Столкновение - Глеб Ковзик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В самом деле? — Отец попытался вспомнить, что же красивого есть на Катанге. Но перед глазами всплывали только серые, покрытые рыжеватой плесенью валуны всех диких форм, топкие земли с редкими газовыми огоньками, грязные ледники, карликовые деревца с погнутыми кронами, кустарник с водянистой ягодой, наконец, давно исчезнувшие манты, покинувшие обхоженный человеком край.
Вновь помолчали. Блещет пушистая золотая звезда над головой Отца.
— Простите, но вынужден не согласиться, — продолжил Отец. — Сумрачно, холодно, короткое и душное лето, часто смрад, грязные воды…
Феранда засмеялась.
— Это потому, что вы не хотите видеть красоту в естественном.
— Хочу, но не могу. Помогите же.
«Грустно», сказала девушка и окунула ногу в озеро. Вода, должно быть холодная.
— К тому же, почему же она непокоренная? Лирика, как по мне.
— Искренно говорю вам — планета не только не покорилась, но берёт на измор. Вы погибаете.
Отец рассматривал Феранду, её лицо, движения, и не находил никакого сходства с теми забитыми существами её пола, живущими в посёлке. Он честно пробовал её понять, не используя дар; взгляд, полный ясности, глубоко проникающий, был обращен в его сторону, и чувствовалось, как будто его прознали, вычитали от и до биографию; без прикосновения к ней, казалось, её тепло лучами согревает даже вечно холодные камни.
— Зачем вы тут? — спросила Феранда.
— Мы? У нас есть цель.
— Какая?
— Исторгнув грех прошлого, в труде добыть добро для всех.
— Чепуха! — Феранда скривилась в недовольстве. — Яснее прошу.
— Мы возвели колонию, основали новую Семью. Такова миссия, данная нам Терра-Империум, нашей матери и хранительницы.
— Лебеда, пустота, чепуха, — Феранда встала перед ним, вся напрягшись. — Как хорошо, что я не родилась от вашей матери!
Отец смутился. Было ли оскорбительным заявление?
— Вы что, не из Терра-Империум?
— Ни разу не бывала!
«Удивительно. Так много прояснилось, — подумал Отец. — Передо мной стоит свободный человек. Только жители далеких миров, не присоединившиеся к Большой Семье, способны так мыслить и воспринимать мир. Мы, двоемыслящие, произносим свободу слишком легко, непринужденно, без усердия и чувства, формалистически. Нам говорят, что есть свободные люди, а мы смеемся, ибо верим — свобода существует только за пределами внешних обстоятельств, что невозможно принципиально.
Но вот она, Феранда, стоит, уперши руки в бока, глядит на посёлок с вызовом, полным презрения и бесстрашия.
Если человек Терра-Империум, такой, как я, не верит в свободу, то человек, подобный Феранде, движим ею. Когда человек Терра-Империум говорит «Даже в свободе я несвободен», то Феранда лишь смеется «Даже в клетке я вольная птица».
Пока он размышлял, Феранда зашла в воду по самые плечи. Наплававшись, она собрала вещи и попросила проводить обратно. Согревшись от движений, ступающая по кочкам девушка вновь разговорилась.
— Я долго наблюдала. Вы погибаете. Пожалуйста, не обижайтесь, но это так. Правда такова, что вы и вся колония — деструкция. Хаотически цепляетесь за живое.
— Решительно с вами не согласен… — неуверенно прозвучало из уст Отца.
— Это пока. В вас есть нечто приятное, лучшее, чем у большинства здешних персонажей. Кажется, я сталкивалась с отцами в других, более весёлых местах. Скажите, вас
Они дошли до поселка. Пути расходились. Перед расставанием Феранда сказала Отцу: «Всё равно я буду бороться. Всё равно моя клетка исчезнет. Я стану здесь многим. Вы останетесь ничем. До свидания». Девушка поцеловала в щеку Отца, он не сопротивлялся, скорее обрадовался этому теплу, согревающему и живому.
Рассветало. С зелёных, накрытых полусферой полей фактории двигалась машина с каторжанами. По улице бродил лысый человек, требовал от каждого фонарного столба вернуть венерианские рубины.
14
В баре стоял шум. Тупой, некрасивый, со множественной вмятиной на лице андроид ручной сборки по имени Сапп прислужливо уточнял у каждого «Чего изволите?», наливал стакан бражки и просил не бить посуду. За дальним столом сидел изрядно выпивший майор Бу в компании Гаррисона и Отца. Гаррисон, поседевший, истончавшийся, но всё ещё вытянутый по-офицерски, угрюмо цедил бокал и выслушивал бахвальные речи начальника, Отец читал книгу и делал в ней пометки. Пахло пролитым, поверхность чувствовалась липкой и запачканной, а со стен едва брезжил свет от слабых светильников.
— Кто там! А ну, иди к нам! — прокричал майор Бу зашедшему человеку.
Отец отвлекся от книги, чтобы посмотреть на посетителя. Им оказался Хиндли. Он зашел, встал, как вкопанный, посередине зала, и только с третьего оклика обернулся на их стол.
— Как дела, старина? — спросил надзиратель, улыбаясь и покачивая головой. — Присаживайся, давай-давай, не стесняйся. Гаррисон, подвинься, много места занял!
— Да совесть мучает меня, понимаете, майор Бу.
— А что такое? А ну, рассказывай нам!
Хиндли рассказал, что с Ферандой, похоже, пора кончать.
— То есть, «кончать»? — удивился Отец.
— Ну, понимаете, тяжко с ней.
Купил он её за урановые капсюли и тонну никелевых чушек, добро немалое и скопленное непосильным трудом. Майор Бу не выказал никакого знака осуждения, когда услышал цифры краденного добра. Старик Джон говорил, как он с ней по-доброму, как нежно бьет её, как гоняет голой по картофельному полю, да работать заставляет по чуть-чуть, двенадцать часов от силы.
— Я же хочу, чтобы сладко жилось под старость. Сколько мы здесь служим, а, Отец? Сорок лет? Сорок блядских лет!
— Чувствую горечь в твоем сердце, старина. Давай выпьем!
Выпили. Майор Бу рыгнул, вызвав у сидящего рядом Отца чувство стыда.
— И вот ведь что. Девки-то мои, две предыдущие жены, её тоже не любят, иногда подлости делают, корят, унижают за то, что им тоже всыпают по первое число. Так-то вот.
Подкатил андроид с тупой рожей на лице, виновато уточнил «Ещё желаете?». Старик Хиндли заказал компании забористого виски.
— Гулять так гулять. Мне шестьдесят один. Дети не выдались ни умом, ни рожей, ни смекалкой, служба не выдалась, труд паршивый, на душе дерьмово, словно эта Катанга со своими пустынями, болотами и затхлыми лесами проникла куда-то глубоко внутрь сознания. Ненавижу жизнь, так-то вот. А ты чего молчишь, Отец? Тебе же успокаивать сомневающиеся души приказано.
Майор Бу как-то сурово, насупив черненькие бровки, сквозь кругленькие очки посмотрел на Отца. На майоре была полинявшая от солнца воинская форма Терра-Империум — одно из немногих напоминаний, кому принадлежала эта давно забытая имперскими чиновниками колония. Кто знает, не став бы отправлять они груз космическим челноком, спохватился бы кто-то в столице? Да хоть бы в генерал-губернаторстве…
Отец, чье вытянутое и покрытое глубокими морщинами лицо едва ли выражало эмоции, тактично ответил, что готов выслушать все печали колонистов.
— Каторжан, — поправил майор Бу.
— Эге-гей, господин начальничек, я
