Гонки на мокром асфальте - Гарт Стайн

В одну миску он налил мне воды, в другую насыпал корм, который я съел так быстро, что даже не успел насладиться вкусом — по крайней мере, набил желудок. Молча, с красным от негодования лицом, Дэнни наблюдал, как я ем.

Ева и Зоя приехали довольно скоро. Подошли к задней двери, и Дэнни открыл ее.

— Невероятно, — упавшим голосом произнес он. — Как ты могла так поступить?

— У меня страшно болела голова, — ответила Ева, входя в дом. Позади нее топала Зоя. — Я не соображала, что делаю.

— Он мог умереть.

— Но не умер же.

— Но мог, — повторил Дэнни. — Ты повела себя глупо и безрассудно. Забыла обо всем.

— Я была больна! — рявкнула Ева. — Ничего не понимала.

— Ты не понимала, что умирают не только люди, но и собаки?

— Дэнни, я больше никогда так не поступлю. — Ева заплакала. Она стояла, качаясь словно деревце на ветру. Зоя некоторое время крутилась возле нее, а потом исчезла внутри дома. — Ты постоянно в разъездах, а я забочусь и о Зое, и об Энцо. Я почти все время одна и больше не могу так. У меня нет времени позаботиться о себе!

— Позвонила бы Майку. Он либо взял бы его к себе, либо отвел в пансионат для животных. Придумал бы что-нибудь. Ева, не убивай его!

— У меня и мысли не было его убить, Дэнни, — прошептала она.

Я услышал тихий плач, поднял глаза и увидел стоящую в двери Зою. Ева бросилась к дочке, опустилась перед ней на колени.

— Не плачь, малышка, мы не ссоримся. Все, все, мы уже поговорили. Только не плачь.

— Мои зверушки, — хныкала Зоя.

— Что стряслось с твоими зверушками?

Ева взяла дочку за руку и повела через прихожую. Дэнни последовал за ними. Я оставался на кухне. С того момента, когда я увидел в Зоиной комнате пляску сексуально озабоченной зебры, к дверям ее я не приближался. Я и сейчас не хотел ее видеть.

Внезапно послышались громоподобные шаги. Я спрятался за дверью, прижался к стене, и Дэнни пронесся на кухню, не заметив меня. Лицо его пылало от ярости. Он наконец увидел меня, и челюсти у него сжались.

— Безмозглая собака, — зарычал он, схватил меня за холку, приподнял и больно двинул кулаком в бок.

Я обмяк от страха. Дэнни никогда не вел себя со мной подобным образом.

Он протащил меня через кухню и зал, приволок в комнату Зои, где она, ошеломленная, сидела на полу посреди кучи тряпья и хлама. Все ее куколки, все ее зверушки были выпотрошены и порваны на куски. Похоже, я устроил в ее комнате повальную резню. Про себя я мог только предположить, что злой демон в образе зебры самособрался и, после того как я ушел из комнаты, поубивал остальных животных. Надо было мне прежде ее разорвать на куски, тем более что ведь был же у меня шанс сделать это. Съесть ее нужно было, вот что, а потом — хоть смерть от отравления.

Гнев Дэнни был столь велик, что заполнил собой всю комнату. Да какое там всю комнату, считай, весь дом. В природе нет категории больше гнева Дэнни. Он лютовал, ревел, вмазал мне по башке с такой силой, что у меня из глаз искры посыпались. Я завизжал и попытался прижаться к полу.

— Плохой ты пес! — крикнул Дэнни и снова занес руку для удара.

— Дэнни, не надо бить его! — вдруг воскликнула Ева. Бросившись ко мне, она прикрыла меня своим телом. Защитила.

Дэнни замер. Он не посмел стукнуть Еву. И меня не стукнул, хотя я и почувствовал боль от удара. Это он двинул демону, темному существу, проникшему в наш дом в образе набитой синтетикой зебры. Дэнни думал, что демон сидит во мне, но он ошибался. Я видел демона, он проник в тело зебры и исчез после того, как я устроил бойню в Зоиной комнате, оставил посреди кровавой драмы безо всякой возможности защититься. Он попросту «подставил» меня.

— Не плачь, малышка, мы купим тебе новые куклы, — говорила Ева Зое. — Пойдем в магазин завтра же и все купим.

Очень осторожно я подполз к Зое, маленькой девочке, плачущей на полу посреди комнаты, окруженной останками своего воображаемого мира. Головка ее была опущена, подбородок уперся в грудь, по щекам текли слезы. Я ощущал ее боль, поскольку близко знал мир ее фантазий. Благодаря нашим ролевым играм, наивным и глупым, но наполненным большим смыслом, я видел, что она думает о самой себе, о своем месте в жизни. Я понимал, что отца она боготворит, а мать всегда старается порадовать хорошим поведением. Из наших игр я узнал, как глубоко она доверяет мне, но иногда боится, когда я скалюсь на нее слишком уж выразительно. Она отвергает ту часть взрослого миропорядка, которая лишает животных возможности мыслить. Я подполз еще ближе к ней, уткнулся носом в ее ногу, загоревшую на ярком летнем солнце. Я слегка приподнял брови, как бы спрашивая, простит ли она меня когда-нибудь за то, что не уберег ее игрушки.

Прошло много времени, прежде чем Зоя ответила. Она положила ладонь на мою голову. Не провела по ней, а просто положила. Только через нескольких дней она позволит себе почесать меня. Но главное произошло — девочка коснулась меня, значит, простила за все, что я натворил, хотя рана саднила, а боль от потери была велика.

Позже, когда все поели, Зою уложили спать в ее комнате, уже убранной Евой, я нашел Дэнни. Он сидел на ступеньках лестницы, ведущей к входной двери дома, и пил крепкий напиток, что мне показалось странным, так как он очень редко прикладывался к алкоголю. Я осторожно подошел к нему. Он заметил меня.

— Не бойся, все нормально. — Он похлопал по ступеньке, приглашая меня сесть рядом. Я послушно сел, обнюхал его руку и неуверенно лизнул ее.

— Извини, потерял контроль над собой.

Небольшой кусок лужайки перед нашим домом вечерами был особенно красив. Его окаймляла узкая полоска грязной земли, усеянная приятно пахнущими кедровыми щепками и шишками. Весной Ева сажала на ней цветы. В углу лужайки рос куст, расцветающий весной и привлекающий пчел, что меня очень нервировало, так как возле него любила играть Зоя, а пчелы могли ее ужалить. Но они ее почему-то никогда не жалили.

Одним большим глотком Дэнни допил бокал и непроизвольно передернулся. Словно ниоткуда в руке появилась бутылка — я удивился, как ее не заметил, — налил себе еще. Он поднялся, сделал несколько шагов и воздел руку к небу.

— Мы заняли первое место, Энцо. Нет, не в своем классе, а первое в общем зачете. Ты понимаешь, что это значит?

Сердце запрыгало у меня в груди от счастья. Конечно же, я понимал. Это значило, что Дэнни стал чемпионом. Он оказался лучшим в гонках.

— В следующем сезоне я получу место в туринг-каре, вот что это значит. Меня пригласили в настоящую, живую команду гонщиков. Ты знаешь, чего стоит такое приглашение?

Я любил, когда он разговаривал со мной так интригующе. Нагнетал драматизм. Разжигал предвкушение. Мне в повествовании всегда нравился саспенс. Неудивительно, ведь в душе я драматург. Для меня хороший рассказ — тот, что сначала возбуждает ожидания, а потом самым неожиданным и захватывающим образом удовлетворяет их.

— Подобное приглашение означает, что, отыскав спонсора, — а денег требуется не так много, и я скорее всего найду его, — я смогу участвовать в гонках, если, конечно, захочу следующие полгода проводить очень мало времени с Евой, Зоей и с тобой. Как ты считаешь, очень мне этого хочется?

Я ничего не ответил, потому что меня разрывали сомнения. Я был самым горячим поклонником Дэнни и его надежной опорой в гонках. Однако я предполагал, как будут чувствовать себя Ева с Зоей в его отсутствие. От мысли о его отъезде надолго внутри у меня все похолодело. Он, наверное, прочитал мои мысли, потому что, отхлебнув из бокала, произнес:

— Вот именно, совсем не хочется.

Так я и подумал.

— В голове не укладывается, как Ева оставила тебя одного? Понимаю, она болела, но все же…

Он на самом деле верил в то, что говорил, или обманывал себя? Возможно, он действительно верил, потому что так хотела Ева. Впрочем, не важно. Будь я человеком, я бы рассказал ему всю правду о ее болезни.

— Какой-то вирус она подхватила очень плохой, — произнес Дэнни скорее для себя, чем мне. — Он лишил ее способности думать.

Внезапно я почувствовал неуверенность: будь я человеком, я, возможно, и не стал бы рассказывать ему правду о Еве, так как он едва ли захотел бы услышать ее.

Дэнни застонал и опустился на ступеньку, вновь наполнил бокал.

— Я вычту выпотрошенные тобой игрушки из твоего содержания, — сказал он и рассмеялся. Потом повернулся ко мне и потрепал по щеке. — Я люблю тебя и обещаю никогда больше так не поступать. Что бы ты ни навытворял. Прости.

Он был пьян, потому и болтал всякий вздор, но все равно слушать его мне было очень приятно. Я тоже любил его.

— Крутой ты парень, трое суток без воды и еды продержался.

Я ощутил прилив гордости.

— Я знаю, что и ты так больше не сделаешь. Не станешь намеренно драть игрушки. Не нужно, не обижай Зою.

Я положил голову ему на колени и посмотрел на него.