Крушение России. 1917 - Вячеслав Никонов

Россия восстановила статус политической великой державы, утраченный ненадолго в результате Крымской войны, военную мощь, систему европейских альянсов, заявила о своих претензиях на сферы влияния по всему Евразийскому материку. Идея избранности Святой Руси, маргинальная в интеллигентской традиции, была сильна в народном сознании, составляла идеологический фундамент, который скреплял общество и власть, давал им смысл существования и основу для духовного самоуважения.

Перед Российской империей начала ХХ века объективно стояла задача форсированной экономической, политической и социокультурной модернизации. Страна догоняющего развития, Россия по существу только в 1860-е годы (при Александре II), с многовековым опозданием по сравнению с ведущими западноевропейскими странами, начала переход от патриархально-феодальной системы к начальным формам капиталистической организации. Эволюция к более мягким методам управления, последовавшая за отменой крепостного права, впервые дала возможность развиваться независимым от государства экономическим и общественным субъектам.

Результат был налицо.

Экономика

К концу XIX века заговорили о «русском экономическом чуде», страна решительно вошла в рыночную экономику. Как полагал классик политической науки Макс Вебер, Россия, не разделив с Западом фазы раннего капитализма, разделила с ним фазу позднего капитализма. В ней господствовал крупнокапиталистический уклад, отчасти связанный с государством, отчасти импортированный[79]. Роль государства в стимулировании экономического роста была значительной, но все же ограниченной. Стародубовская и Мау справедливо замечали, что «прямое участие государства в индустриализации России ограничивалось в основном строительством железных дорог. Для поощрения развития промышленности использовался целый комплекс косвенных мер, направленных на стимулирование спроса, создание благоприятных общеэкономических условий, привлечение иностранного капитала. При этом государство не стремилось подменить частного собственника»[80].

Чистый национальный продукт, произведенный в России (аналог современного ВВП, по расчету П. Грегори) с 1880-х годов увеличивался на 3,3 % ежегодно. С 16,1 млрд рублей в 1909 году он вырос до 21,4 млрд в 1913-м. В структуре его распределения лишь 10,5 % приходилось на правительственные расходы, тогда как 76,1 % – на личное потребление, 10,8 % – на инвестиции, 2,7 % – на отток капитала за границу. Русский и советский академик Станислав Струмилин оценивал «народный доход» страны скромнее – в 16,3 млрд рублей в 1913 году. Структура экономики, вклад отдельных отраслей в ВВП, по его оценке, выглядели следующим образом: сельское хозяйство – 54 %, промышленность и строительство – 28,7 %, транспорт и связь – 8,9 %, торговля – 8,4 %[81].

Промышленное производство с 1860-х годов и вплоть до Первой мировой войны увеличивалось в среднем на 5 % в год. В дополнение к хлопчатобумажной промышленности, выступавшей локомотивом отечественной индустриализации в XIX веке, возникали все новые отрасли экономики – тяжелое машиностроение, нефтехимия, электроэнергетика, средства связи, а также новые промышленные районы – в Донбассе, Кузбассе, Баку. В период наиболее быстрого роста – с 1887 по 1913 год – общий объем промышленного производства вырос в 4,6 раза[82]. Рост обеспечивался большим объемом инвестиций, главным образом, частных. В 1909–1913 годах ежегодные вложения в промышленность и железнодорожное строительство достигали 380 млн рублей, в 2,5 раза больше, чем в 1900-м. В этот период среднегодовые темпы роста производства предприятий группы «А» достигли рекордных 13 %, группы «Б» – 6,2 %. Накануне Первой мировой войны в Россия работали 255 металлургических заводов, 1800 металлообрабатывающих, 568 – угольных разрезов, 224 – нефтеперерабатывающих предприятий, 840 хлопчатобумажных фабрик[83].

Много это или мало в международном сопоставлении? «По темпам роста промышленности Россия опережала в то время ведущие страны мира. За почти пятнадцатилетний период накануне Первой мировой войны среднегодовой прирост валового национального продукта в России был выше, чем в странах Западной Европы»[84], – подчеркивал прежний директор Института российской истории РАН академик Андрей Сахаров. По средним темпам экономического роста Россия отставала лишь от США, до и то лишь на 0,2 % в годовом исчислении[85]. По протяженности железных дорог Россия также уступала только США. «По абсолютным размерам добычи железной руды, выплавке чугуна и стали, объему продукции машиностроения, промышленному потреблению хлопка и производству сахара она вышла на четвертое-пятое место в мире, а в нефтедобыче на рубеже XIX – ХХ вв. стала даже мировым лидером благодаря созданию Бакинского нафтепромышленного района»[86], – констатировал отличный экономический историк, мой однокашник по МГУ и нынешний директор ИРИ РАН Юрий Петров. Благодаря Бакинской нефти Россия уже имела такой топливный баланс, на который многие даже развитые страны выйдут через полвека: большинство локомотивов, весь волжский и каспийский флот ходили на мазуте, на нем в основном работала промышленность Поволжья и Центрального района[87].

Согласно расчетам известного англо-американского исследователя Пола Кеннеди, чьи труды по истории великих держав считаются классическими, по общим показателям индустриального развития Россия оказалась на четвертом месте на планете. Вот как выглядели доли отдельных стран в мировом промышленном производстве[88]:

При этом, втрое сократив за три десятилетия отставание от Великобритании и на четверть от Германии по валовым показателям, Россия все еще заметно отставала от ведущих держав по качественным хозяйственным параметрам, технологии, уровню жизни. Накануне войны национальный доход на душу населения (41 долл.), по оценке Пола Кеннеди, был в 6 раз меньше, чем в Англии, и в 9,2 раза меньше, чем в США. По душевому производству промышленной продукции мы отставали от Соединенных Штатов и Великобритании более чем в 6 раз, от Германии – в 4 раза, находясь на одном уровне с Японией[89].

Иные оценки можно найти в статистическом исследовании, подготовленном А. Мэдисоном по заказу Организации экономического и социального развития (ОЭСР) в связи с наступлением нового тысячелетия в 2001 году. Там Россия по размеру ВВП (а не объему промышленного производства, как у Кеннеди) в 1913 году также на 4-м месте в мире, более чем вдвое уступая США, совсем немного – на 3–4 % – Германии и Китаю, но на столько же опережая Великобританию. По уровню ВВП на душу населения Россия обгоняла все восточные страны, включая Японию, но в 2–3 раза отставала от ведущих западных[90]. По оценке Китаниной, усредненная зарплата российского рабочего была в 2,5 раза ниже, чем у западноевропейского[91].

Состояние финансовой системы Российской империи оценивалось как вполне стабильное. В результате проведенной Сергеем Витте в бытность его министром финансов денежной реформы 1895–1897 годов был введен золотой стандарт. Выпускавшиеся Государственным банком бумажные банкноты обеспечивались золотым запасом государства и свободно обменивались на золото вплоть до начала Первой мировой войны. В обращение вводились золотые монеты, самой крупной из который был империал (11,6 граммов чистого золота), за который давали 15 рублей, а также серебряные монеты 900-й пробы достоинством от 25 копеек до 1 рубля[92]. За один доллар давали два рубля. Золотой запас, измерявшийся к началу царствования Николая II 642 млн рублей, к 1914 году вырос до 1615 млн[93].

Государственный бюджет Российской империи, хронически дефицитный, усилиями премьеров Сергея Витте и Петра Столыпина с 1910 года стал сводиться с профицитом. В 1914-м доходная часть составила 3431 млн рублей, расходная – 3382 млн Основные поступления в бюджет (30,6 % от общей суммы) обеспечивали доходы от казенных имуществ и капиталов, главным образом, железных дорог; далее по значению шли доходы от правительственных регалий (30 %), к которым относились винная монополия и услуги почты, телеграфа и телефонов; косвенные налоги (20,7 %) – таможенные сборы и акцизы, которые существовали на большую группу товаров, в том числе на сахар, винно-водочные изделия, пиво, табак, спички, керосин.

Налоговое бремя распределялось все более справедливо. В пореформенные годы к платежу прямых налогов были привлечены новые группы населения, ранее от них избавленные: дворянство, чиновники, казаки и национальные меньшинства, тогда как ранее казну пополняли исключительно крестьяне, мещане и купцы. Рабочие в дореволюционной России налогов не платили вообще. Многочисленные косвенные налоги ложились, главным образом, на горожан. Таким образом, по подсчету Бориса Миронова, на долю крестьянства, составлявшего больше 80 % населения, приходилось лишь 32 % всех налогов и платежей[94].