Возвращение со звезд - Станислав Лем

- Почему?

- Из-за детей, - объяснил я. - Нельзя растить детей на таких кораблях, и даже если б можно было, никто бы этого не захотел. До тридцати лет не брали. Нужно окончить два факультета, плюс четыре года тренировки, всего двенадцать лет. Словом, у тридцатилетних женщин обычно уже есть дети. Ну... и другие причины.

- А ты? - спросила она.

- Я был один. Выбирали одиночек. То есть добровольцев.

- И ты хотел...

- Да. Разумеется.

- И ты не...

Она оборвала фразу. Я понял, что она хотела сказать. Я молчал.

- Это, должно быть, жутко... так вернуться, - сказала она почти шепотом. Содрогнулась. И вдруг посмотрела на меня, щеки ее потемнели, это был румянец. - Слушай, то, что я сказала, просто шутка, правда.

- Что мне сто лет?

- Я просто так сказала, ну, чтобы что-нибудь сказать, это совсем не...

- Перестань, - пробормотал я. - Если ты еще станешь извиняться, я и вправду почувствую себя столетним.

Она замолчала. Я заставил себя не смотреть на нее. В глубине комнаты, в той второй, не существующей комнате за стеклом, огромная мужская голова беззвучно пела, я видел дрожащую от напряжения темно-багровую гортань, лоснящиеся щеки, все лицо подрагивало в неслышном ритме.

- Что ты будешь делать? - тихо спросила она.

- Не знаю. Еще не знаю.

- У тебя нет никаких планов?

- Нет. У меня есть немного - такое... ну, премия, понимаешь. За все это время. Когда мы стартовали, в банк положили на мое имя - я даже не знаю, сколько там. Ничего не знаю. Послушай, а что такое Кавут?

- Кавута? - поправила она. - Это... такие курсы, пластование, само по себе ничего особенного, но иногда оттуда можно попасть в реал...

- Постой... так что же ты там, собственно, делаешь?

- Пласт, ну, разве ты не знаешь, что это такое?

- Нет.

- Как бы тебе... чтобы проще, ну, делаю платья, вообще одежду... все...

- Портниха?

- Что это такое?

- Ты шьешь что-нибудь?

- Не понимаю.

- О небеса, черные и голубые! Ты проектируешь Модели платья?

- Ну... да, в определенном смысле, да. Не проектирую, а делаю...

Я оставил эту тему.

- А что такое реал?

Это ее по-настоящему удивило. Она впервые взглянула на меня как на существо из иного мира.

- Реал - это... реал, - беспомощно повторила она. - Это такие... истории, на них смотрят...

- Это? - я показал на стеклянную стену.

- Ах, нет, это визия...

- Так что же? Кино? Театр?

- Нет. Театр, я знаю, такое было - это было давно. Я знаю: там были настоящие люди. Реал искусственный, но это нельзя отличить. Разве только, если войдешь туда, к ним...

- Если войдешь...

Голова великана вращала глазами, качалась, смотрела на меня, будто он испытывал истинное наслаждение, созерцая эту сцену.

- Послушай, Наис, - сказал я вдруг, - или я пойду, потому что уже поздно, или...

- Предпочла бы второе "или".

- Ты же не знаешь, что я хочу сказать.

- Так скажи.

- Хорошо. Я хотел тебя еще спросить кое о чем. О самом основном, самом важном я уже немного знаю: я просидел в Адапте на Луне четыре дня. Но там все было чересчур торжественно. Что вы делаете, когда не работаете?

- Можно делать массу всяких вещей, - сказала она. - Можно путешествовать, по-настоящему или мутом. Можно развлекаться, ходить в реал, танцевать, играть в терео, заниматься спортом, плавать, летать - что угодно.

- Что такое мут?

- Это вроде реала, только до всего можно дотронуться. Там можно ходить по горам, всюду - сам увидишь, это невозможно рассказать. Но, мне кажется, ты хотел спросить о чем-то другом...

- Тебе правильно кажется. Как сейчас... у мужчин с женщинами?

Ее веки затрепетали.

- Наверно, так, как всегда было. Что могло измениться?

Все. В те времена, когда я улетел, - только не обижайся - девушка вроде тебя не пригласила бы меня к себе в такое время.

- В самом деле? Почему?

- Потому что это имело бы вполне определенный смысл.

Она помолчала.

- А почему ты думаешь, что это не имело такого смысла?

Мой вид развеселил ее. Я смотрел на нее; она перестала улыбаться.

- Наис... как же это, - пробормотал я, - ты приглашаешь совершенно незнакомого парня и... Она молчала.

- Почему ты не отвечаешь?

- Потому что ты ничего не понимаешь. Я не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь, это ничего не значит...

- Ах, вот как. Это ничего не значит, - повторил я.

Я не мог усидеть. Встал. Забывшись, почти подпрыгнул - она вздрогнула.

- Прости, - буркнул я и начал шагать по комнате. За стеклом простирался парк, залитый утренним солнцем; по аллее, среди деревьев с бледно-розовыми листьями, шли трое ребят в рубашках, сверкавших, как доспехи.

- Браки существуют?

- Ну, конечно.

- Ничего не понимаю! Объясни мне это. Вот ты видишь мужчину, который тебе подходит, и, не зная его, сразу...

- Но что же тут рассказывать? - неохотно сказала она. - Неужели действительно в твое время, тогда, девушка не могла впустить в комнату никакого мужчину?

- Нет, могла, конечно, и даже с такой именно мыслью, но... не через пять минут после знакомства...

- А через сколько минут?

Я взглянул на нее. Она спросила вполне серьезно. Ну, конечно, откуда ей было знать; я пожал плечами.

- Дело не во времени, просто... просто она должна была сначала что-то... ну, увидеть в нем, узнать его, полюбить. Сначала гуляли...

- Подожди, - перебила она. - Ты, кажется, ничего не понимаешь. Ведь я же дала тебе брит.

- Какой брит? Ах, это молоко? Ну, так что?

- Как что? Разве... тогда не было брита?

Она улыбнулась, потом расхохоталась. Внезапно замолчала, посмотрела на меня и отчаянно покраснела.

-Так ты думал... ты думал, что я... нет!!

Я присел. Пальцы меня не слушались. Я вытащил из кармана папироску и закурил. Она широко открыла глаза.

- Что это такое?

- Папироса. А вы не курите?

- Первый раз в жизни вижу такое... и это папироса? Как ты можешь втягивать в себя дым? Нет, постой - то важнее. Брит вовсе не молоко. Я не знаю, что там, но чужому всегда дают брит.

- Мужчине?

- Да.

- Ну и что из этого?

- То, что он будет... он должен вести себя хорошо. Знаешь... Может, тебе какой-нибудь биолог объяснит это.

- К черту биологов. Так это значит, что мужчина, которому ты дала брит, ничего не может?

- Разумеется.

- А если он не захочет выпить?

- Как он может не захотеть?

Тут кончалось всякое взаимопонимание.

- Ты же не можешь его заставить, - терпеливо начал я.

- Сумасшедший мог бы отказаться, - медленно сказала она, - но я ни о чем таком не слыхала, никогда...

- Это такой обычай?

- Не знаю, что тебе сказать. Ты из-за обычая не ходишь раздетым?

- Ага. Ну, в некотором смысле да. Но на пляже можно раздеться.

- Догола? - спросила она с внезапным интересом.