Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман

Я лежал между двумя фронтами.

Светящиеся стрелки часов на моем левом запястье показывали полночь. Светлая звездная июньская ночь. Наконец предательская луна скрылась за слоем облаков. Но видимо, ненадолго, поскольку облачность не была сильной.

Настала пора действовать.

Давай по-быстрому, Хейлман.

Пока я «загорал» в окопе, у меня была масса времени, чтобы определить направление, в котором нужно двигаться. Компас, висевший на моем ремне, наконец-то пригодился. Час назад я увидел вспышки орудийных выстрелов со стороны маленькой рощи. Видимо, там находились позиции немецкой артиллерии. В том же направлении, приблизительно в 45 метрах, лежала разрушенная ферма. Я должен был добраться до нее и спрятаться в тени. Используя любую складку местности, я сначала пополз, а затем побежал. Ух! Как же неудобно это делать в летном комбинезоне.

Я добежал до фермы. Теперь у меня было хоть какое-то укрытие. Я тихонечко позвал: «Эй!» Никакого ответа. Еще раз, и снова ничего…

Темная полоса деревьев передо мной напоминала черную стену. Проклятье! Снова из-за туч появилась луна. Несмотря на это, надо спешить! В нужном направлении тянулась живая изгородь, и я мог использовать ее для прикрытия. Поверхность земли была перепахана, словно поработал гигантский плуг. В холодном враждебном лунном свете были видны снарядные воронки, испещренный кратерами смертельный пейзаж. Тошнотворный, сладковатый запах крови растекался в прохладном ночном воздухе. Поле боя…

Шипя, высоко в небо взлетела осветительная ракета, и в ее зеленовато-белом магниевом свете стало видно место сражения. Немедленно застрекотали пулеметы. Выстрелы в ночи, как удары хлыстом, били по нервам. Я приник к земле. Во что бы то ни стало мне необходимо добраться до укрытия.

В отчаянии я сжался в маленькой ямке. Они, должно быть, заметили меня, потому что теперь отвечали британцы. Дело плохо…

Я пролежал, должно быть, четверть часа, прежде чем обстрел прекратился. Несколько одиночных выстрелов, и затем на ничейную землю вернулась тишина.

– Эй, друг!..

Что, черт возьми, это было? Я услышал взволнованный шепот и медленно пополз на звук. После недавней перестрелки я предпочел не вставать. А затем голоса приблизились ко мне. Меня схватили за руки и втянули в неглубокий окоп.

– Вы тот пилот, который вчера выпрыгнул с парашютом?

– Мы думали, что это томми.

– Так это вы сейчас стреляли в меня, не так ли? Хорошо, проводите меня в свой штаб. Я обер-лейтенант Хейлман из III./JG54.

Спустя полчаса я ехал на грузовике в Нант. На дороге царила суматоха. Подкрепление можно было доставлять только ночью. В течение дня в небе хозяйничали истребители-бомбардировщики.

Я дремал, сидя рядом с водителем. Мои плечи болели после рывка при открытии парашюта.

– Приехали, герр обер-лейтенант.

Нант. Солдатское кафе было еще открыто. Это, конечно, не лучшее место. Все плавало в табачном дыму, и слышался запах несвежего пива; на всех столах валялись окурки и спички, высыпавшиеся из переполненных пепельниц.

Я сел на скамейку в темном углу, подложил свой парашют под голову и немедленно заснул.

На следующее утро я нашел попутную машину, которая доставила меня в Париж, и я сразу же позвонил в группу.

– Пожалуйста, Виллькобле, для обер-лейтенанта Хейлмана.

Я не успел ничего сказать дальше. На другом конце провода раздался радостный вскрик.

– Кто говорит?

– Ах, герр Хейлман. Рада слышать вас. Это – Лене Мерсен. Разве вы не узнаете мой голос?

Конечно, я узнал. Это была подружка Ханнеса Мёллера, невысокая темноволосая девушка с веселыми глазами и повадками котенка, который знает, как использовать свои коготки.

– Хёншен[76] будет так рад. Ваши мальчики вчера вечером участвовали в таком бою… Так что немногие из них… – Наступила тревожная тишина. – Я соединяю с Виллькобле.

– Здесь Виллькобле. Ефрейтор Кикс слушает.

Я сообщил о своем возвращении и попросил выслать автомобиль, чтобы забрать меня из Сен-Дени, где я ждал в маленьком ресторане.

Наши потери после вчерашнего боя были ужасными. В особенности в моей 7-й эскадрилье: лейтенант Зибе с ожогами в госпитале в Клиши; самолет фон дер Йехтена получил более пятидесяти пробоин, а сам он мучился от осколочных ранений; Веньякоб, остроумный фельдфебель из Бонна, имеющий самое большое число побед в группе,[77] пропал без вести. Так же пропали без вести обер-лейтенант Купферберг, неопрятный франкфуртец с космами рыжих волос, – это был его первый боевой вылет после длительного периода лечения, – и два ефрейтора, которые только что прибыли к нам.

Лейтенант Веннерс из 9-й эскадрильи лежал в госпитале в Клиши со сломанными ногами (он совершил аварийную посадку, после того как был сбит над нашими позициями). В течение последних шести месяцев Веннерс был со мной в истребительной группе «Запад», сначала в Биаррице,[78] а затем – в Мёркиш-Фридланде.[79] Мы делили жилье и были близкими друзьями.

Семьдесят процентов самолетов «Зеленого сердца» были непригодны к боевым вылетам, и более половины пилотов вышли из строя.

Фритц Калувейт выглядел мрачным, когда накрывал на стол своим «юнцам». Мы попытались сыграть в скат вчетвером, но из этого ничего не вышло. Патт сердито бросил карты на стол. Веньякоб был его лучшим другом.

– Давайте отложим это, – сказал я. – Слишком трудно сконцентрироваться.

Мы вчетвером сидели в комнате отдыха: Патт, Мёллер, Андерл Гуссер, черноусый тиролец,[80] чьи усы всегда доставляли ему неприятности, поскольку требовали чрезвычайно острой бритвы, и я.

– Теперь они будут должны дать нам отдохнуть несколько дней, хотят они этого или нет.

– Вы так думаете, Ханс? – спросил я, с сомнением посмотрев на уроженца Пфальца.

Остальные согласно покачали головой.

– Это ничего не значит для тех ублюдков в тылу. Вы должны доложить, что вам оторвало голову и что вы носите ее в руках, если хотите, чтобы вас оставили в покое, – проворчал Патт.

– Хорошо сказано. Они тупицы, эти проклятые «яйцеголовые». – Ханнес Мёллер отпихнул стул и, споткнувшись о его ножки, включил радио. – Разве вы не знали, что у хирурга Зауэрбруха[81] есть наготове много деревянных голов для вас?

Глава 5

Прибыло подкрепление – двадцать пилотов, из которых семеро имели офицерское звание. Все они были совсем мальчишками, и по их бледным лицам можно было понять, что они знают о том, что их ожидает. Еще дюжина пилотов, прикомандированных к «Зеленому сердцу», ожидала в Кёльне. Лейтенант Вирц, который должен был привести их оттуда, был в ярости на кёльнский авиазавод. Сотни «Фокке-Вульфов» стояли на аэродроме, ожидая появления «Летающих крепостей», или «Либерейторов», а он не мог получить тридцать пять самолетов, пригодных для немедленного взлета.

Вирц прибыл из Прибалтики, где размещались две оставшиеся истребительные группы из бывшей эскадры Траутлофта.[82] Он был опытным командиром эскадрильи из II группы и не очень радовался тому, что пришлось поменять Восточный фронт на фронт вторжения. На Восточный фронт поставляли самолеты с летными характеристиками, превосходящими противника, и, кроме того, воздушная тактика русских обычно была более безопасна. По этой причине, если на Востоке необходимо было одержать сотню побед, чтобы получить Рыцарский крест, то на Западе было достаточно двадцати.

Вирц представил доклад о сложившейся ситуации в Берлин. Он обратился к своему старому командиру, который теперь был инспектором в штабе командующего истребительной авиации. Ему повезло, поскольку оберст Траутлофт, как и его начальник, генерал-майор Галланд,[83] проводил очень мало времени на Лейпцигерштрассе, 7.[84] Вирц сумел встретиться с ним.

– Так, старый черт, как вы поживаете? – весело спросил оберст, хлопая его по плечу. Он принял Вирца в своем автомобиле во время продолжавшейся несколько часов инспекционной поездки в испытательный центр в Рехлине,[85] имеющий репутацию места, саботирующего прекрасные проекты наших конструкторов и под предлогом военной целесообразности превращающего их в неуклюжие «ящики».

Теперь оберст поделился с Вирцем своими впечатлениями. Наконец, Траутлофт начал говорить о личных вопросах и упомянул фамилию генерал-флюгцойгмейстера.[86] Вирц впервые узнал о том, что кончина генерала Удета была иной, чем гибель Вернера Мёльдерса.[87]

Траутлофт рассказал о том, какими помпезными были государственные похороны генерала Удета. Государственная пропаганда пускала людям пыль в глаза, говоря о том, как выдающийся герой посвятил свою жизнь Германии,[88] а безжалостный злодей[89] заставил его совершить самоубийство. Летчик, который не смог встретить смерть в воздушном бою, вынужден использовать револьвер или склянку с ядом. Генерал-майор Галланд был среди шести старших офицеров, которые с обнаженными шпагами несли почетный караул у гроба Удета. Позднее он сказал Траутлофту, что его едва не вырвало, когда подлинный убийца положил свой показной венок на могилу.