На глубоких виражах - Сергей Луганский

Четко повторив задание, я вышел от командира. Техники уже подготовили самолеты.

Более горького чувства, чем в этом полете, я, кажется, не испытывал никогда. Наши бомбардировщики, тихоходные и маломаневренные, как утюги, ползли неторопливо и грузно. Я невольно вспомнил слова инструктора Н-ской школы: "Бомбардировщик висит, как горшок..." СБ действительно представлял собой превосходную мишень. Когда мы перелетали через линию фронта, немецкие зенитчики сбили две машины. Недалеко от цели нас встретили "мессершмитты". Мы с Муровым крутились, как волчки, но поспеть всюду было немыслимо. Еще два наших бомбардировщика рухнули на землю.

Оставшиеся машины сомкнули строй и упрямо продолжали полет к цели. На них летали отчаянно храбрые ребята, но одной храбрости в таких обстоятельствах было маловато.

После бомбежки при перелете через линию фронта мы потеряли еще два бомбардировщика. Таким образом, из девяти вылетевших на задание машин вернулись только три! Раньше мы читали, что в боях в Испании СБ зарекомендовали себя с самой лучшей стороны!..

Помнится, в сердцах я высказал Телегину, что это безумие - посылать среди бела дня беззащитные бомбардировщики на верную гибель. Для Испании, быть может, СБ были хороши, но здесь... Пусть летают ночью.

Рассудительный Телегин ответил, что, конечно, дневные бомбежки прифронтовых скоплений танков - занятие не для бомбардировщиков. Но не от хорошей же жизни наше командование идет на такие жертвы! Ростов висит на волоске, а каждый день задержки вражеских войск на Дону означает большой стратегический выигрыш. Ради этого и приходится жертвовать. Неужели непонятно?

Да нет, все мы понимали это. Но одно дело понимать, а другое - видеть, как на твоих глазах гибнут и гибнут смелые, боевые, великолепные ребята. С этим примириться трудно. Черт возьми, настанет ли наконец день, когда мы, наши летчики будут давить врага превосходством в технике? Ведь в единоборстве немцы нам явно уступают. Значит, все дело в технике. Скоро ли она у нас будет?

Немцы напрасно бахвалились, разбрасывая листовки: "Ростов возьму бомбежкой, Кавказ пройду с гармошкой!" Под Ростовом нашли свою бесславную гибель отборные дивизии немецкой группы "Юг" под командованием фельдмаршала Рунштедта. И если наши войска все же вынуждены были оставить город, то только потому, что превосходство противника в живой силе и технике было слишком уж подавляющим.

Именно под Ростовом, помнится, у нас появились так называемые "безлошадные" летчики. То есть летчики были, а самолетов не хватало. И нередко приходилось опытных, хорошо владеющих машиной пилотов посылать в пехоту. И тут дело дошло до того, что летчики стали... перехватывать у своих же товарищей самолеты. Стоило только зазеваться охране, как в подготовленный к полету самолет забирался какой-нибудь "безлошадный" и - поминай как звали. К нам в полк однажды прилетело двое таких "удальцов"...

В штаб нашего полка стали доставлять странные "находки", Брошенные прямо на дорогу партийные билеты с вырванными фамилиями. Нытики и паникеры тогда совсем было поставили крест на советской власти. Федора Телегина эти "находки" выводили из себя. Обычно сдержанный, рассудительный, он разражался такой непечатной бранью, что оторопь брала даже самых закоренелых окопных сквернословов. И характерно, что у нас, летчиков, на эти "находки" выработалась своеобразная реакция: мы словно компенсировали трусость малодушных соотечественников и дрались с небывалым ожесточением. А соотношение сил в воздушных боях в те дни, как правило, бывало два, а то и три к одному в пользу врага.

Однажды, закончив полеты, я пришел к комиссару полка Ивану Федоровичу Кузьмичеву и подал коротенькое заявление.

- О! - воскликнул комиссар. - Давно пора, Сережа.

- Как-то казалось, что еще недостоин, - сконфуженно промямлил я. - Не подготовлен, что ли...

- У тебя уже шесть сбитых самолетов. А это, - комиссар потряс моим заявлением, - обяжет тебя драться еще лучше. Понял?

Вечером в нашей землянке состоялось партийное собрание полка. Было уже поздно, горела лампа. Товарищи сидели на нарах.

Произносить долгие речи было незачем, да и некогда, - с рассветом начинался утомительной боевой день. Мне запомнились коротенькие выступления Володи Пешкова и Ивана Глухих, дававших мне рекомендации. Смысл бесхитростных речей обоих моих товарищей сводился к одному: достоин.

Собственно, и предложение тогда было одно: принять. Быстро проголосовали и разошлись.

Летчики улеглись, потушили лампу. А мне не спалось. То, что произошло сегодня, для моих друзей, видимо, было уже привычно и давно пережито. Но для меня это показалось исполненным какого-то великого смысла. Теперь я уже не тот, что прежде, теперь я обязан быть лучше, смелее, настойчивей... Я потихоньку встал и вышел из землянки.

На аэродроме продолжалась обычная малозаметная ночная жизнь. Возле самолетов возились техники. Одни осматривали моторы, другие пополняли боезапас.

На востоке забрезжила заря, В эту ночь я так и не уснул.

Мы вылетели на Ростов вскоре после того, как его оставили наши войска. Внизу, под крыльями самолета, проплывала многострадальная обезображенная земля. Дымились развалины взорванных элеваторов, горел хлеб. Дымный чад застилал поля. Казалось, горела сама земля.

Немцы наводили переправы через Дон. К Ростову тянулись колонны пленных. Мы с бреющего полета обстреляли конвой. Воспользовавшись суматохой, пленные бросились в разные стороны. Впоследствии мне довелось встречаться с людьми, которые сумели перебраться через Дон и вернуться в свои части.

В самом Ростове уже хозяйничали фашисты. На обратном пути над Доном у нас произошла короткая стычка с "мессершмиттами". Мы хотели выйти из боя и скорее вернуться на базу, но случай с самолетом командира эскадрильи Ивана Глухих заставил нас задержаться.

Бой с "месеершмиттами" уже закончился, когда мотор машины Ивана Глухих вдруг отказал. Видимо, случайная пуля все же повредила что-то в машине, Умело планируя, Глухих повел истребитель на посадку. Не выпуская шасси, он посадил его на "брюхо". Мы сверху видели, как "запахал" по земле самолет и, оставив недолгий след, замер и окутался клубами мерзлой пыли. Летчик был жив и невредим.

Передовые части немецких мотоциклистов, перебравшихся через Дон, видели происшествие с нашим самолетом. Несколько мотоциклистов, не разбирая дороги, помчались от берега к беспомощному летчику. Мы кружились так низко, что мне отчетливо видны были подпрыгивавшие на сидениях фигуры людей в кургузых мундирах, Иван Глухих выскочил из самолета и в отчаянии огляделся. Бежать было некуда. Впереди лежала ровная, как стол, степь, позади, от реки, мчались прямо через поле мотоциклисты, С последней надеждой посмотрел Иван вверх, на наши самолеты.