Руна смерти - Галина Гордиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правильно, трепещите! То ли еще будет, дайте только время!
Я вытер вдруг вспотевший лоб носовым платком. Лилька нервно хихикнула. Лена протянула замерзшие руки к огню. Витек икал, не переставая.
Вован вернул на место отвисшую нижнюю челюсть и проверил на крепость мышцы правой руки. Они стойко имитировали камень. Наш предводитель немного успокоился: ему есть что противопоставить неведомому врагу.
Серега коротко хохотнул и продолжил:
– Далее! Налицо явное изменение привычек Витька: на гитару он теперь и смотреть не может. А это, как я уже объяснил вам, весьма чревато!
Деморализованный Витек по-прежнему икал. Серега в очередной раз удовлетворенно кивнул и воскликнул:
– Итак, место силы носителем найдено! Смотрите: холм без деревьев, без комаров и с каменным столбом-эмиттером на вершине… Кто-то пытается возразить?
Приподнявшийся было Вован мучительно покраснел и сел на место. Побледневшая Лилька прижалась плечом к встревоженной Лене. Я сжал кулаки, не зная, что думать, и злясь на Орлова. Несчастный Витек напоминал зомби.
Серега скатал свои листочки в трубку и еще более торжественно заявил:
– Идиотов среди нас нет, это хорошо. Так что ждем контакта!
Над нашим скромным холмиком повисла тревожная тишина. Мы усиленно вертели головами, пытаясь обнаружить хоть какое-то несоответствие зачитанным приметам. Обеспокоенный Вован, будто вбивая гвозди, лихорадочно бормотал:
– Деревьев нет. Кустиков – тоже. Горка – в наличии. Раз!
Он старательно загнул толстый палец. Мы затаили дыхание, следя за его нехитрыми рассуждениями.
– Травка, камушки… Ага – два. Потом что? Этот… как его… миттер-смиттер! Столбяра то есть. Есть, проклятущий! Значится – три. Как там дальше? Насекомые? Какие такие насекомые? Мураши, что ли?
Он встал на четвереньки, явив миру внушительную задницу, и пополз вокруг костра, бдительно высматривая признаки жизни. Таковой не обнаружил и поскучнел. Сел и загнул следующий палец.
– Нет зверушек, что тут поделаешь? Четыре!
Кузнецов машинально почесал шею и неожиданно вспомнил про комаров. Мысль оказалась ошеломляющей. Он оживился и долго прислушивался к прямо-таки звенящей тишине: комары в поле его зрения так и не попали. Измученный кровососами Вован остервенело заявил:
– И хрен с ним, с тем духом! Комаров, вон, разогнал, куда там лосьону. И ведь никакой тебе рекламы!
Лилька восторженно взвизгнула:
– Ну, ты, Вованчик, даешь! Ты еще контракт с тем духом подпиши, чтобы он комаров вокруг нас гонял!
– Молчи, свиристелка, – угрюмо цыкнул Вован. – Это приличный дух, поняла, нет? Ежли с ним подружиться, мы до твоей бабки без всяких забот-хлопот дотопаем…
– Как по парку пройдемся, – вкрадчиво подсказал я.
– Точно, – не уловил иронии наш вожак. – Без всякой гнуси, словно по асфальту!
Бледный Витек, раскрыв рот, наблюдал за нашей пикировкой. Потом лихорадочно забормотал, расчехляя гитару:
– Носитель, придумали тоже! Не дождетесь! Буду восстанавливать старые привычки, вот прямо сейчас и начну…
Мы ошеломленно уставились на Казанцева. Привычная перебранка Лильки и Вована нас как-то успокоила, и впечатление от недавнего выступления Орлова немного стерлось.
Поэтому Лена искренне удивилась:
– Ты что, принял этот бред всерьез? Забыл, с кем дело имеешь? – И весело рассмеялась. – Да Серый просто хотел пощекотать нам нервы перед сном!
Это Ахмедова зря сказала. Переволновавшийся Вован вдруг понял, что его в очередной раз надули, и обиделся. Побагровел и грозно засопел, исподлобья посматривая на виновника переполоха. Потом демонстративно сжал кулаки. Поиграл мышцами и взревел раненым носорогом:
– Ах, нервы?! Ну, я ж тебе, ехидна горбоносая, кажись, еще вчера обещал…
И танком попер на растерявшегося Орлова. Жаль, смять не успел. Этот артист пал на колени и тонюсеньким голоском заверещал:
– Не надо, шеф! Я все понял, проникся, уяснил и больше не буду! – Серега ткнулся лбом в землю и забубнил: – Обещаю стать белым, пушистым и совершенно безвредным. Даже полезным, пусть – временами, и в этом клянусь…
Лилька звонко захохотала и воскликнула:
– Да плюньте вы на него! Серый по-другому просто не может, будто не знаете!
– Плюнуть – это мы всегда пожалуйста, – мстительно заявил я. – Он меня со своими приколами уже достал…
Спать мы укладывались молча. Первым опять вызвался дежурить Витек, поэтому очередность сохранилась прежней. Только разбудить меня Казанцев должен был не в час, а в двенадцать, сегодня мы ложились раньше.
Устраиваясь в палатке, я насмешливо посматривал на ближайшего друга: Серега выглядел на удивление угрюмым. Долго возился со своим спальным мешком. Потом зачем-то высунулся наружу, наблюдая за дежурившим Витьком. Потушил фонарик и раздраженно буркнул:
– Можешь не верить, но я не прикалывался.
– Да что ты говоришь? – протяжно зевнул я.
– Честное слово.
– Что, и руну на моем рюкзаке не ты изобразил, и распечаточки – не твоих рук дело?
– Моих. Я и не отказываюсь. А вот остальное…
– Да что остальное-то? – разозлился я.
– Как – что? – вытаращил на меня глаза Серега. – А совпадения?!
– Да иди ты! Подтасовал все, и туда же!
– Клянусь…
– Я тебе поклянусь! – проревел откуда-то сбоку наш временный предводитель. – Я тебе помешаю честным людям честно спать! Магу через пару часов вставать, а ты, конопатый…
– Я не маг!!! – неожиданно для себя взвизгнул я.
– А я чего говорю? – тут же согласился Вован. – Все эта каракатица конопатая выдумала. Ну, я доберусь как-нибудь до него! Уши-то бантиком свяжу, а веснушки все до единой стряхну в самую глубокую лужу…
После такого грозного вопля никто не рискнул нарушить тишину, и я, наконец, задремал.
Глава 8
Невероятные события
Сон мне снился странный: будто я дома и стою перед собственной входной дверью. А вот открыть ее почему-то опасаюсь.
Неизвестный на лестничной площадке потерял всякое терпение: уже не звонит, а прямо-таки ломится в дверь. Дубасит так, что подо мной пол начал подрагивать, а стены вдруг поплыли куда-то в стороны. Я испугался, попытался ухватиться за книжную полку и… проснулся.
Кошмар обернулся явью. Мой спальный мешок действительно трясли. И трясли основательно!
Я вывернул шею, пытаясь рассмотреть непрошеного визитера, но никого не увидел, было слишком темно. Поэтому зашипел, стараясь не разбудить тоненько похрапывавшего Серегу:
– Кто это? Чего надо?
– Как это – чего? – шепотом возмутились снаружи. – Твоя очередь дежурить!
Я чертыхнулся и неохотно выполз из палатки. И тут же побежал к костру, до того на улице оказалось холодно. Зуб на зуб не попадал, не больше десяти градусов. Как осенью. И промозгло как – бр-р-р!
Грея руки над огнем, я случайно посмотрел на часы и вытаращил глаза: только половина двенадцатого. Я заскрипел зубами и злобно уставился на Витька.
– Кретин! Ты ж меня на целых полчаса раньше поднял! Глаза разуй! Всего одиннадцать тридцать!
Витек растерянно захлопал ресницами. Я сплюнул и направился назад, угрюмо прикидывая: удастся мне заснуть или нет. Все-таки полчаса – это целых тридцать минут, а если секунд… Тысяча восемьсот – с ума сойти!
Ну и гад же Казанцев!
Спать хотелось смертельно, и я решил, что засну запросто. На ходу веки слипались, тут донести бы голову до «подушки»…
Забраться в палатку я не успел. За моей спиной вдруг протяжно всхлипнул Казанцев. Я удивленно обернулся.
– Ты чего?
Витек промолчал.
Я понял, что сон на ближайшие два с половиной часа накрывается медным тазом. Тяжело вздохнул и вытащил из рюкзака толстенный свитер, мама связала!
Натянул его и подошел к костру. Казанцев торопливо сморгнул слезинку и отвел глаза в сторону. Я пожал плечами. Подтащил чурбак и присел рядом с ним.
Расспрашивать его я не стал. Еще чего! Захочет, так сам расскажет. Скорее всего, Казанцев просто струсил. И то: музыкант – натура творческая. Воображение у него должно быть богатым.
А тут – ночь. Один, совершенно. Да еще Орлов невесть чего натрепал, любой бы на Витькином месте свихнулся.
В лесу было поразительно тихо. Я бы сказал – неестественно. Не слышно привычного уханья филина, все словно вымерло. Я подбросил в костер сухую ветку и вздохнул с облегчением, когда она весело затрещала в огне.
Не помню сейчас, сколько времени мы так просидели. Очнулся я от потянувшего вдруг сквознячка. Холодного, на удивление. Будто с ледников подуло.
Я зябко поежился, спрятал пальцы в рукава свитера и обернулся к Витьку:
– Ничего ветерок, скажи? Будто не июль, а октябрь…
И осекся, изумленно рассматривая приятеля. Как я не заорал в голос – до сих пор не понимаю.
Бледное до голубизны лицо; безумные, остекленевшие глаза; безвольно приоткрытый рот, из уголка которого бежала тоненькая струйка слюны…