Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe - А. Ибрагимов

Предсказание мудрого Видуры о том, что Дурьйодхана погубит царство Кауравов, имеет множество параллелей в сказаниях разных народов, и может быть отнесено к общефольклорным мотивам. Аргосскому царю Акрисию предсказано, что он падёт от руки собственного внука, и Акрисий принимает меры предосторожности: запирает свою дочь Данаю в башне (по другой версии – в медной комнате под землёй). Предосторожность оказывается тщетной: к красавице в покой проникает любвеобильный Зевс в виде золотого дождя, от связи с богом у Данаи рождается герой Персей, и Акрисий велит бросить мать с ребёнком в ящике в море (Аполлодор II, 4, 1).

Фиванскому царю Лаию оракул Аполлона предсказал гибель от руки сына, он старается избежать рождения детей, а когда ребёнок всё-таки появляется, его бросают на горе Киферон (Аполлодор III, 5, 7). В японской теогонии божественная пара (бог Идзанаги и богиня Идзанами) порождает уродливого ребёнка, даже в три года не способного стоять. Оказывается, это дитя-кровопийца, и чтобы избавиться от него, родители в тростниковой корзине пускают его по течению. Напомним, что по подсказке оракула Аполлона Фиест хочет зачать сына от собственной дочери, чтобы тот расправился с ненавистными царю Микен родичами. Когда его несчастная дочь Пелопия узнаёт, кто совершил над ней насилие, она бросает сына (Эгисфа) в лесу [Гигин «Мифы» (далее – Гигин), 88]. Аналогично, враждующий со своим братом Салмонеем Сизиф узнаёт от Аполлона, что если ему удастся зачать сыновей от дочери Салмонея Тиро, юношам суждено будет убить своего деда (то есть Салмонея). Следуя оракулу, Сизиф совершил насилие над племянницей (Гигин, 60).

Помимо угрозы жизни индивида, сказания знают и героев, способных принести несчастье целому царству. Беременной царице Трои Гекубе снится сон, что она рождает пылающий факел, от которого сгорит город (Аполлодор II, 12, 5) либо расползутся многочисленные змеи (Гигин, 91). Старший сын царя Приама провидец Эсак объясняет, по вине рождённого царицей Париса начнётся война, которая погубит Трою, и уговаривает царскую чету бросить сына на горе Иде. Сходным образом, мидийскому царю «Астиагу приснился сон, что дочь его испустила столь огромное количество мочи, что затопила его столицу и всю Азию. Царь вопросил снотолкователей-магов [о смысле] сновидения» (Геродот «История» I, 107). Узнав, что его дочь Мандана родит сына, который захватит его царство, Астиаг решает выдать девушку замуж не за мидийца, а за перса (не может же отпрыск перса стать царём Мидии!). Мандана вышла замуж за знатного перса Камбиса и забеременела, когда Астиаг увидел второй сон: из её лона выросли побеги, распространившиеся на всю страну. После этого предзнаменования старый царь поручает родичу унести новорождённого Кира (будущий основатель династии Ахеменидов Кир II Великий, ок. 593–530 г. до н. э.) в лес и убить.

5. Спасение младенца. В большинстве случаев планы по избавлению от опасного младенца оказываются расстроены: Париса выкармливает медведица, Эгисфа – коза, Кира – собака, Рема с Ромулом – волчица и дятел, а затем всех пятерых воспитывают вездесущие пастухи; Персея с Данаей вылавливает сетью Дикт, когда море приносит их ящик к острову Серифу (Аполлодор II, 4, 1). Правда, спасение приходит не всегда: Гарпалика действительно убивает ребёнка, рождённого от кровосмесительной связи с собственным отцом, а Тиро – своих сыновей от Сизифа, которым предсказано стать истребителями рода (Гигин, 239). Как видим, во всех сказаниях для избавления от опасного или нежеланного младенца предпринимаются усилия, причём, если младенец представляет опасность для общины, родители избавляются от него добровольно, хотя это и требует уговоров (Приам и Гекуба). Таким образом, смертные, вмешиваясь в предначертанное небом, как правило, терпят неудачу, но подобные попытки (вплоть до убийства собственного ребёнка) всегда предпринимаются, идёт ли речь о личной безопасности (Акрисий, Лаий) или власти (Астиаг, Амулий), безопасности родича или рода (Тиро), избавления от позора (Пелопия, Гарпалика), или спасении целого народа (Гекуба и Приам). И только Дхритараштра оказывается исключением из этого правила, и игнорирует рекомендацию советников.

Мотив принесения сына в жертву

Желание Дхритараштры избавить своего первенца от страшной участи по-человечески понятно, но не будем забывать, что на другой чаше весов – предсказание об истреблении всего царского рода и разорении страны. Может быть, Видура преувеличивает масштаб неприятностей, которые суждено устроить Дурьйодхане? Скорее всего – нет, и предсказанию можно доверять. Во-первых, решение это коллегиальное: заодно с Видурой высказываются «лучшие из дваждырождённых». Кроме того, и святой провидец Вьяса знает о грядущих несчастьях, и предупреждает свою мать, старую царицу Сатьявати (Мбх I, 119, 7–8): «Наступает время страшное, полное всяких обманов, разных пороков… Удались в изгнание… чтобы не увидеть ужасной гибели своего собственного рода». Слова отшельника звучат несколько абстрактно, но никакого сомнения в личности виновника грядущих бед у старой царицы нет. После разговора с сыном Сатьявати «вошла к своей невестке и сказала ей: „О Амбика, благодаря дурной политике твоего сына (Дхритараштры – А. И.) потомки Бхараты… погибнут, а также и горожане – так нам стало известно“». Очевидно, предсказание Вьясы настолько ужасно, что старая царица с двумя невестками удалились в лес, где «предались суровому покаянию и, покинув своё тело… отправились тогда в желанный путь». То же самое предсказание Дхритараштру не напугало, во всяком случае, не напугало настолько, чтобы он пожертвовал своим первенцем. Это примечательное обстоятельство: Дхритараштра откажется от власти и решится на отшельничество только древним старцем, на пятнадцать лет пережив всех сыновей и внуков.

Насколько естественно выбор Дхритараштры выглядит в контексте эпоса? По преданию, древний афинский герой-эпоним Леонт (именем его была названа одна из десяти аттических фил) «согласно прорицанию бога… отдал для общего спасения (на жертву) своих дочерей» (Павсаний «Описание Эллады» I, V, 2). Судя по многочисленным примерам из ВЗ, в древней Палестине принесение в жертву первенца (или ребёнка вообще, чаще мальчика) было распространено среди разных этнических и религиозных групп. Так, моавитский царь Меса принёс своего сына и наследника в жертву, чтобы отвратить военное поражение: «И взял он сына своего первенца, которому следовало царствовать вместо него, и вознёс его во всесожжение на стене» (4 Цар 3, 27). Так же поступали арамеи из ассирийского Сефарваима [«…Сефарваимцы сожигали сыновей своих в огне Адрамелеху и Анамелеху, богам сефарваимском» (4 Цар 18, 31)], и даже древние евреи. Иудейский царь Ахаз «сына своего провёл через огонь, подражая мерзости народов, которых прогнал Господь от лица сынов Израилевых» (4 Цар 16, 3). Если в данном примере можно усмотреть осуждение человеческих жертвоприношений, то в других случаях подобные сообщения выглядят более нейтрально: иудейский царь Манассия также «провёл сына своего через огонь» (4 Цар 21, 6), и первый царь евреев Саул пытался принести в жертву своего сына Ионафана, чтобы прекратить военные поражения в войне с филистимлянами, но народ заступился за принца (1 Цар 14, 43–45). За несколько поколений до этого свою единственную дочь принёс по обету в жертву Господу победоносный полководец евреев девятый из судей израильских Иеффай (Суд 11, 29–39).

Помимо принесения первенца в жертву во время бедствий, были и другие, не менее веские побуждения: «Ахиил Вефилянин построил Иерихон: на первенце своём Авираме он положил основание его и на младшем своём сыне Сегубе поставил ворота его…» (3 Цар 16, 36). Язычники Иерусалима [«…Построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая перед Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской» (3 Цар 11, 7)] приносили такие жертвы в долине Хинном; из ханаанейского названия «ге Хинном» (долина Хинном) произошёл термин геенна. Само жертвоприношение детей по-финикийски называлось «молх», что ещё в древности породило ошибочное представление о жестоком боге Молохе.

Дело не ограничивалось Хамосом, Молохом и прочими «мерзостями». Самая известная история о принесении героем сказания в жертву собственного ребёнка это, разумеется, сюжет о том, как Бог повелел Аврааму принести в жертву своего первенца Исаака на горе Мориа (там впоследствии будут возведены первый и второй храмы). В последний момент выяснилось, что это была только проверка на лояльность, и Исаак был земенён бараном, но мотив принесения ребёнка в жертву ради «высшего» блага нам очень интересен, и мы рассмотрим сюжет о едва-не-принесении Исаака в жертву подробно. «…И устроил Авраам там жертвенник, и разложил дрова, и связал сына своего, Исаака, и положил его на жертвенник, поверх дров. И простер Авраам руку свою, и взял нож, чтобы заколоть сына своего. Но ангел Господень воззвал к нему с неба и… (Господь через ангела) сказал: не поднимай руки своей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» (Быт 22, 9-13). Здесь сказание подчёркивает покорное следование несчастного отца установленному порядку, оформленному в данном случае как приказание Бога.