Работали без перерыва. Тут же у станка жевали ломоть хлеба, запивая кисловатым квасом. К вечеру на столе уже лежала стопа готовых, отпечатанных листов.

Все. Окончен труд. И радостно было и вместе с тем как-то пусто. Не надо никуда торопиться, не о чем волноваться. Вдруг ненужными показались отяжелевшие руки.

— Что приуныли, други? А кто листы подбирать будет? А переплеты надевать? Кто устал — пусть поспит немного… Не опускайте рук… Это только начало нашей работы… Никифор, зажигай побольше свечей, чтобы светло как днем было…

Спать в ту ночь так и не легли. А наутро первые полтора десятка толстых томов были одеты в тяжелые переплеты из досок, обтянутых кожей. На самом первом оттиснули вязью слова: «Иоанн божиею милостию господарь и великий князь всея Руси».

На черном фоне сорока восьми заставок сверкают белизной буйные травы, виноградные листья, кедровые шишки. Празднично смотрятся ярко-красные заглавные буквы. Красной вязью отпечатаны и заглавия каждой главы. Строчки ровные, и на каждой странице их ровно двадцать пять. А всего в книге 534 страницы.

«Не стыдно такую книгу самому государю поднести… — думает Федоров, медленно перелистывая и разглядывая каждую страницу. — Наконец-то исполнилось». Довольный, он устало опускается на скамью. «Исполнилось! Исполнилось!» — радостно бьется одна-единственная мысль…

Государь Иван Васильевич принять Ивана Федоровича не соизволил. Через нового митрополита Афанасия передал царь мастеру свою благодарность и десять целковых. Да от себя митрополит подарил еще десять…

На том и закончился первый весенний месяц 1564 года.

Иноземный гость

оздней весной 1564 года по дороге к Москве скакал в сопровождении двух слуг молодой иноземец. Позади у путника остались Антверпен, Амстердам, Любек, Кенигсберг, Нарва.

Знакомство с Россией началось для них в Новгороде — большом деревянном городе с могучей каменной крепостью в центре. Иноземцы удивлялись чисто метенным деревянным мостовым и широкому мосту через реку со множеством лавок по краям. Мост был похож на широкую оживленную улицу, и путники даже побродили по нему, внимательно приглядываясь, чем и как здесь торгуют.

Из Новгорода дорога на Москву шла через Торжок и Тверь, сквозь глухие леса и топкие болота, мимо небольших селений и обнесенных высокими частоколами монастырей. На лесных проселках молодой итальянец, — путники были родом из Италии, — судорожно прижимал к груди небольшой железный ларец. В нем хранилось его будущее и возможное счастье — рекомендательное письмо английской королевы Елизаветы к русскому царю Ивану Васильевичу.

Звали итальянца Рафаэль Барберини. Был он из древнего римского княжеского рода. В следующем, XVII столетии многие из семейства Барберини станут папами, кардиналами, построят великолепные дворцы, создадут картинную галерею и знаменитую библиотеку. Но это еще все будет, а пока Рафаэль Барберини торопится в Москву, чтобы, как он сам говорит, начать выгодную торговлю с «северными варварами», и еще для того, чтобы выведать путь в сказочно богатые восточные страны. Сухопутная торговля с Индией и Китаем очень интересует римских кардиналов, испанского короля и английскую королеву.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наконец смуглый чернобородый иноземец появился в Москве. Его темный широкий плащ без рукавов и небольшая черная шляпа, окруженная свернутой вуалью, скоро примелькались прохожим на улицах Кремля и Китай-города. Итальянец то внимательно изучал лавочки в торговых рядах, то толкался у причалов, где разгружали суда и барки, то заглядывал сквозь открытые двери внутрь церквей, куда ему, как человеку другой веры, вход был запрещен. И всюду как тени ходили за ним двое дюжих слуг, в плотно облегающих кожаных жилетах, и боярский сын, специально приставленный для наблюдения.

В один из дней Барберини был приглашен на обед к царю. Его усадили за один стол с другими иностранцами, поступившими на службу к царю Ивану Васильевичу. Три часа длился обед. Слуги подносили одно блюдо за другим — мясо, птица, снова мясо, рыба. Время от времени царь пил за здоровье одного из своих приближенных, и тогда все вставали и осушали вместительные кубки. Но виночерпии не зевали и вновь наполняли их до краев.

Держась за столы и стены, с трудом выбрался Барберини на улицу. Пришлось слугам волочить его домой.

Лист из «Апостола» 1564 года.

Зато после столь тяжелого для итальянца обеда он стал вести себя еще свободнее. Теперь, пользуясь милостью государя, он откровенно искал встреч с людьми, много ездившими по стране: купцами, воинами и книжниками, которые могли рассказать ему об Урале, Сибири, о путях в неведомые Китай и Индию.

Так Рафаэль Барберини пришел и к Федорову на Печатный двор.

Гостеприимно принял печатник итальянца — ведь Барберини был из той страны, где учился его первый наставник — Максим Грек, где работал великий Мануций. Федоров водил итальянца по всему двору, с гордостью показывая словолитню, наборную, склад для бумаги, переплетную и печатные станы. Напоследок он привел Барберини в большую светлую комнату, где вдоль стен на полках стояли книги.

— Наша правильная палата, — Федоров широко обвел рукой. — Здесь мы проверяем, как сделан набор, выискиваем в листах ошибки, отмечаем, что надо исправить.

— Но ведь книг без ошибок не бывает, — заметил Барберини. — Великий типограф Этьен, я говорю о Роберте Этьене, который выпустил одиннадцать изданий Библии на разных языках и двенадцать изданий Нового завета. Вы слышали о нем?.. Так вот, Этьен утверждал, что книг без опечаток быть не может. Он обещал большую сумму денег тому, кто покажет ему книгу без ошибки…

— Сударь, я прошу сказать великому Этьену, что такая книга есть, — и, достав из шкафчика массивный том «Апостола», Федоров с поклоном передал его итальянцу. — Здесь нет ни одной опечатки…

— Но господин Роберт Этьен умер…

— Упокой, господи, его душу… Тогда расскажите об этом другим мастерам. Пусть на родине Мануция знают о нас…

Через несколько недель Рафаэль Барберини отправил библиотекарю римского папы подробный отчет о своей поездке.

Письмо было длинным и очень обстоятельным:

«…Московский царь благоволил мне даровать разные привилегии, льготы, преимущества… Приставил он ко мне одного из своих дворян, который во всю мою бытность должен сопровождать меня; и выдал мне прогоны на лошадей… Обедывал у него во дворце вместе с ним, а в прочие дни приказано было приносить мне кушанья и питье в мою квартиру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Чтобы угодить Вашему желанию, постараюсь Вам все от начала описать, что, во-первых, сам видел, и потом, какими нашел я те земли, о которых столько наслышался.

…Милях почти в трехстах от Твери находится Великое княжество Московское, где главным городом Москва. Город этот преобширный, но застроен более чем 7/8 деревянными строениями. Имеет крепость с прочными, но неукрепленными стенами. Крепость эта построена некогда итальянцами. Есть также там несколько больших церквей красивой архитектуры и великокняжеский дворец с золотыми крышами и куполами. Кроме того, находится там еще невероятное множество церквей и малых, и больших, и каменных и деревянных, так что нет улицы, где бы не было бы их по нескольку; поэтому даже несносно, как в праздники начнут день и ночь гудеть колокола, которых там бесчисленное множество. Дома в этом городе, как и в прочих городах и селениях, небольшие, без всякого удобства и надлежащего устройства. Большая изба, где едят, работают, словом, делают все. В ней находится печь, и на этой печи обыкновенно ложится спать все семейство.