Дьявол Фей-Линя - Герберт Асбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охранник с ужасом взглянул на него.
— Дальше, — продолжал Сильвио, — найди младенца и перережь ему глотку, и пусть кровь стечет в ваш священный сосуд! А потом тащи чашу сюда!
Охранник в страхе отшатнулся, чувствуя на себе взгляд зеленых глаз Сильвио. Приговоренный к смерти расхохотался и отошел в глубь камеры. Близость смерти, могло показаться, ничуть его не тревожила, и он, судя по всему, совершенно не боялся веревки палача. Все утро он вел себя как обычно, разве что злоба и порочность, сквозившие в его облике и поведении, ощущались несколько сильнее. Он отказался назвать меню последней трапезы, и ему подали тюремный завтрак; он швырнул тарелки на пол и оплевал их. Когда охранник вернулся за подносом, Сильвио спросил, нельзя ли принести ему в камеру жабу; охранник оставил эту просьбу без внимания, и осужденный разразился ужасающими богохульствами.
Около десяти утра пришел священник, но Сильвио прогнал его из камеры, осыпая отвратительными проклятиями.
— У меня другой Господин! — вопил он. — Я сын ада!
Он отказался принять последнее утешение от служителя какой бы то ни было церкви. Приблизительно за полчаса до казни он протянул через решетку руку и попросил охранника отворить ему вену над локтем. Охранник, конечно же, не согласился.
— Сделай это! — прорычал Сильвио. — Иначе я восстану из ада и перережу тебе горло!
Охранник вновь отказался, хотя позднее рассказал репортерам, что никогда еще не испытывал такие муки ужаса и испуга. Словно в полусне, объятый страхом при виде растущей ярости Сильвио, охранник мог лишь завороженно смотреть, как тот терзает свою руку ногтями. Вырвав иззубренный кусок плоти, Сильвио позволил крови стекать тоненькой струйкой.
Затем приговоренный отошел к своей кровати и нарисовал на ней некое подобие веревки, извивавшейся на белой простыне, как багровая змея. Опустившись на колени, он приступил к церемонии, которую, как говорилось в статье, охранник не смог описать в деталях — такой она была дьявольской и жуткой. Из его слов явствовало, что эта церемония напоминала ритуал, виденный нами в квартире Дороти Кроуфорд, в самом сердце Нью-Йорка, и что и здесь, и там наличествовали элементы чудовищных обрядов дьяволопоклонников из тайных храмов, затерянных в горных твердынях Тибета и Китая. Охранник сказал, что Сильвио, стоя на коленях, бормотал что-то на латыни, и что ему послышались фразы и слова, употребляемые в церковной мессе. Но в точности разобрать их он не мог и не запомнил. Охранник добавил, что ему показалось, будто Сильвио читал мессу задом наперед.
Наконец охранник стряхнул с себя чары, вместе с другими бросился в камеру и надел на Сильвио наручники; и больше на этой земле тот не знал ни грана свободы.
В статье рассказывалось, как за Сильвио пришел наряд охранников и повел приговоренного на виселицу, об этой страшной машине смерти, вздымавшейся, как хладный белый монумент, над крышей федерального здания, о молчаливых толпах людей с побледневшими лицами, следивших за казнью из окон офисных зданий на Парк-Роу и нижнем Бродвее и заполнивших Сити-Холл-Парк. Говорилось в ней и о лязганье тюремных дверей, о том, как другие заключенные били чем попало по решеткам, пока охранники медленно вели Сильвио по коридору. Его вывели на улицу, где ждала тюремная карета. Сильвио шел с высоко поднятой головой и горящими глазами, распевая странную молитву на неведомом языке.
Солнце ярко сияло, когда Сильвио и его палачи вышли из лифта и ступили на крышу громадного здания, но горящий шар спрятался за облаками, не успела процессия медленно двинуться к помосту, где над люком свисала веревка. В воздухе, казалось, сгустилось зло, когда маршал Портер и Сильвио взошли на помост. Охранники набросили на осужденного капюшон и принялись связывать его руки за спиной.
Когда они надели ему на шею петлю, вокруг разлился затхлый, мускусный запах, появившийся из ниоткуда и сгустившийся над крышей здания.
Пока шли эти приготовления, Сильвио хранил молчание. Он не ответил, когда маршал Портер спросил его, не хочет ли он сказать последнее слово перед приведением приговора в исполнение — лишь ощерился и выругался.
После дернули за рычаг, люк раскрылся, и тело Сильвио рухнуло вниз. Солнце на мгновение выглянуло из-за облаков, и зловещий запах рассеялся; но тут же он сгустился снова и ощущался теперь даже сильнее, чем прежде. Он окутывал здание, как пелена тумана, расползался по парку, и люди в толпе беспокойно переминались с ноги на ногу.
Когда тело Сильвио, неестественно извернувшись, полетело вниз, веревка лопнула — и не успели охранники сделать и шага, как его голова показалась из люка. Сильвио выбрался на помост, мотая головой из стороны в сторону, взад и вперед; на шее у него все еще болталась петля с обрывком веревки длиною в шесть-восемь дюймов.
Свидетели и охранники в страхе застыли. Сильвио высвободил руки и сорвал с лица капюшон. Тысячи зрителей испустили единый вздох ужаса, увидев лицо приговоренного. Оно совершенно изменилось; и раньше злобное, теперь оно превратилось в воплощение самого зла. В зеленых глазах читалась неизбывная ненависть, красные прожилки горели огнем и отбрасывали желтоватое сияние, словно пламя горящей серы. Уши заострились, брови стали тонкими и загнулись к ушам. Тонкие бескровные губы, кривясь в зловещей и презрительной гримасе, обнажали длинные и узкие зубы, похожие на клыки хищного зверя.
Один из охранников бросился к нему, намереваясь сбить с ног, но Сильвио вперил в нападавшего мертвенный взор, и тот в ужасе отступил.
— Теперь мне есть что сказать! — крикнул Сильвио грубым, хриплым и неописуемо жестоким голосом. — Теперь я мертв и проклинаю вас из глубин ада! Ты, — указал он на маршала Портера, — и все остальные, убившие меня, умрете, как умер я, болтаясь на веревке.
Затем лицо его медленно приобрело прежние черты, хорошо знакомые охранникам и всем тем, кто видел преступника во время судебного процесса. Тело Сильвио изогнулось и вновь провалилось в люк.
Тюремный врач поспешно осмотрел мертвеца.
Он заявил, что шея у Сильвио была сломана и что он, вне всякого сомнения, был уже мертв, когда выбрался из люка на помост!
Глава седьмая
ЗНАК ДЬЯВОЛА
Я предложил инспектору Конрою допросить Дороти Кроуфорд у меня дома, а не в полиции; я не сомневался, что в спокойной обстановке она будет чувствовать себя увереннее и окажется более склонной к откровенности, чем у себя дома или в мрачном и таинственном здании главного полицейского управления на Сентер-стрит. Инспектор отправил за ней детективов, велев лишь сказать мисс Кроуфорд, что с нею желает побеседовать инспектор Конрой и что она избежит ареста, если согласится явиться добровольно. Позвонив из ее квартиры, детективы сообщили, что дело прошло гладко и что Дороти Кроуфорд готова выполнять любые указания инспектора Конроя.
— Похоже, она малость не в себе, — сказал детектив. — У нее здесь такое творится! Вся мебель чудная какая-то, черная, и по всему дому скачет проклятая жаба! Она повесила на нее золотую цепочку!
— Не обращайте внимания, — сказал инспектор. — Привезите ее к доктору Смиту и скажите, что никто здесь не причинит ей никакого вреда.
Они прибыли около полудня, и детективы оставили девушку наедине с нами. На ее лице читались следы пережитых волнений и страданий, но в остальном она казалась совершенно спокойной и здоровой. Температура была чуть повышена, пульс немного частил, однако никакой тревоги состояние мисс Кроуфорд не вызывало и объяснялось, по-видимому, естественным нервным напряжением, охватившим ее в преддверии беседы с инспектором. Насколько я мог судить по беглому осмотру, у нее на наблюдалось никаких физических или психических отклонений от нормы.
В то же время, вид Конроя испугал меня. Он осунулся и выглядел изможденным, в глазах затаился страх перед неизвестным. Инспектор настолько устал, что, пересекая комнату, споткнулся и едва смог удержаться на ногах.
— Бессонница, — заметил я.
— Не спал ни минуты, — признался Конрой. — Пролежал не один час без сна, размышляя о деле и пытаясь в нем разобраться. Бог мой, Джерри, что нам противостоит?
Я заставил его выпить успокоительное; лекарство чудесно подействовало на инспектора, и он начал приходить в себя.
— У меня есть одна теория, — сказал я, — и…
— Говори, — быстро прервал меня он. — Я не продвинулся ни на шаг.
— Не сейчас. Она основана на легендах, страхах и древних суевериях, а также на предрассудках современных религий. Мое предположение может показаться невероятным — но если наш разговор с мисс Кроуфорд сложится так, как я ожидаю, я тебе все расскажу.
— Но мы ведь даже не знаем, с чем боремся!
— Верно, — ответил я. — Мы сражаемся с неведомыми силами, и известная нам наука или право ничем не могут помочь. Против неведомых сил должно употреблять неведомые средства, но такие, что в известной мере подвластны нам. Если в древних поверьях существует зерно истины, мы можем победить. И если против нас используют магию, нам необходимо защищаться с помощью магии.