История болезни - Сергей Уткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то раз сидел я дома и скучал. Матушка на дежурстве была, Толик устраивал личную жизнь и ночевал у очередной подружки. По телевизору очередной съезд КПСС с бесконечными речами... Со скуки насадил на карандаш маленькую пластинку-миньон с песнями из "Приключений Буратино", воткнул в деревянную линейку иголку. И, воображая, будто это проигрыватель, поставил иглу на диск. Стал вращать карандаш, иголка заскользила по бороздке. Я представляю, будто мой "проигрыватель" звучит... Постойте... Но ведь в самом деле звучит! Если прислушаться, то хорошо слышно как хор кричит "Бу! Ра! Ти! Но!" Чудеса, да и только!
Я выскочил из комнаты. На кухне в это время возился другой наш сосед, Миша.
– Миш, – говорю, – я иголку швейную на пластинку поставил, а иголка запела!
– Так и должно быть. Если к иголке рупор приделать, то звук будет громче. Старинные граммофоны в кино видел? Тот же принцип. Только иголку бери самую тонкую, чтоб звук лучше был.
Окрыленный новыми знаниями, я вернулся в свою комнату и принялся за работу. В качестве корпуса моего "граммофона" предстояло выступить картонной коробке от какой-то настольной игры. Сейчас в подобных по размеру коробках продают разнообразные вариации популярной игры "Монополия". Ближе к левому нижнему краю коробки я закрепил деревянную катушку от ниток, предварительно проделав в крышке отверстие таким образом, чтобы выступала только верхняя часть катушки. За неимением клея катушка была намертво прикреплена толстым слоем пластилина. Круглый карандаш выступал в роли штырька для пластинок, на него насаживался круг из плотного картона размером чуть больше пластинки-миньона. В верхнем правом углу коробки разместилась конструкция из деревянных реек, на которую насаживался конус из плотной бумаги. В тонкий конец конуса была воткнута самая тонкая швейная иголка, которую я только сумел найти в матушкином хозяйстве. Чтобы иголка не скакала с дорожки на дорожку, "звукосниматель" был утяжелен пластилиновым шариком. Механики никакой, крутил пальцем, скорость вращения определялась исключительно на слух. А чтобы пластинка не тормозилась, между катушкой и картонным диском положил кружок, вырезанный из полиэтиленовой папки.
Думаю, не нужно объяснять, какое качество звука было у моего самодельного проигрывателя. Но сколько же пластинок я на нем "запилил"!..
Бутылочки
Светлой памяти матушки моей
Я сидел на кровати, листал потрепанный журнал, краем глаза наблюдая как мама в очередной раз задумчиво перебирает содержимое старого потрескавшегося кошелька. Содержимого было всего ничего: одна монетка в двадцать копеек, еще одна пятнадцатикопеечная, три штуки по десять копеек и несколько медяков – всего семьдесят четыре копейки. Если бы эти деньги принадлежали только мне, то я бы чувствовал себя богачом. Столько всего интересного можно было бы совершить, если бы в кармане было семьдесят четыре копейки!.. Например, сходить в детский кинотеатр "Искра" за десять копеек, потом прокатиться на карусели "Ромашка" и сыграть разок в "Морской бой" в парке аттракционов. И еще осталось бы целых тридцать четыре копейки – как раз, чтобы зайти в пирожковую и купить пару сочных пирожков и чашку ароматного кофе. Сказка!..
Звяканье мелочи вернуло меня в реальность. В которой все было гораздо прозаичнее: сперва меня угораздило схватить очередную ангину и маме пришлось брать больничный лист. Сидеть дома с мамой хорошо, вот только денег за это почти не платят. Потом настала очередь мамы идти в отпуск, из-за больничного листа отпускных насчитали мало, нужно было "как-то тянуть до получки"...
Не дотянули. До дня выдачи зарплаты было восемь дней. Прожить вдвоем восемь дней на семьдесят четыре копейки было совершенно невозможно. А ведь еще и на дорогу до работы деньги нужны...
Мама в очередной раз вздохнула и решительно сгребла мелочь в кошелек.
– Сежка, а что мы с тобой киснем? Лето на дворе, жара. На пляже мужики загорают и пиво пьют. Бутылки чуть не на каждом шагу валяются. А каждая бутылка это двенадцать копеек. Соберем бутылки, сдадим – вот и перезимуем!
От неожиданности я выронил журнал. Лазать по помойкам и собирать бутылки – что может быть позорнее? А если кто из знакомых увидит? Потом во двор не выйти будет, задразнят! Стыдоба!
– Ничего стыдного! Если бы на земле деньги валялись, ты бы постыдился их подобрать? Вот то-то. А бутылки те же самые деньги. Которые нам сейчас очень нужны. Я остатний чай утром заварила, больше заварки нет. А купить не на что, пачка семьдесят шесть копеек стоит. Так что нечего тут рассусоливать, бери вон авоськи и пошли.
– Я-а? – Возмущению моему не было предела. – Мне-то с тобой зачем идти?
– Поможешь. Заодно и воздухом свежим подышишь, а то целыми днями дома сидишь, вон зеленый весь...
Возражать было бессмысленно: если уж мама какую мысль себе в голову вбила, то переубедить ее невозможно. Злой на весь белый свет, я сунул в карман старых школьных брюк две сетки-"авоськи" и поплелся вслед за мамой.
Лето восьмидесятого года выдалось жарким. Раскаленный воздух плыл над асфальтом, Ленинград буквально плавился на солнце. Даже красный флаг над Смольным бессильно обмяк, обвис шелковой тряпицей на флагштоке.
Всего в пяти минутах ходьбы от Смольного собора находился Орловский пляж. Когда-то, еще до революции, на этом месте была пристань и дровяная биржа. Потом дрова стали не нужны, пристань снесли и получился пляж, на котором спасались от жары ленинградцы.
Я этот пляж не любил. Впрочем, я вообще на пляжи не ходил. Не понимал, и до сих пор не понимаю: что за удовольствие часами жариться на солнцепеке и плавать в мутной жиже Невы? Кроме того, Орловский пляж раздражал своей неустроенностью, теснотой и какой-то некрасивостью. Вот пляж Петропавловской крепости – та же мутная Нева, скопление народа, но зато как красиво! За рекой Зимний дворец, справа стрелка Васильевского острова, позади крепость... А тут что? Позади стоянка поливальных машин, за рекой дурацкая коробка с громадными буквами "ЛМЗ", слева забор водонапорной станции. В некошеной траве запросто можно напороться на осколок бутылки или острый камень. Чего люди сюда ходят?
От дома до Орловского пляжа было рукой подать. Если бы не кошмарная комната в коммуналке с окнами во двор-колодец, можно было бы сказать, что с жильем нам повезло: самый центр Ленинграда, с одной стороны Смольный сад с фонтанами, с другой Таврический сад с игротекой, лодочной станцией и аттракционами. Но сейчас мне было не до красот бело-голубой сказки Смольного собора. Нога за ногу я плелся вслед за матушкой мимо Кикиных палат, глядя строго себе под ноги. Поднять глаза я боялся, казалось, будто все вокруг смотрят на нас и только что пальцами не тычут. Смотрите, мол, люди идут собирать пустые бутылки... Будто тунеядцы или последние алкаши...
Конечно, никто на нас не смотрел. И, тем более, пальцами не показывал. Но на душе все равно было неуютно.
Первая бутылка попалась мне на глаза еще по дороге на пляж. По обе стороны Орловской улицы тянулись длинные деревянные заборы, вдоль которых росли чахлые кусты. Под одним из кустов лежала пивная бутылка зеленого стекла. Видимо, кто-то шел с пляжа, допивая "Жигулевское", а когда пиво кончилось, решил не тащить пустую тару до мусорной урны.
Ох, как мне не хотелось вытаскивать из кармана сетку!.. Одно дело просто идти, но когда у тебя в руках наглядное доказательство цели твоего променада...
Я сделал вид, что бутылку не заметил и поспешил пройти мимо. Не тут-то было: матушка наметанным глазом дворника приметила добычу. Тут же бутылка была поднята, остатки пива были вытряхнуты в траву и мне ничего не оставалось делать, как достать авоську. Бутылка, нырнув в нутро сетки, предательски блестела всеми поверхностями. Вскоре к ней присоединились еще две подружки, отчего сетка стала не только блестеть, но и сопровождать каждый мой шаг радостным звяканьем. И без того паскудное настроение упало до абсолютного нуля.
Матушка же, напротив, повеселела. Три бутылки по двенадцать копеек – это уже три кило картошки. И еще шесть копеек остается, как раз чтобы добавить и купить пачку чая. А ведь это всего за пять минут и даже еще не доходя до пляжа!
На пляже было не протолкнуться, несмотря на рабочий день. Беглый осмотр ближайших кустов принес еще две бутылки, авоська стала ощутимо оттягивать руку, плетеные ручки сетки врезались в мою ладонь.
– Так! – Матушка выудила из кармана платья пачку "Беломора", закурила. – Сежка, ты вторую сетку мне дай. Посиди тут в тенечке, а я пойду бутылки искать.
На такой вариант я согласился с радостью. Пристроив авоську с бутылками так, чтобы добыча не бросалась в глаза, я устроился на траве. Вроде бы бутылки сами по себе, я сам по себе. Сижу, свежим воздухом дышу. А сам посматриваю, где там матушка. С любителями пошарить по чужим карманам к тому времени я уже был знаком и был готов заорать, ежели таковые прискребутся до наших бутылок.