Литературная Газета 6486 ( № 44 2014) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принимая в обход законных процедур свои единоличные решения, Василенко хотела переложить на членов СРП ответственность за свою несамостоятельность и злоупотребления полномочиями председателя правления Союза российских писателей. Но Светлана Владимировна ошиблась, если думала, что мы безропотно примем любые её решения.
Мы заявляем С.В. Василенко своё недоверие как руководителю СРП и призываем добровольно сложить с себя полномочия первого секретаря правления Союза российских писателей.
Мы также сообщаем, что наше письмо открыто для подписей всех писателей, которые разделяют нашу позицию и взгляд на нынешнюю ситуацию в СРП.
Члены Союза российских писателей:
Павел Басинский, Алексей Варламов, Борис Евсеев, Владислав Отрошенко, Олег Павлов
От редакции
«ЛГ» многократно писала о странных сближениях С. Василенко, председательницы Союза российских писателей, позиционирующего себя как демократическое объединение, с литфондовским деятелем И. Переверзиным, известным своим радикальным почвенничеством. Во всяком случае, и на конференциях, и в судах, и при написании писем в инстанции, в которых содержались оскорбительные выпады в адрес известных писателей и нашей газеты, Василенко с Переверзиным всегда действовали рука об руку. Странно, что члены правления СРП этого не замечали. Но лучше поздно, чем никогда. И «Литературная газета» разделяет возмущение литераторов, подписавших публикуемое обращение в связи с хулиганской травлей Владимира Толстого, развязанной И. Переверзиным, С. Куняевым и примкнувшей к ним С. Василенко.
Справедливости ради нужно добавить, что ещё один член руководства СРП всегда горячо поддерживал неадекватных людей из литфондов. Речь идёт о питерском писателе Михаиле Кураеве, принявшем, кстати сказать, самое активное участие в пресловутом майдане на Поварской, о котором мы подробно писали. Мы поддерживаем позицию Павла Басинского, Алексея Варламова, Бориса Евсеева, Владислава Отрошенко, Олега Павлова и считаем, что их выступление – это шаг к оздоровлению литературного сообщества.
Теги: литературный процесс
По Графоману тоскую…
Тоскую по громадному, честному, былому Графоману. Такому настоящему, с толстой рукописной, плотно зашнурованной папкой. Только увидишь его на пороге редакции (а он почему-то любил по обыкновению белую суконную - парадную! – одежду и летом иногда соломенную с широкими полями шляпу), только заглянешь в рукопись – и всё сразу ясно: Графоман. Где ты, дорогой человек, великий прожектёр, мечтатель, радетель за всемирную справедливость? Нету тебя. Вымер, как мамонт.
А кто остался взамен? Свято место пусто не бывает? Не бывает. Взамен остались ладненькие, гладенькие, лысенькие слоники, похожие на скинхедов в отличие от мохнатых мамонтов. Иногда до того гладенькие, что кажется – мраморные. Да и графоманами их сразу не назовёшь, с ходу не распознаешь. Особенно в стане стихотворцев.
Техника стихосложения на высоком уровне, как правило. Плюс изощрённость форм и тропов. Всё знают, всё умеют, всему обучены. Верлибр – на западный манер, частенько без знаков препинания. А если рифма, то уж такая закрученная, что сам Семён Кирсанов, виртуоз из виртуозов, языком бы, пожалуй, прищёлкнул от восхищения!
Слушая или же читая их молодые, отлично скроенные стихи, ты искренне восхищаешься и думаешь про себя: "Вот же племя народилось! Они ошеломят мир, они перевернут устаревшие представления, они, они[?]"
Но вот что удивительно: только окончилось чтение, только вышел из зала, через какой-то десяток шагов по улице, силясь вспомнить, что слушал, чем восхищался, вдруг с ужасом осознаёшь – не можешь вспомнить ни строчки! Да какое там строчки, ты вообще не помнишь ничего. О чём это было? Что это было? И было ли что-то вообще?
И понимаешь – тебя просто надули… не фокусники даже, а ловкие жулики, разводящие людей на «шарики-марики». Напёрсточники!
Боже ты мой, что же это за чародейство творилось в зале? Ведь владеют, черти, всеми приёмами стиха, могут что угодно наворотить… а стихи через несколько минут смываются в памяти, как смываются самые затейливые, невероятные сны.
И со временем приходит осознание – да это же новый вид или подвид графомании! Техника есть, величия нет…
Вот-вот, ключевое слово нащупано – величие. Вспоминается прекрасная, печальная ода графоману 60-х годов, пропетая Ярославом Смеляковым. Это о том великом и честном Графомане, которому писатели и редакторы, собираясь за рюмкой в компании, мечтали поставить памятник.
«Памятник Неизвестному Графоману».
В каждой шутке есть доля шутки. Кормились от громадных рукописей Великого Графомана многие профессионалы. Внутренние рецензии в советских издательствах очень неплохо оплачивались. Очень!
Вот строфа из оды Смелякова «Поэты»:
«…замыслов величье
Их души собственные жгло,
Но сквозь затор косноязычья
Пробиться к людям не могло…»
И – совершенно независимо от Смелякова – Анна Ахматова говорила о том, что в конечном итоге всякое состоявшееся произведение оценивается по величию замысла. Смеляков же в отличие от Ахматовой отважился воспеть и несостоявшихся. Несостоявшихся гигантов.
Вот чего недостаёт нынешнему гладенькому, чистенькому, виртуозному графоману, каким-то чудом или чародейством преодолевшему тот самый «затор косноязычья», о котором писал Смеляков, недостаёт величия замысла.
Как ни крути, как ни верти, а если два таких разных поэта, как Смеляков и Ахматова (да и не только они!), говорят об одном и том же, ставят один и тот же диагноз, нельзя не прислушаться. И не затосковать…
По Графоману тоскую…
Теги: литературный процесс
Квантовый ритм
Поэзия - прежде всего здесь и сейчас тромб: кризис мироздания, скрепляемый лишь сугубо личностным дыханием и – вдохновением автора. Это особое царство: вдруг – где решение любых "последних" вопросов самодержавно и симфонично[?] в своей положительной неразрешимости. Сродни самой Вечности и тайне Бытия. Вся эта парадоксальная содержательность органично преисполняется в творчестве молодого русского поэта Вадима Черемных, открывшего для себя ни много ни мало «Белый» космос в его внечеловеческой объективности: «без нулей» и единиц» – и одновременно (=одновечно!) в его «юной», вечно смелой пассионарной открытости: «ветру ноября». Сокровенно-квантовому ритму и собственно космоса, и собственно стихов: души – нашего перекрёстного: «автостопом» – дебютанта.
Пётр КАЛИТИН
Вадим ЧЕРЕМНЫХ
Чёрные лошади
Нескромная осень – остывшая сталь
Тупой парикмахерской бритвы.
А город безмолвный причёсан под ноль,
В гримёрке помадой – молитвы.
Гвоздями прогнулся худой календарь,
Здесь празднично красные лимбы.
Ветра, выдувайте из раны всю соль,
С голов – маскарадные нимбы.
А чёрные лошади – ветр ноября
Аллюра тяжёлая кода.
Срываются к дьяволу все якоря,
Чтоб сгинуть в проблеме болота.
Артист заползает на сцену – как в кров,
И рампа теплом согревает.
Артист оживляет холодную роль,
На минном помосте играет.
Он стал неотъемлемой частью ветров,
Срываются старые маски.
Какой будет боли богатый улов,
Как выцветут мёртвые краски!
Пусть чёрные кони в театр ноября
Проскачут надменным галопом.
На дне затаились мои якоря.
Взлетела душа – автостопом.
Теги: современная поэзия
«Пламя» – Лермонтову
Вышел в свет новый номер журнала "Пламък" («Пламя»), посвящённый 200-летию великого русского поэта и писателя Михаила Юрьевича Лермонтова.
Журнал «Пламък» основан в 1924 году великим болгарским прозаиком, поэтом, антифашистом Гео Милевым. В последние несколько десятилетий журнал возглавляет известный болгарский поэт Георгий Константинов, автор около 30 поэтических сборников, около десятка детских книг.
Верная своим традициям, редколлегия журнала представляет лучшие переводы стихов поэта, осуществлённые как известными болгарскими поэтами и переводчиками: Петром Велчевым, Андреем Германовым, Григором Ленковым, Любеном Любеновым, Стояном Бакърджиевым, Найденом Вылчевым, так и новыми молодыми переводчиками из провинции: Георгием Ангеловым, Татьяной Любеновой, Георгием Христовым.
