Вафельное сердце - Мария Парр

И я пообещал сыграть «Счастливого вам Рождества!» для нее одной, как только у меня будет время.

КАК Я РАЗБИЛ ЛЕНУ В ЩЕПКИ

Когда у тебя такой сосед и лучший друг, как Лена, ты все время попадаешь в разные истории, но иногда я думаю, что все-таки обычные спокойные дни я люблю больше. Дни, когда мы ничего такого не делаем, и я просто ем бутерброды с паштетом, и мы с Леной просто гоняем мяч, или ловим крабов, или болтаем о пустяках, и все идет своим чередом.

— Так по-твоему, обычные дни лучше Рождества? — спросила Лена с подозрением, когда я попытался поделиться с ней этими мыслями.

— Нет, — ответил я. — Но Рождество не может быть каждый день, иначе оно наскучит.

Лена заверила меня, что если бы Рождество бывало гораздо чаще, чем раз в году, она бы ни капли не заскучала, и больше мы об этом не разговаривали. А просто играли в футбол. И пробивая раз за разом против солнца Лене, стоявшей на воротах, я радовался нормальному обычному дню.

— Да, все-таки мне нужен папа, чтобы играть с ним в футбол. Он бы бил по-человечески, сильно, — сказала Лена, поймав один из лучших моих мячей.

Я вздохнул.

Мы сели передохнуть на лужайке, и Мина, красившая балкон, подошла и присела с нами. Мы с Леной сразу заулыбались. Мина почти такая же мастерица рассказывать истории, как баба-тетя, и делает она это с удовольствием. Теперь она легла на живот и стала рассказывать, почему наша бухта называется Щепки-Матильды.

— Давным-давно, — сказала Мина, — во фьорд вошел испанский пиратский галеон. На носу галеона красовалась потрясающей красоты носовая фигура — деревянная дева Матильда.

— Носовая фигура? — переспросил я.

И Мина объяснила нам, что в прежние времена носы кораблей украшали огромными деревянными куклами в красивых платьях и с развевающимися волосами.

— И вдруг налетел ураган, — продолжала Мина. — Настоящий жуткий древний ураган, сметающий все на своем пути. Корабль стало швырять с боку на бок, капитан потерял управление, и в конце концов пиратский галеон потерпел крушение в нашей бухте. Прекрасную Матильду ударило о прибрежные камни, и она разбилась в щепки. Это случилось примерно в том месте, где мы обычно на Иванов день тушим костер навозом.

— Ой, — сказали мы с Леной хором.

— Пираты не вернулись в родные края. Они нашли себе здесь жен и остались в нашей бухте. И назвали ее Щепки-Матильды в честь деревянной Матильды, раскрошившейся в щепки о прибрежные камни.

Мина наклонилась к нам с Леной и сказала шепотом:

— Один из пиратов был прапрадедушкой нашего дедушки.

Я очень долго не мог вымолвить ни слова, так напряженно я обдумывал фантастическую новость, которая не умещалась в голове.

— Мина, — сказал я наконец, — значит, во мне тоже течет пиратская кровь?

— Да, вы все из пиратов, вся семья, за исключением меня, потому что я удочеренная индейская принцесса, — засмеялась она, встала на руки и прошла так всю дорогу до балкона и краски с кисточкой.

Лена взяла мяч и подбросила его пару раз, но я сидел неподвижно и чувствовал себя совершенно другим мальчиком, чем пару минут назад. Во мне есть пиратская кровь! Может, я поэтому так много безобразничаю? Я просто ничего не могу с этим поделать.

Пиратская кровь берет свое.

— Тоже мне, — фыркнула Лена. — Ее в тебе такая капля, что один раз нос расквасил — и вся вытекла.

Она, конечно, тоже мечтала быть пираткой не в первом поколении.

Я взглянул на море. Дед был далеко, это нормально для потомственного пирата, что он из моря не вылезает.

— Лена, давай покатаемся на резиновой лодке, — попросил я, чувствуя, как моя пиратская кровь гонит и меня в море.

Лена посмотрела на меня удивленно, но сняла вратарские перчатки.

— Ладно. Бедная эта Матильда — представь, разбиться о камни.

Когда Лена немного погодя села в мою канареечного цвета лодку, на ней было длинное красное мамино платье со спасательным жилетом поверх него и царственная мина на лице. Я подумал про себя, что вряд ли ее мама позволяет брать свое платье для катания по морю, но ничего не сказал.

Мы обошли мол. Я чувствовал себя пиратом и был счастлив и всем доволен, но Лена заскучала довольно быстро. Быть носовой фигурой оказалось нудным занятием. Лежишь на носу, как деревянный чурбан, выставив голову за борт, — и все.

— Теперь как будто начался шторм, — сказала она.

Я стал раскачивать лодку, и Ленины волосы намокли в воде. Но вдруг она приподняла голову и спросила сердито:

— Ты будешь меня крушить или передумал?

Я пожал плечами и неспешно стал грести к молу. Лодка скользила вперед. Мимо, возвращаясь на берег, прошумела дедова моторка. От нее пошли высокие волны, и одна из них кинула мою резиновую лодочку на цементную кладку. Раздался грохот. От резиновых лодок такого шума не бывает. Другое дело, когда разбивается о камни носовая фигура галеона.

— Лена! — закричал я, увидев, что она безжизненно болтается, свесившись в воду. — Дед, Лена погибла!

Примчался дед и вытащил Лену из моей лодки.

— Ну-ка, милая моя соседушка, давай-ка, давай-ка… — бормотал он.

Я сидел в лодке, вцепившись в весла, и не знал, как жить. Я только рыдал.

— О-о, — застонала Лена.

Потом она открыла глаза и посмотрела на деда, но не узнала его. И снова застонала.

— Ну вот, умничка, — сказал дед. — Сейчас к доктору поедем. А ты, дружище Трилле, можешь уже перестать плакать. Ничего ужасного не произошло.

Лена приподнялась на локтях.

— Ничего ужасного? Нет уж, Трилле, давай плачь! Кто так врезается? Дурак ты, не так надо было меня крушить!

Еще никогда я так не радовался, слушая, как мне говорят гадости. Лена не погибла, она только разбилась немного.

Но тут Лена обнаружила, что у нее кровит лоб, и отчаянно зарыдала. Дело кончилось поездкой в город к врачу, и когда я махал уезжавшей Лене, я думал, что не бывает спокойных дней, когда у тебя такой сосед и лучший друг, как Лена.

ЛЕТО КОНЧИЛОСЬ

Дед обычно встает раньше, чем первые птицы какнут на землю, как он говорит. Иногда, летом, у меня тоже получается проснуться рано. Тогда я со всех ног мчусь на причал. Случается, что дед уже в море, и я вижу только точечку где-то вдали. Это ужасно обидно — прибежать на мол в такую рань и потом мерзнуть там одному среди чаек, потому что все равно опоздал. Но иногда я прибегаю вовремя.

— Смотри-ка, дружище Трилле, — говорит дед, и бывает очень рад.

Вот что с дедом хорошо — я знаю, что он любит меня так же, как я его. А вон с Леной поди разберись.

В тот день я успел вовремя. И к шести утра мы были далеко в море, дед и я. Мы вытаскивали сети и почти не разговаривали. И было так хорошо, потому что дед был только мой.

— Мина говорит, что мы немножко пираты, — сказал я, любуясь дедом.

Дед выпрямился, и я пересказал ему всю историю про Щепки-Матильды. Когда я закончил, дед зашелся в хохоте.

— А что, это неправда? — спросил я, почуяв подвох.

— Она врет так мастерски — уши расцветают, — сказал дед восхищенно. — Нам всем надо у нее учиться.

— Баба-тетя говорит, что врать нельзя, — строго сказал я.

— Хм, — сказал дед. И дальше смеялся про себя.

— Ты поэтому вчера стукнул Лену о мол? — спросил дед, помолчав.

Я кивнул и вдруг вспомнил про Лену: она вернулась домой вчера вечером с завязанной головой. Исак ее подлечил. Хуже всего, что у нее обнаружилось небольшое сотрясение мозгов, так что ей надо целую неделю быть в покое.

— Ой-ой, — испугалась моя мама, услышав про это.

Когда у Лены в прошлый раз было сотрясение мозгов и ей прописали покой, все в Щепки-Матильды чуть с ума не посходили. Лена не умеет быть в покое, у нее нет к этому таланта.

Теперь она стояла на самом краю мола, как маленькая статуэтка, и ждала, пока мы вернемся из моря — дед и я.

— Рыбалка! Рыбалка! Фу какие! — сказала она ворчливо, когда наша лодка ткнулась в мол. Она была ужасно сердита на нас и на свое сотрясение, даже вокруг стало темно и мрачно.

Бедная Лена. Мне захотелось сказать ей что-нибудь в утешение, и я признался, что во мне нет пиратской крови, что это все Мина насочиняла.

— Значит, меня напрасно разбивали! — завопила Лена и топнула ногой так, что камешки полетели во все стороны.

Выяснилось, что Лена злится не только из-за своего сотрясения. Она получила по почте кое-что неприятное.

— Погляди сам, — сказала она и ткнула деда в живот брошюркой. — Человек болен, он идет за почтой и надеется найти там открытку или что-нибудь хорошее, чтобы утешиться и взбодриться, а там лежит страшно сказать что. Как можно ходить и рассовывать по ящикам вот такое?