Созвездие Антура - Анатолий Константинович Белозерцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все правильно! — обрадовался Алексей. — Тепло уходит через лапки. Как просто!..
В эту ночь он больше не спал: в мельчайших подробностях описывал опыты с конюгой в дневник.
Глава 12
„У МЕНЯ — СЫН!..“
«21 марта 1959 года
Из дома от Людмилушки нет ничего. Вот что значит дороги жизни. Ведь только были вместе. Пришел день — и одна осталась в Сибири, другой болтается по волнам Тихого океана.
Стармех сидит около «Балтики», старательно ловит звуки родной речи. Но больше говорят японцы. Их речь сопровождается какой-то заунывной мелодией.
23 марта
Самое знаменательное событие за день — утром с боцмановским вареньем выпил кружку чаю и проглотил пару ломтиков хлеба.
Сегодня день солнечный, хотя и облака. Сильный ветер — семь-восемь баллов, отсюда — качка. Ночью так бросало, что просыпались. И сейчас ходят горы-волны, ветер ворует у них барашки, подымает, рассыпает разноцветной радугой. Носятся чайки, морские голуби-глупыши, альбатросы.
В обед съел второе — картофельное пюре с соленой горбушей, выпил кружку компота. Немного полегчало. Думал, меня одного забирает, как новичка. Но, оказывается, даже бывалые моряки при такой качке сдали: стармех, Кузнецов, а моторист прямо из-за стола бегал «травить».
К вечеру ветер усилился, пошел дождь. Судно кинет то в одну, то в другую сторону, а то вдруг провалится в какую-то яму, чтобы сейчас же взлететь носом к солнцу. В каютах слетела с вешалок одежда, стулья опрокинуты, и никто не пытается их поставить. В кают-компании почти невозможно пить чай — ноги задираются.
24 марта
Погода пасмурная, волнение меньше. Чувствую себя лучше, даже моей женушке пропел пару песенок. Когда же дождусь от нее весточки?
Идем на север. Кажется, намечается встреча с «Лахтаком». Может, Гена что привезет от родных?
25 марта
Из дома по-прежнему ничего.
Людмилушка! Прошел месяц, как мы с тобой расстались. Уже месяц!.. Очень часто вижу тебя на вокзале — тихую, внешне спокойную, только со слезинками.
Почему, почему, родная, молчишь? Неужели что-нибудь случилось? Милая подруженька, мы все должны пережить. Пусть идут эти долгие месяцы, все равно я приеду к тебе, и мы снова будем вместе.
Порой так много думается про нашу жизнь. Все-таки как хорошо с тобой!
26 марта
Милая девчонка, почему же молчишь?
Утром, когда помогал коку чистить картошку, уборщица Лина рассказала мне, что роды бывают разные. В душе начинаю каяться, что ушел в экспедицию, оставив одну свою подружку.
Сегодня выходил с первым ботом, на борту его нарисована морда тюленя. Добыли молодую «котиху». С эмбрионом — детенышем.
Зыбь хоть и большая, но охотиться можно. Здорово же «летать» на боте по волнам, прыгать с одной на другую! Впервые испытал вкус морской водицы. И вправду соленая. Даже за воротник попала, промокли.
Любопытные вещи рассказал радист Василий Михайлович Гилен. Моржи не оставляют раненого товарища в беде — сталкивают со льдины и уводят с собой. Чудо, да и только!..
Снова дал телеграмму, теперь уже теще. «Почему молчите?» Действительно, что там у них, когда кончится эта игра в «молчанку»?
27 марта
«ЛЮДА СЕРДЕЧНО БЛАГОДАРЮ СЫНА ОТМЕТИЛ РОЖДЕНИЕ ТИХОМ ОКЕАНЕ ЖЕЛАЮ ЗДОРОВЬЯ ПРИВЕТ ВОЛОДЬКЕ ЦЕЛУЮ ЛЕША»
Эта радиограмма уже в Иркутске.
Вечером, когда мы с боцманом разговорились (у меня весь день было почему-то прекрасное настроение), открывается дверь, радист, Василий Михайлович, улыбаясь, подает мне в руки телеграмму, поздравляет. Читаю и глазам не верю. Сын! Боже мой! Володька, мой Володька! У меня — сын, свой сын! Не верится до сих пор.
Достал с великих радостей 0,8 «Вермута», «тряхнули» мы ее, и пошли разговоры до самого утра.
В честь такого события установилась штилевая погода. Ночь была тихой.
Люда, родная! Теперь у нас с тобой семья из трех «бельчат». Меня не так, наверное, будешь любить. Ну, и ладно. Я не стану очень ревновать тебя к сыну…»
Глава 13
ПЛЯСКА СОЛНЦА
На четвертом курсе Белкин и Косыгин снова прибыли в ТИНРО — на преддипломную практику.
В первый же вечер они сидели в комнате общежития за бутылкой болгарского вина. Молча слушали Аркадия Снегирева, старшего научного сотрудника института, пришедшего к студентам в гости.
Долговязый, всегда до голубизны выбритый и по-парадному отутюженный, он почему-то вызывал у Алексея чувство неприязни. Коллеги по институту говорили Аркадию в лицо: «С тобой лучше не ходить на охоту — всегда забегаешь вперед, не думаешь, как друзья». Тот лишь усмехался: «В тайге не ловят ворон…» Алексей уже успел убедиться, что Снегирев — гастролер в науке. За многое брался с шумом, но мало что доводил до конца. Стал выдавать себя за литератора. Придет в лабораторию, выложит из кожаного портфеля лощеную бумагу и час-другой выводит на ней очередное название: «История моей любви». На следующее утро порвет листок и снова выводит тщательным образом: «Отречение». Сотрудники лаборатории подсмеивались над этой странностью коллеги, но тот делал вид, что ничего не видит, а про себя отмечал: «Завидует серость…»
И сегодня Снегирев старался выглядеть перед практикантами незаурядной личностью. Около часа рассказывал о том, какая гиблая дыра — этот Дальний Восток. Говорил неторопливо, покровительственно, любуясь своим красноречием.
— В Белом море, на Байкале учет тюленей уже давно ведется авиацией. С самолетов, вертолетов считают их в Норвегии и Нидерландах. И только здесь, на Дальнем Востоке, где самый большой объем промысла, мы не можем сказать ничего вразумительного об их запасах. Нам, у-че-ным, нужен самолет, но товарищ Госплан, видите ли, не предусмотрел это. А методами, какими работаем сейчас, будем вести исследования еще не одно десятилетие…
— Так уж и десятилетия? — выразил сомнение Алексей. — Ну, а то, что на Дальнем Востоке еще не все тюлени учтены, вполне естественно. Тихий — не Белое море и не Байкал. А для нас с Косыгиным так даже лучше — иначе нечего было бы здесь делать.
— Вижу, Белкин, в оптимистах ходишь. Имей в виду: океан не любит липовых оптимистов — быстро отрезвляет.
— Кого как.
— Поживем — увидим.
— Действительно, поживем — увидим, — согласился Алексей, давая понять задержавшемуся гостю, что разговор окончен.
…Утром практиканты пришли в ТИНРО. Кузнецов встретил их «прохладно». Считавший себя чуть ли не единственным здесь специалистом по ластоногим,
