Отбойщик - Илья Деревянко

– Вы бы заварили чаю, девочки, – справившись наконец с собой, я криво улыбнулся. – Залеживаться некогда, сегодня уйма дел.

Оставшись один, я торопливо оделся и, высунувшись в окно, закурил сигарету. На улице моросил мелкий дождь, и несколько капель попало мне в лицо. В воздухе пахло сыростью. Посмотрев на часы, которые чудом уцелели во время вчерашних приключений, я обнаружил, что уже около одиннадцати. Чтобы провернуть за сегодня задуманное мероприятие, нужно было поторапливаться. Сделав несколько глубоких затяжек, я выбросил сигарету и уселся на стул, дожидаясь чая. В глубине квартиры хлопнула дверь.

– А где Надя? – спросил я, когда Наташа появилась на пороге, держа в руках поднос.

Узнав, что Надя уехала в больницу к своему парню, я несколько опешил, так как рассчитывал получить от нее информацию, которая была необходима для осуществления моего плана. Поглощенный своими кровожадными замыслами, я как-то не сообразил тогда, что выяснять у бедной девочки, где ее насиловали, было бы крайне жестоко. Прихлебывая из чашки ароматный горячий напиток, я напряженно размышлял. Наташа что-то говорила, но ее слова почти не доходили до моего сознания.

– Слушай, гриль сегодня работает? – невпопад брякнул я, чтобы как-то поддержать разговор.

– Не ходи туда! – В голосе девушки послышался страх. – Монах с Эдиком большие друзья. Он наверняка скажет, что тебя видел!

– Большие друзья, значит, прекрасно! – Я понял, что нашел выход. – Ты у меня просто умница! – От избытка чувств я чмокнул Наташу в щеку. Не понимая, в чем дело, она застенчиво улыбнулась и густо покраснела.

– Ты мне веришь?! – Я крепко взял девочку за руку, заглядывая в глаза. – Ну так вот, я даю слово, что Монах больше ничего и никому не сможет сделать! Никогда!

Наташа, ничего не понимая, удивленно и робко смотрела на меня...

Спустя двадцать минут я пинком отворил дверь бара, на которой висела табличка «санитарный час». По дороге я успел заскочить домой. Еще сидя у Наташи, я вспомнил, что позавчера забыл отдать Рафику пистолет, и сейчас он тяжело оттягивал карман моей ветровки. Посетителей внутри, естественно, не было, однако уборкой не пахло. Толстый Эдик, облокотившись на стойку, лениво таращился в телевизор, настроенный на коммерческий канал. «Растут лимоны на высоких горах, на крутых берегах, короче, ты не достанешь!..» – тряс телесами на экране Витя Рыбин, солист популярной группы «Дюна». В душном, плохо проветренном помещении пахло какой-то кислятиной и непромытыми пепельницами. Свет, пробивавшийся сквозь разноцветные окна, падал пятнами на лицо Эдика, делая его похожим на жирного клоуна. На звук открывшейся двери Эдик медленно обернулся и, ехидно улыбаясь, воззрился на мою забинтованную голову.

– Ба, кого я вижу, наш герой пришел! Никак упал где?

По его хитрой гримасе я понял, что Эдик прекрасно знает, как я «упал», и спрашивает, чтобы поиздеваться.

– Осторожнее надо быть, осторожнее, – продолжал он, расплываясь все шире и показывая гнилые, покрытые никотиновым налетом зубы.

В дверь робко просунулся помятый пьянчуга, с надеждой глядя на бармена.

– Закрыто, не видишь, что ли! – рявкнул Эдик, и пьянчуга сконфуженно испарился. – Ну а тебе, так и быть, налью, – барственным жестом он плеснул в стакан коньяк. – Лечись!

«Страна Лимония – страна без забот. В страну Лимонию прорыт подземный ход. Найди попробуй сам...» – вопил телевизор.

Взглянув на довольную откормленную ряху бармена, я подумал, что уж он-то этот ход давно нашел.

– Вот что, родной, – сказал я, отодвигая от себя стакан, – скажи мне лучше, где твоего друга Монаха найти можно? Взаймы я у него взял, вернуть надо!

– Монаха? – Эдик изобразил удивление. – Кто это такой?

– Сейчас объясню. – Схватив бармена правой рукой за горло, я с силой ударил его головой об стену.

Эдик захрипел, из носа потекла струйка крови и испачкала мне руку.

– Говори, сволочь! – прошипел я, чувствуя, что теряю над собой контроль. – Иначе башку расшибу. К таким подонкам у меня жалости нет!

Лицо полузадушенного бармена налилось синевой. Он молча разевал рот, как вытащенная из воды рыба. В уголках рта появилась пена. С отвращением оттолкнув Эдика, я правым «уракэном»[4] ударил его по печени. Издав хриплый вопль, он рухнул на пол, корчась от боли. На мгновение я ужаснулся своей жестокости. В детстве, класса до шестого, я не мог ударить человека по лицу. Не потому, что боялся, просто не мог! Постоянные обиды со стороны одноклассников все-таки заставили меня давать сдачи, но я делал это с трудом, каждый раз переступая через себя. Занятия карате и служба во внутренних войсках избавили меня от этой слабости. Я научился быть жестоким к противнику в драке. Но вот сейчас я просто допрашивал с пристрастием человека, в лучших традициях НКВД и гестапо!

– Я скажу, – просипел бармен, – я все скажу, не бей, пожалуйста!

– Ну вот и чудненько, – вздохнул я с облегчением. – Я всегда знал, что ты умный мальчик. Только смотри, карапуз, не обманывай дядю!

– Андрей еще спит. – Наталья Николаевна, его мать, посторонилась, пропуская меня в квартиру. – Никак не хочет подниматься!

– Ничего, сейчас разбудим. – Я вежливо улыбнулся. – Вы извините, но он мне позарез нужен.

– Опять тренироваться пойдете? – Она понимающе поджала губы и с чисто женской логикой прошептала: – Ты знаешь, он, кажется, жениться собрался!

Я остолбенело уставился на нее. Это была новость поистине неожиданная. В свои двадцать восемь лет Андрей считал себя закоренелым холостяком, менял женщин как перчатки, гордился своей свободой и на «женатиков» смотрел с легкой жалостью, как на неполноценных. А теперь натебе, сломался стойкий оловянный солдатик! Пока я переваривал это потрясающее известие, позади хлопнула дверь – Наталья Николаевна ушла гулять с собакой. «Ну и ну!» – пробормотал я про себя, заходя в комнату.

Андрюха, сбросив во сне одеяло, вольготно раскинулся на кровати. Он громко сопел и чмокал губами – видимо, смотрел приятный сон.

– Эй, старик, вставай! – Я тронул его за мускулистое плечо с вытатуированной голубой русалкой. Никакой реакции! – Вставай, тебе говорят! – Я тряхнул сильнее.

Андрей что-то бормотнул спросонок и перевернулся на другой бок.

– Рота, сорок пять секунд подъем! – завопил я изо всех сил, сложив руки рупором и приставив их к его уху.

– А?.. Что?.. Где?.. – Андрей, как подброшенный пружиной, вскочил на кровати, ошалело тряся головой. – Тьфу, придурок! – выругался он, узнав меня. – Так и заикой остаться можно!

– Хватит дрыхнуть, дело есть. – Сунув в рот сигарету, я чиркнул зажигалкой. – Споласкивай морду, ставь чайник, поговорим.

– Что-нибудь серьезное?

– Да, сейчас Коля подъедет.

Послышался звонок в дверь.

– А вот и он, иди умывайся, я открою.

Заброшенное бомбоубежище, в котором собиралась шайка Монаха, располагалось в подвале старого трехэтажного дома неподалеку от гриль-бара. Обычно они приходили туда по вечерам, но сегодня было воскресенье, и, если верить Эдику, они должны были появиться там в середине дня. В воскресенье банда решала организационные вопросы, намечала план действий на следующую неделю и пьянствовала в интимном кругу.

В подъезде ветхого, построенного еще при Сталине дома пахло сыростью и кошачьей мочой.

– Вы все запомнили?

Андрей молча кивнул.

– Конечно, – расплылся в улыбке Коля, – что, ты нас за дураков считаешь?

Я с удовольствием и некоторой завистью оглядел его могучую фигуру. Великолепно развитые мышцы до предела растягивали ткань старенькой черной футболки. Ему было жарко, на лбу блестели капли пота. «Прямо Шварценеггер, – подумал я, – только лицо очень добродушное».

– Ну, если так, пойдем. – Я двинулся вниз по ступенькам. – Да, Коля, сверток не потеряй!

Резиденция Монаховой шпаны находилась в самом дальнем помещении бомбоубежища и представляла собой некий гибрид «качалки» с воровской малиной. В углу висела боксерская груша, рядом с ней были сложены две штанги и несколько гирь. Судя по покрывавшему их толстому слою пыли, наши друзья спортом не злоупотребляли. У противоположной стены виднелась ржавая пружинная кровать с грязным матрацем. Видимо, на ней тогда и насиловали Надю. Сейчас, к счастью, кровать была пуста. Под потолком горела лампочка в проволочном абажуре. В ее свете были видны развешанные по стенам кооперативные плакаты с изображением культуристов, Брюса Ли и голых баб. Посреди помещения стоял деревянный стол, вокруг которого сидели на перевернутых ящиках Монаховы шакалы во главе с шефом. Все пили водку и чем-то закусывали. На скрип открываемой двери они обернулись, удивленно уставившись на нас.

– Привет, козлы! – Я шагнул вперед, держа пистолет на уровне груди. – Встать, руки за голову!

Толкаясь и толпясь, как бараны, они поспешно повскакивали на ноги, завороженно глядя в дуло моего «вальтера». Один из них случайно столкнул бутылку, раздался звук бьющегося стекла.