Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия

А знаете, что подумала я? Когда он пришел во второй раз, знаете? Что это он спятил. Телевизор у нас в доме работал круглые сутки, так что Воинова я узнала сразу. Да и мент, прессуя меня, намекнул, что я даже не представляю, кому перешла дорогу, а потому, если взбрыкну, начну жаловаться или дам показания, которые поставят под сомнения ход следствия, жизни мне не будет. Так вот, когда Воинов собственной персоной появился в моей палате во второй раз, я подумала, что он спятил. Потому что… Господи! Во сколько там оценивается его состояние? Что он, мать его, здесь забыл? У него нет помощников? Ага. Как же.

Наверное, с перепуга я вела себя с ним как полная сука. Словом, в лучших своих традициях. Когда включается защитная реакция, нападение – лучший способ. Да и, если честно, наезжала-то я по делу. Просто он к другому привык. Что ему все вокруг лижут задницу. А во мне эта опция отсутствует полностью. Не умею прогибаться. Даже если потом сломаюсь пополам – не прогнусь.

Что удивило? То, с каким достоинством он на все реагировал. Хоть и психовал. Странная вышла встреча. Я сколько потом ни ломала голову, не могла объяснить себе его поведения и реакций. А думала я о нем много… Может, потому что на нем вдруг неожиданно завязались жизненно важные для меня моменты – я ждала свою сумку с деньгами и симку. Но скорее потому, что Воинов сам по себе – неплохая пища для размышлений. Я с такими людьми никогда не встречалась прежде. А это совершенно отдельный вид. У него такая аура, что в палате, кажется, не осталось воздуха. Уверена, не примелькайся Воинов мне по телевизору, я бы вряд ли запомнила, как этот человек выглядит. Так на себя перетягивали внимание его бешеная энергетика, необычный запах, жесты, скупая, но выразительная мимика. Они создавали ну просто ошеломительный эффект. Как и сам факт нашего разговора. Будь я чуть потрусливей, двух слов бы связать не смогла. Впрочем, под конец даже я резко сдулась. Во-первых, я очень устала. Во-вторых, так и не смогла найти рационального объяснения его поведению. Ведь он все порешал. Да и расстановка сил была с самого начала понятной. Зачем он приехал? Тем более сам. Совесть? Невероятное, конечно, предположение. И почему-то именно оно отзывалось в груди противным, дребезжащим каким-то нытьем.

А потом еще приход его дочки. Воинов и тут не сплоховал. Поверить в то, что это инициатива Миланы, было сложно. Я знаю таких девиц, для них люди, подобные мне, просто грязь под ногами. Понятно, кто «приземлил» девчонку.

Разговора у нас как такового не вышло, хотя Милана и извинилась. Она спешила вернуться в свою жизнь, а я – в свою. Был последний день, когда я еще могла оплатить обучение. Вот только денег не оказалось. А я предполагала что-то такое, да. Может, потому и дергалась.

Вот тогда я почти сломалась. Боже, как я рыдала! И ничего меня не могло успокоить. Никакие подарки, никакой новый телефон. Это была мечта. Робкая, едва теплящаяся мечта той, кто уже давно не верит в их исполнение.

Я год снималась для магазина одежды в качестве модели, параллельно работая официанткой, чтобы скопить эту сумму. Я света белого не видела, чтобы все вот так бездарно закончилось.

Успокоить меня смог только укол. Я уснула. Проснулась ближе к ночи, как от толчка. С колотящимся как у зайца сердцем выдвинула ящик в тумбочке и лишь тогда задышала нормально, когда обнаружила на месте визитку Воинова. Покрутила ее в руках, позволяя мечте снова распрямить крылышки, но, подумав, вернула на место. Ну что, мне к нему теперь каждый раз соваться? Даже думать об этом смешно.

Утром кое-как заставила себя собраться. Позвонила менеджеру, объяснила ситуацию. По состоянию здоровья я не могла больше таскать тяжелые подносы, а значит, с работой официантки временно придется завязать. Жаль. Это приносило хороший доход. Сумму на оплату учебы я скопила во многом за счет полученных чаевых. Прощалась с тяжелым сердцем. Паника накрывала. Я убеждала себя, что не пропаду. Что у меня есть еще одна работа. Но оказалось, что там мне не рады. На носу были съемки новой коллекции, и никто не хотел рисковать, давая мне шанс.

– Миля, прости. Сама понимаешь.

– Да ты издеваешься! Мне нужна эта работа!

– Но ты же была в коме!

– Да… Но… Постой!

– Сама говоришь, тебя обрили.

– Это всего лишь небольшая проплешина у виска. Зачешем. Будет нормально, Мира… – ненавидя себя, молю дать мне шанс. Господи, как я это ненавижу! Не-на-ви-жу. То, что я такая маленькая. То, что не могу выгрести…

– Ладно. Слушай, когда, говоришь, ты сможешь выйти?

– А? Я не знаю, когда меня выпишут. Да и все равно. Когда надо приступить?

В трубке что-то невнятно шуршит. Слышатся голоса девчонок. Мы с ними часто работаем в паре, снимаясь в обзорах одежды.

– Завтра? – переспрашиваю. – Я выйду!

– Миль, ты не в том состоянии, ну правда! – сожаление в голосе Миры бесит!

– Да в нормальном я состоянии… Так и скажи, что ты только повода ждала, чтобы меня вытурить!

– Извини. Ты же понимаешь, это бизнес, Миля. Мне правда жаль.

Черт! Я год у них снималась! Откидывала другие предложения, потому что им нужно было свое «лицо», а теперь что? Лицу за две недели нашли замену?

– Да засунь ты в жопу свои извинения! У меня жизнь рушится, мне к какому месту твое «жаль» приложить? – заорала не своим голосом: – Су-у-ука! – и вдруг поймала в фокус взгляда Воинова. Даже представлять не хочу, какой жалкой я ему показалась.

И снова я его пыталась укусить. Ага. Ту самую руку, что так щедро меня одаривала. От непонимания, наверное, черт знает. От страха. От того, что он вдруг так просто вдохнул в меня умершую надежду. И от стыда. Ему почему-то было жутко неловко рассказывать о долгах. Пересилила себя. Просто потому что не могла больше хамить человеку, который вот так взял и избавил меня от проблем. Горло ныло, когда я шептала, что кредит вообще-то оформила мать. Ужасно не хотелось, чтобы думал, будто я идиотка, которая не понимает, что эти все микрозаймы – кабала.

Воинов в ответ посмотрел на меня внимательно и всего одно слово сказал:

– Дерьмово.

Одно слово, да. Но в нем столько… Как будто он все про меня понял. Тут бы мне пожалеть о собственной откровенности, но я убедил себя, что это совершенно не имеет смысла. Ведь это была наша последняя встреча.

– Ага.

И будто подтверждая мои мысли, Воинов покосился на часы.

– Ну, ладно. Поеду я. Если по здоровью что-то будет надо…

Нет. Я ни за что больше к нему не обращусь. Никогда.

– Вы и так сделали больше, чем нужно.

– Тогда прощай. Под машины больше не бросайся.

– В следующий раз – если только наверняка.

И что теперь у нас в сухом остатке? По здоровью я, конечно, сильно в минусе. Зато моя учеба оплачена. Как и мой долг. У меня новый телефон, на который не звонят коллекторы. И куча новой одежды. Но мне все еще негде жить, у меня больше нет работы, и ни копейки на первое время. Все мои деньги остались в сумке.

Думай, Миля, думай! Ты справишься.

В палату стучат. Заглядывает Юлий Валентинович. Стараниями Воинова меня оперировал сам заведующий отделением. Он же меня и ведет.

– Ну, как поживает моя самая… рыжая пациентка?

Смешной он. Всегда подбадривает.

– Лучше всех, – уверенно киваю.

– У тебя и анализы вполне на уровне, – довольно подтверждает доктор. – Я уже сказал девочкам готовить выписку.

– Как выписку? – голос садится, и я вынуждена сглотнуть.

– Для нахождения здесь больше нет показаний. Положенные процедуры ты можешь пройти в дневном стационаре.

Я покладисто качаю головой. Да, это все понятно. Вот только вряд ли я смогу переночевать в дневном стационаре. И не думаю, что там кормят. Мой пульс резко подскакивает.

– Эй, что такое?

Спокойно, Миля. Ты вывезешь. В конце концов, всегда можно вернуться домой. Но от одной этой мысли меня бросает в холодный пот. Можно выйти на ребят из детского дома. Порой, когда на мать жаловались соседи, меня забирали из семьи социальные службы, и я жила там месяцами. Так что подвязки остались. Но это тоже не выход. Я знаю, как это болото затягивает. Я не хочу. Не хочу в болото…